сон (1/1)
Его сосед?— самый настоящий придурок, человек-катастрофа, вечно хмурый идиот, острый на язык козел. Эта характеристика, по мнению Сэма, просто идеально описывает Барнса. И даже добавлять ничего не нужно.Сэм иногда задавался вопросом: где же он так накосячил, раз ему в соседи достался Баки? Ответа почему-то не находил, ну потому что нигде не мог он так насолить чертовой вселенной, чтоб ему в наказание (звучит, возможно, слишком громко, но Сэм действительно считает Баки наказанием) достался этот отморозок. Чаще всего в процессе долгих и упорных размышлений, когда Барнс медленно, но верно в очередной раз выводил его из себя, Уилсон приходил к мысли, что стоит пойти и напроситься в соседи к кому-нибудь другому. Менее косячному и более дружелюбному. К кому-нибудь нормальному.У Барнса была одна хреновая привычка, которая с лихвой перекрывала его мудацкое поведение и просто отвратительный характер,?— делать все в самый последний момент. То есть, буквально все и буквально в последний момент. И все бы, наверное, было нормально, если бы часто в такие моменты Сэм не оказывался рядом: они, черт возьми, соседи, живут вместе и видятся слишком часто (ха-ха, спасибо, вселенная, замечательная шутка).Баки?— ходячая катастрофа, самый мудацкий мудак из всех мудаков на этой чертовой планете, просто-напросто безмозглый кретин, который начал подготовку к экзамену за два дня до его проведения. Уилсон, может, пошутил бы сейчас, съязвил бы в своей привычной манере, но не может: внутри кипит раздражение и злость, а накопившаяся за день усталость накатывает сильнее и сильнее, и сил нет совсем.—?Барнс, хватит бубнить. Я тут уснуть пытаюсь, а ты мешаешь!В ответ раздается короткое ?отвали? и протяжный вздох, полный вселенского отчаяния.Сэм резко переворачивается на другой бок, лицом к сгорбленной спине Баки, и язвительные слова уже почти слетают с языка, но вслух он не произносит ни слова: его сосед вымученно стонет и, ругаясь, бьется головой о стол. Потом еще раз. И еще. Не сильно, но, наверное, достаточно ощутимо.—?Я завалю этот экзамен.Это, скорее всего, были просто мысли вслух, вряд ли Барнс решил поговорить с ним, но Уилсон, садясь на кровати и проводя ладонью по лицу, все равно отвечает, устало вздохнув:—?Да сдашь ты его, придурок. Поменьше накручивай себя, и все будет нормально.Джеймс оборачивается к нему, смотрит полными отчаяния и грусти глазами, и Сэм отмечает про себя, что выглядит слишком измученно: волосы, обычно собранные в какую-нибудь прическу (будь то самый обычный хвост или пучок на макушке, из которого выбивались короткие темные пряди), растрепаны, под глазами залегли глубокие тени, на щеках уже заметная щетина (даже при таком плохом освещении, состоящем из яркой настольной лампы и бледного света желтобокой луны), а в небесной лазури его глаз сейчас плещется вселенская усталость и немой призыв о помощи. Ну, насчет последнего Уилсон не уверен, ему просто так кажется.—?У меня экзамен меньше чем через сорок восемь часов, а в электродинамике и квантовой физике я все еще мало что понимаю,?— Джеймс поджимает губы, отворачивается, придвигаясь на стуле ближе к столу, и начинает что-то писать, проговаривая вслух слова. Достаточно тихо, чтобы не расслышать точных фраз, но зато достаточно громко, чтобы это мешало уснуть, когда в комнате висит почти звенящая тишина, нарушаемая Барнсом.Острый локоть быстро движется по гладкой поверхности стола, заваленной учебниками и тетрадями, темная макушка резко движется то вправо, то влево, а Баки все продолжает что-то тихо проговаривать про себя, иногда громко ругаясь и резко дергая рукой, зачеркивая написанное.