7. ?Вселенная? (1/1)
Конрад Гонконг находится в одной минуте ходьбы от Сотбис, в соседнем небоскребе. Мэй возвращается в отель, выпив еще один грассхоппер, и не знает, остался ли Топ на вечере или тоже ушёл. От лифта на сорок седьмом этаже она неспешно и беззвучно проходит по мягкому ковролину к своему номеру, открывает дверь электронным ключом и, задумчиво остановившись на входе, оборачивается, задержав взгляд на дверях напротив, которые ведут в номер Топа. Мэй знает, что о таком размещении на одном этаже он сам договорился на ресепшн до её прилета в Гонконг в этот день. Простояв так несколько секунд, она проходит к себе и захлопывает дверь. За последний год, пересекаясь с Сынхёном и оставаясь потом наедине с собой, она иногда всё ещё вспоминает его последний длительный визит к ней в L.A. и череду событий, после которых их отношения кардинально поменялись. А началось всё с одной красивой картины, которую можно символично считать отправной точкой для нескольких безрассудных эмоциональных слов и поступков. Оба повели себя импульсивно, при этом очень по разному среагировали уже на случившееся. Мэй, проявившая сперва терпимость, и после хотела быть доброй и понимающей, но стала холоднее. Топ же наоборот, вспылив вначале и отстранившись, потом пытался вернуть то, что было, но безуспешно… Картина же была новым, но не простым, приобретением Хейванс Гэллери, её можно назвать трофеем, который был добыт Ванессой для одного vip клиента галереи. Она убедила обладателя этой работы, очень немолодого Нью Йоркского коллекционера, расстаться с полотном, пообещав ему одну эксклюзивную картину из собрания своей галереи. Конечно, все были в плюсе. Ванесса расставалась со своим полотном в пользу старика по цене выше, чем та, по которой она приобретала её одиннадцать лет назад. Старик из Нью Йорка получал более ценную живопись от Ванессы взамен той, с которой расставался, безусловно, доплачивая разницу в цене за более ценный экспонат. А vip клиент Ванессы, покупая по цене, в которую входила комиссия галереи, получал, впрочем, то, что хотел, и мог забрать картину после её восьмидневной экспозиции в Хейванс Гэллери. Это было абстрактное массивное двухпанельное полотно, не имеющее ошеломительной известности, но очень популярное среди поклонников стиля и творчества художника. Абстракция называлась ?Вселенная? и состояла из миллионов синих точек, различающихся по оттенку, при этом все точки были разными в прорисовке. Очередной двухнедельный визит Топа в Лос-Анджелес к Мэй близился к концу, и в один из рабочих дней вечером Топ приехал к ней в галерею. Полотно как раз в этот момент заканчивали водружать на стену. Топ увидел абстракцию и с восхищением стал рассматривать. Мэй подошла к нему, когда он задумчиво стоял, гипнотизируя картину взглядом, и уставилась с тем же восхищением. Глаза её бегали по этим мелким точкам на холсте, она приблизилась и подалась немного вперед, разглядывая всё более тщательно.—?Вау! У этой картины неимоверная коммерческая ценность! —?она сделала паузу, продолжая всматриваться,?— Работа не новая, посмотри на краску… Если художник уже ушел в мир иной, то цена будет точно шестизначной. Как говорится, ?no death?— no art?… —?Топ наблюдал за ней и ему казалось, что Мэй разглядывает картину не как предмет искусства, а как предмет наживы. Но Мэй не была такой, у неё восхищение предметами современного искусства всегда цепко переплеталось с искусством продаж. —?Я должна узнать за сколько Ванесса её взяла, и за сколько мы это отдаем,?— Мэй произносила отчетливо каждое слово в порыве азартной заинтересованности. —?Ванесса!!! —?Крикнула она и удалилась в сторону кабинета леди-босс, а Сынхён смотрел ей вслед и зверел. Топ был зол и возмущен её отношением к искусству. Из-за их банальной несовместимости в одном вопросе они повздорили. А вопрос был лишь в том, что их деятельность и менталитет отличались. Топ был выходцем из очень творческой и очень состоятельной семьи, где, вопрос денег и обеспеченности не стоял вовсе, а учитывая азиатский взгляд на жизнь, его учили создавать ценности и чтить традиции. Мэй же в Штатах научилась все упрощать и приумножать доходы, но вовсе не из-за жажды денег или из-за их нехватки, это был чисто американский подход. Топ курировал, консультировал, выбирал и по настоящему ценил. Мэй же оценивала возможность продать и заработать. Его отношение к живописи было несколько тоньше и возвышенней, чем у Мэй, как к какому-то творению, чем вообще-то, конечно, и являлись картины, но именно эти возвышенные критерии были для Топа первостепенны. Для Мэй же первостепенным был коммерческий интерес к полотнам. Цена интересовала Сынхёна только в том случае, если он приобретал живопись для семейной коллекции, которая пополнялась несколько поколений, и в первую очередь он оценивал эстетическую и концептуальную значимость творения, после?