*** (1/1)

*** Как можно подготовиться к тому, о чём его попросили? Соске, если честно, не представлял; спросить кого-то? Подобное казалось ему самым банальным предательством, да и какой совет ему могли бы дать? Какой-нибудь заядлый не особо искушённый бабник сказал бы, как в той похабной перепевке, растянуть её на подушке и… И откуда только вспомнилось-то, ведь точно не слушал же отродясь и тем не менее, видимо, где-то всё-таки услышал. А вот кто-то навроде Мардукаса, скорее всего, просто бы наорал, такие, как он, попросту не способны понять; и нет, это не значит, что он бездушная сволочь и скотина. Просто если ты не шепчущий, то и не поймёшь, просто не сможешь, и, как следствие, то, что для шепчущего фатально, для обычного человека попросту, как сказали бы многие, черная полоса. Ведь мыслимо ли это представить себе, что в какие-то неполные восемнадцать можно вот так вот ни с того ни с сего угасать. И тем не менее она угасала, он это видел и сам не понимал почему, но при этом понимал. И именно поэтому и согласился, просто почувствовал её отчаяние и не сумел отказать, кому угодно другому?— скорее всего, но не ей. Раздосадованный Соске встряхнул головой и, порадовавшись тому, что сейчас с Тессой осталась Мелисса, выкрутил холодный вентиль на полную. ?Как, как можно сделать нечто подобное???— думал невольно содрогающийся под ледяными струями парень и в то же время прекрасно понимал, что не столько можно и не сколько нужно, сколько попросту надо. Просто потому что пообещал, дал слово, а слово надо держать. Именно поэтому ровно в девять он, несмотря на весь свой раздрай и так и не успевшие просохнуть до конца чуть влажные волосы, стоял у её двери. Про фен он просто позабыл, не до него было. Открывшая ему Мелисса скептически хмыкнула и лишь тихо сказала, что ему придётся уговорить её поесть. Они оба уже знали, что в итоге это получается только и исключительно у него. Как, почему?— сплошная загадка, факт которой в том, что, когда он рядом, она как бы слегка оживает иногда даже улыбается. Всё реже и реже и тем не менее. Спустя пятнадцать минут они остались одни, Мелисса прекрасно понимала, что не знает и не хочет знать о том, какими путями Соске уговаривает девушку на то, что она в итоге для него делает; ни ей, ни Курцу и в голову бы не пришло, что он может сделать ей хоть чтобы то ни было плохое. Это было попросту непредставимо, не в исполнении Соске, и именно поэтому большая часть экипажа наградила посмевшего напоминать парню о правилах хорошего тона Мардукаса такими взглядами, что тот с тех пор даже и не заикался, и вовсе не потому, что так и не понял, что же именно между ними произошло. Просто осознал то, насколько сильно он ошибся. И вот сейчас Соске собирался сделать именно то самое, о чём тот ему и говорил… да, по её просьбе, но любой здравомыслящий человек сказал бы, что это не так, любой, но не шепчущий, а он… он столько времени провёл среди них, что уже даже и не задумывался. Иногда ему самому начинало казаться, что, быть может, он тоже один из них. Эта мысль приходила к нему раз или даже два, отметалась и вот вернулась опять. Почему-то вспомнилось о том, как Тесса рассказывала ему о Резонансе, вот сказал бы кто, истекающий кровью, а поди ж ты, запомнил. Уговорить на стакан воды не составило труда, а затем ещё около часа просто обнимал, тихо вдыхая запах её волос, и, сам того не замечая, давал волю рукам. Когда успел оказаться у неё под футболкой? И только теперь осознал, насколько у неё приятная и такая горячая кожа и нет, не потому что жар?— его-то как раз у неё нет, он бы почувствовал. Просто вдруг со всей ясностью, на которую только мог быть способен, осознал, насколько сильно она его хочет. Не кого-то другого, не некоего абстрактного парня, который удовлетворил бы это её со стороны такое странное практически иррациональное желание, а именно и исключительно его. Казалось, что руки у него живут будто бы своей собственной жизнью, по крайней мере, он был уверен, что не просто не знал, а и представить не мог, и тем не менее просто доверился словно бы подсказывающему чему-то, и, что интересно, более чем получалось, о чём более чем чётко возвестил её едва слышимый стон, такой сладкий и первобытно-понятный. Спустя миг едва ощутимо сжал её такую идеальную грудь. И кто сказал, что она должна быть большой? Вот эта более чем идеальна, словно созданная для того, чтобы уместиться в его ладони. Нежно ласково и поцеловать везде, где только удастся. Как оказались на кровати, как-то не запомнилось?