Сэм молча наблюдает за ним несколько минут, подперев голову рукой. Барнс действительно человек-катастрофа, и Уилсон все еще не понимает, за что ему все это. Он смотрит на Баки, мечтая о нормальном сне, и слегка улыбается, когда тот откидывается на спинку стула, хлопая себя ладонью по лбу.—?Это же легко. Чего там может быть непонятного? —?Сэм сцепляет пальцы в замок, слегка подаваясь вперед. Баки машет на него рукой, даже не оборачиваясь, вновь утыкается в свои записи и раскрытые учебники, чешет ручкой затылок, коротко выругиваясь, и начинает что-то шустро писать, мотая головой.Иногда Уилсон искренне жалел, что ему в соседи достался Барнс. Но?(что странно) уж точно не сейчас. В такие моменты, как сейчас (когда Джеймс, уставший, растерянный, грустный, почти умоляющий?— Сэм все-таки думает, что это плод его больного воображения,?— находится рядом, только сделай четыре шага, протяни руку и коснешься сгорбленной спины), Уилсон хотел помочь Баки, успокаивающе погладить по голове, объяснить что-то, чего тот не понимал, чуточку облегчить страдания.Это было странно, на самом-то деле. Сэм знал точно?— Барнс его бесил. Всегда выводил из себя. Но когда он брался за что-то, что можно было сделать давно, а времени у него почти не оставалось, привычное раздражение медленно отступало, уступая место острому желанию помочь, успокоить. И даже тут он был полнейшим кретином: почти никогда не принимал чужой помощи, предпочитая справляться со всем свалившимся на него дерьмом сам. Упертый баран.—?Барнс,?— Уилсон кашляет в кулак, прочищая горло, и встает с кровати, подтягивая пижамные штаны,?— я знаю, что ты слишком гордый, чтобы принять от меня помощь, но я могу тебе помочь.Баки на секунду оборачивается к нему, кидая растерянный взгляд, и зажатая в пальцах ручка выпадает из рук, дробно стуча по темной поверхности стола.—?Не смотри на меня так,?— он подходит к Баки, зевая и прикрывая рот ладонью.—?С чего это вдруг ты решил помочь?—?Я все еще хочу выспаться, а ты мне мешаешь,?— Сэм пожимает плечами, склоняясь над столом и пробегая взглядом по исписанным корявым почерком строчкам. Некоторые формулы не получается прочитать с первого раза, и Уилсон мысленно ругается, склоняясь ближе и щурясь, когда свет от лампы попадает в глаза, и вчитывается в конспекты. —?Могу объяснить эти темы быстро и понятно, но только если ты будешь слушать.Что удивительно?— Баки кивает, чуть отъезжая на стуле в сторону, чтобы Сэму было лучше видно. Если честно, Уилсон думал, что Барнс сейчас начнет отнекиваться и возражать в своей излюбленной манере, но (и это действительно удивляет) он почти молча согласился принять чью-то помощь. Господи, он даже от Стива, своего лучшего друга, которого считает почти братом, редко принимает помощь, долго упираясь и отнекиваясь, прежде чем все-таки сдается, а тут… просто пиздец, прости господи.Сэм, пробегая взглядом по формулам, все еще думает, что его сосед является самым настоящим придурком, с которым, по сути, даже разговаривать не стоит. Но он склоняется ближе, рукой слепо шарит по столу, хватая карандаш, и начинает говорить, медленно и тихо, отчаянно мечтая провалиться в сон, потому что у него, если что, тоже экзамены. И Джеймс, внимательно следя за острым грифелем, указывающим на буквенные обозначения, опирается головой на раскрытую левую ладонь, кивая и пытаясь вникнуть в суть объясняемого материала, говорит тихо, едва ли не шепотом:—?Спасибо, Сэм.В такие моменты, когда Баки иногда (слишком редко, черт возьми; почему он такойупрямый придурок?) принимает его помощь, тихо благодаря, Сэм краснеет, путаясь в собственных мыслях. Но потом старается взять себя в руки, пытаясь отбросить ненужное в такие моменты смущение прочь (получается, конечно же, так себе).
Он помогает своему своему соседу просто из солидарности.
Сэм все еще ненавидит его.
Наверное.