— ценник. А на курируемых им выставках и аукционах, картины всегда продавались, хоть и не все без исключения, но многие, отчасти благодаря его репутации коллекционера, а отчасти благодаря его профессиональному эстетическому подходу к делу, и именно с таких продаж он получал процент. Но Топ, в отличие от Мэй, никогда не продавал напрямую. Ещё в галерее, после того, как Мэй вышла от Ванессы, Топ начал с лёгкого и сдержанного недовольства, которое усилилось уже в машине и переросло в гневное возмущение, пока Мэй была за рулем своего Эскалэйд, доставляя их из Беверли Хиллс домой в Даунтаун. Она слушала его рассуждения и версии о вероятном отсутствии у неё чувства прекрасного, о возможном желании просто навариться на шедеврах и не только на них, о том, что, очевидно, для неё сложное искусство?— плохо, а слишком простое?— тоже фигня, но главное то, какой ценник висит на картине. Мэй не шла на открытый конфликт и не спорила с ним, упомянув лишь о том, что продавать искусство?— её работа. Она дождалась, когда они приехали к ней, а потом спокойно, без оправданий, напомнила Топу о своей избирательной любви к живописи, подводя к мысли, что она не напрочь меркантильная торговка. Она действительно не была такой, просто её приоритеты были расставлены не так, как у Сынхёна. Абстрактная живопись была для Мэй той узкой сферой, которую она обожала и в которой разбиралась досконально, имея знаний в этой нише больше, чем некоторые более опытные арт-дилеры, искусствоведы или арт-критики. Именно абстракцию она считала лучшим явлением в искусстве. Мэй не любила работы художников, которые создавали идеально продуманные сюжеты для картин, она вообще не воспринимала никакую предметную живопись, отдавая предпочтения полотнам, которые сходу, при первом взгляде погружали её в бессознательное и заставляли не анализировать, а сперва чувствовать. Это как раз именно та ?мазня?, вешая которую на стену, нельзя быть уверенным, что правильно определил, где там верх, а где низ. Абстракцию она умела толковать, находить в ней концепт и продавать. Это было для неё неким ритуалом даже. Мэй специально не украшала стены своих апартаментов картинами, потому что от абстракции она зависала и не хотела отвлекаться на сложные эмоции в том месте, где живет. Топ знал об этом обо всем еще с начала их отношений и понимал, что её восприятие абстракции отличались от его. Он даже где-то по доброму завидовал Мэй, потому что такое погружение в живопись ему было недоступно, он сперва оценивал эстетику, не всегда проникая глубже. На стенах у Мэй висели не картины, а огромные фото-шедевры высокого разрешения с пейзажами урбанистических городов, что, к слову, украшало интерьер её апартаментов покруче любых полотен. До обратного вылета Сынхёна в Сеул оставалось еще три дня, но натянутость между ними полностью не ушла за это время. Мэй искала компромиссные точки, не поднимала эту тему больше, и Топ не поднимал. Она прощупывала его настроение, проявляя чуть больше внимания и наблюдая за ним. Мэй больше не собиралась обсуждать то, что произошло, так как не видела смысла. Для неё была очевидна культурная разница и неодинаковые приоритеты в подходе к работе. Топ тоже это понимал отдаленно, но не очень отчётливо, потому что в его памяти стучало ритмично ?no death?— no art?, заглушая здравый смысл. Мэй думала, он остынет и поймет, что это была просто эмоциональная реакция, и все наладится. Между ними ведь было все хорошо. Отношения радовали, взаимные чувства были очевидны, секс был изумительный. Топ же начал вести себя так, будто узнал о какой-то грязной и порочной связи Мэй из прошлого и не мог избавиться от неприятного осадка, вызванного этим знанием. Вернувшись в Сеул, Топ позвонил рано утром по Лос-Анджелесу, но чувствовалось, что его еще не отпустил этот ?осадок?. Было шесть утра, он разбудил Мэй. В Сеуле же был уже поздний вечер. Она списала слегка ворчливую манеру Топа в разговоре на разницу часовых поясов, усталость после почти двенадцати часов перелета и на его занятость, ведь Топ вернулся в Сеул фактически за день до очередного арт-мероприятия, которым он дистанционно занимался из L.A. Но она прекрасно успела изучить его за три года, хорошо чувствовала и знала, что немногословие Топа и, казалось бы, сперва подчеркнутое отсутствие эмоций?— это всего лишь внешние проявления, на самом же деле он был очень чувствительный и переменчивый. А такой выход эмоций и его реакция настораживали Мэй. Она понимала смысл шутливо-ироничного выражения о том, что рано или поздно все тайное или тревожное становится психозом или истерикой. Потому у Мэй полетели в голове разнообразные вопросы. ?