— просто скинул футболку и одним движением подхватил на руки. А затем, не прерывая поцелуя, уложил на кровать и, не давая опомниться ни себе, ни ей, стянул последнее, что осталось из одежды. И, бережно отведя её руки вверх, припал к её болезненно похудевшему животу. Здесь и сейчас ему было вовсе не важно, что из-за того, что она почти ничего не ест, её и так имевшая более чем утончённые формы фигурка приобрела некоторую болезненность. Нежно?— всего на миг?— припал к открывшемуся треугольничку всего на оттенок темнее её прекрасных и таких манящих сейчас рассыпанных по подушке волос и в одно движение, не задумываясь, надавил коленом, тем принуждая развести такие очаровательные ножки, после чего приник к её губам и, поймав момент, вошёл. Её слабый полустон-полувсхлип стал его самой большой наградой. —?Люблю тебя, малыш, пожалуйста, не уходи,?— прошептал он ей на самое ухо и сделал первое поступательное движение, очень быстро перешедшее в такой сладкий наполненный желанием и нежностью ритм. Все его действия были инстинктивны, и он совершенно не представлял того, откуда он всё это знает, просто позволял своему телу действовать и ни о чём не думать, ни о чём, кроме неё и своего желания сделать так, чтобы ей было более чем хорошо с ним. Хотя бы сейчас, здесь, всего на миг забыть почему. Её тихое ?люблю тебя? обожгло, словно удар плети, а быть может, это её впившиеся в его спину ноготки? Здесь и сейчас это было совершенно не важно, именно поэтому он сделал ещё несколько толчков и вместе с ней отдался этому чувству без остатка и уже в полусне услышал тихое: —?Виктор, мой хороший, наконец-то ты только мой… Эти слова, словно бы вмиг обрушившийся на него ледяной душ, заставили очнуться, и он, по-прежнему лежащий на ней, глухо зарычал. Ещё секунду назад наполненные нежностью глаза вспыхнули настоящей совершенно не передаваемой ненавистью, и он прохрипел: —?Ты, я должен был догадаться, что это всё ты, убирайся прочь, София, оставь её, я не позволю тебе! —?спустя миг мир исказился, и её каюта сменилась на эфемерное молочно-белое ничто. Ничто, в центре которого, задыхаясь, трепетал крохотный почти угасший огонёк, что словно щупальцами был оплетён чем-то неприглядно смолянисто-черным, вязким и даже на вид более чем отвратительным, будто бы пропитанный дёгтем полуразложившийся спрут. —?Не смей!!! —?не задумываясь и единой секунды, закричал провалившийся в резонанс парень и, не задумываясь, бросился на помощь, одним движением сметая эти практически сгнившие то ли щупальца, то ли отростки. —?НЕТ, ВИКТОР, НЕТ, ТЫ НЕ МОЖЕШЬ, НЕТ. —?Мразь!!! Убирайся, я не отдам её тебе, НЕНАВИЖУ. —?ВИТЯ!!! —?её полный отчаяния и злобы крик захлебнулся, когда из его груди родилась волна сияющего света и, словно плеть звёздного протуберанца, стегнула начавшую приобретать очертания более чем знакомой девушки тьму. —?ПРОЧЬ!!! ПОШЛА ПРОЧЬ!!! —?практически прорычал парень и, рухнув на колени, прижал к себе едва трепещущий огонёк. —?Не уходи, малыш. Не сдавайся, я не позволю ей. —?В следующий миг во все стороны от него разошлась ещё одна сияющая волна. Она вызвала новый душераздирающий вопль, на этот раз уже полный ненависти и гнева. —?НЕТ, ТЫ НЕ МОЖЕШЬ, ТЫ МОЙ, ТЫ ТОЛЬКО МОЙ… —?НИКОГДА, Я НИКОГДА НЕ БЫЛ ТВОИМ, СОФИЯ. ВСЁ ЭТО ТОЛЬКО И ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО ТВОИ ФАНТАЗИИ. Я ЛИШЬ ВЫПОЛНЯЛ ПРИКАЗ. —?ТЫ ЛЖЕШЬ, ЭТО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ ПРАВДОЙ. —?Я НИКОГДА НЕ БЫЛ ТВОИМ, Я НИКОГДА НЕ ЛЮБИЛ ТЕБЯ, Я ПРОСТО БЫЛ ТВОЕЙ ПАРОЙ И ДЕЛАЛ ТОЛЬКО ТО, ЧЕМУ НАС С ТОБОЙ ОБУЧАЛИ. НИКАКИХ ЧУВСТВ, ИХ НИКОГДА НЕ БЫЛО. —?ТОГДА ТЫ СДОХНЕШЬ, ВЫ ОБА СДОХНИТЕ,?— в безумной ненависти прокричала та, что некогда была для него всем и вовсе не потому, что любил. Просто потому что ему так сказали, а он, Виктор, всегда был послушным ребёнком. Вот только тот ребёнок давно умер. —?СЕГОДНЯ УМРЕТ ЛИШЬ ОДИН, И ЭТО БУДЕШЬ ТЫ, СОФИЯ. ТВОЯ НЕНАВИСТЬ ПЕРЕШЛА ВСЕ ГРАНИЦИ. Я ДОЛЖЕН БЫЛ ПОНЯТЬ ЕЩЁ ТАМ, В ЯНСКЕ. ТЫ СУМАСШЕДШАЯ, ЕСЛИ ВЕРИЛА, ЧТО Я ПРИМУ ВСЁ ЭТО. УБЕРАЙСЯ, ИСЧЕЗНИ НАВСЕГДА. МЕРТВЫМ НЕ МЕСТО СРЕДИ ЖИВЫХ. —?ТОГДА ЧТО НАСЧЕТ ТЕБЯ? —?А меня и так нет,?— совершенно неожиданно успокоившись и едва заметно усмехнувшись, произнёс русоволосый парень, прикрывший собой всё ещё не так чтобы уверенный, но уже не грозящий погаснуть в следующий миг огонёк и, поднявшись на ноги, собрав все силы, инициировал ещё одну сметающую всё на своём пути волну света. —?Я умер там, в Янске, и, в отличие от тебя, не принял того, что они сделали. Лишь тень, не более чем воспоминание, я не ты, я никогда в жизни не причинил бы вреда безвинному чаду. —?НЕ-Е-Е-Т-Т-Т-Т…… —?надрывно в последний раз взвыла та, что некогда была Софией, и выдохшийся парень из последних сил вновь упал на колени. —?Всё будет хорошо, просто засыпай, ты проснёшься, и вы будете вместе, считай, что это мой вам прощальный подарок,?— одними губами прошептал парень и окончательно отрубился.