Что у него там творится? Мне нужно лететь к нему в Сеул! Зачем я вообще почти всегда отказывалась от приглашений прилететь к нему? Считает, что карьера или деньги для меня важнее? Важнее чем, что? Чем эта долбанная картина? Чем искусство? Чем он и отношения? Он же видит мое обожание… Бред какой-то. Все же хорошо. Нам просто надо поговорить, мы же умеем говорит обо всем!?. С такими каруселями мыслей она и уснула в тот день. Утром Мэй встала немного раньше будильника и поплелась на кухню, начав свой день традиционно со стакана воды и своего любимого завтрака?— творог, несладкий йогурт, немного мёда, банан, клубника, киви и чашка хорошего кофе без молока и сахара. Она поставила все на длинную стойку, разделяющую зону кухни и просторную зону гостиной, забралась на высокий барный стул и включила телевизор висевший напротив, но только, как звуковой фон, тихо, не собираясь смотреть ничего. Неспешно листая ленту в Инстаграм, Мэй наткнулась на селфи, выложенное Сынхёном, час назад, как указывал Инста, c отметкой локации в неком Club WHITE Seoul. Взгляд Мэй въелся в это фото, где Топ был запечатлен со смеющейся физиономией и какой-то юной девицей за его спиной, тоже задорно ржущей с прикрытыми глазами. Мэй отреагировала на фото обычным любопытством, без ревности или злости. Фото выглядело странно в его ленте, потому что за три года отношений Топ ничего подобного не выкладывал в соцсети, да и вообще, всё, что он публиковал, сильно отличалось от этой фотографии. Она прикинула, сколько может быть времени в Сеуле с учетом разницы в часах и поняла, что около часа ночи, а значит, Топ прямо сейчас тусит там. Она перешла на страницу локации, ткнула ?недавние?, и увидела ещё пару фоток с лицом этой же девушки. Аккаунт, опубликовавший эти развеселые кадры принадлежал не ей, но на этих фото девица была отмечена. Некая Ким Дженни… Мэй перешла на её страницу, обнаружив, что аккаунт закрытый. Вернулась туда, где она была отмечена, перешла на страницу автора этих фоток, такой же гламурной кисы, как и сама Ким Дженни, а там уже были свежие сторис, транслирующие безудержное клубное веселье и Топа, обжимающего иногда эту Дженни у барной стойки и во время пританцовывания под орущий хип-хоп с бокалом чего-то крепкого в одной руке… Мэй не имела привычки выжидать и манипулировать, потому она набрала его, считая гудки, один за одним, звучащие из телефона. Топ ответил не быстро. Орущая на фоне музыка не давала сразу понять по его ?Мэй, алло…?, насколько он пьян.—?Привет. Можешь перезвонить мне из более тихого места? —?Мэй произнесла громко и отчетливо, чтобы он всё услышал сквозь музыку, и чтобы не пришлось повторять дважды, если он ещё вменяем.—?Да, перезвоню,?— сказал Топ достаточно внятно.И он перезвонил через минут пять, не успев ничего сказать Мэй, кроме приветствия. Она, со своей рассекающей пространство прямолинейностью, эмоционально вывалила информацию о том, что увидела в соцсетях, попросив его прокомментировать упомянутое.—?Зачем ты орешь? У нас не те отношения, чтобы выяснять это,?— по голосу стало ясно, что Топ пьян, но не на столько, чтобы ничего не соображать. Его комментарий и тон сильно разозлили Мэй.—?У нас не те отношения, чтобы ты придирался к моему личному восприятию искусства! Я тебе не марионетка без собственного мнения, чтобы ты читал нотации и злился на меня только потому, что я отношусь к чему-то не так, как ты, всё сильно глубоко чувствующий и понимающий. У нас не те отношения, чтобы ты осуждал мою работу и то, что я продаю искусство. Ты меня не содержишь. Но у нас именно те отношения, чтобы я спросила, какого хрена я вижу компрометирующие тебя фото и сторис с некой Ким Дженни? И что все это значит? Когда их отношения начинались и после того, как Топ узнал о том, что Мэй?— арт-дилер, он сперва где-то глубоко прятал вопрос о том, а спала ли она когда-нибудь с клиентами для успешных продаж, учитывая их историю знакомства и легкое сближение, ведь для американских клиентов Мэй была экзотикой. Она дорожила своей репутацией в сфере, потому такого никогда не делала. И Топ удостоверился в этом со временем. Он прилетал раз за разом в L.A. и оставался у Мэй на более длительный период при каждом следующем визите: сперва на неделю, потом почти всегда на две, а иногда и на три. Он временами бывал рядом с Мэй в её рабочие дни фактически везде, куда она ездила и ходила: в галерею ли, на обед в ресторан, или на выездные встречи с клиентами, на которых он тоже пару раз присутствовал. Топ уже давно увидел, что Мэй профессиональна, умна, горда, и потому не станет никогда использовать секс для достижения целей, а ещё убедился в том, что она верна ему. Но выпалил то, после чего Мэй отдалилась от него так далеко, как далеки друг от друга звезды во вселенной.—?Не задавай мне этих вопросов. Я же никогда не спрашивал, спишь ли ты с клиентам, чтобы успешно продавать переоцененное по твоему убеждению искусство, которое ты ещё иногда называешь куцым словом ?товар?. Услышав это, Мэй сбросила разговор.