5. Ошейник (1/1)
—?Це-е-езарь.—?Нет.—?Ну, Це-е-езарь…—?Иди к черту.—?Ну, пожалуйста-препожалуйста!—?Я сказал ?не надену?!—?Ну, ты же знаешь, что я больна! Не будь козлом, исполни последнюю волю умирающего… Может, это моё самое заветное желание!—?Твоё самое заветное желание?— это мировое господство, так что отвали.—?А, может, ты для меня целый мир?..Цезарь вздыхает и смотрит на босса тяжёлым взглядом исподлобья. Девушка невинно хлопает ресницами и умоляюще сжимает кулачки под подбородком. Сейчас она похожа на ребёнка, который выпрашивает у строгого родителя новую игрушку, вот только за всей этой мнимой беззащитностью скрывается самый настоящий Дьявол, и Цезарю это прекрасно известно.Равно как и известно то, что когда она чего-то хочет, то тут проще сделать, чем объяснять почему нет.—?Это только на один день,?— предупреждающе говорит он, постепенно сдавая позиции.—?Конечно,?— понимающие кивает она. —?Цербера долго не удержишь на привязи.***Было… Непривычно.Цезарь раз за разом одергивал себя, как только чувствовал, что рука сама собой взлетает к шее. Теплая натуральная кожа, обхватывающая горло достаточно плотно, не мешала дышать, но очень сильно ощущалась. Как будто рука Миэль замерла на его горле, тёплая и гибкая, готовая вот-вот сомкнуться сильнее. Странное чувство.Миэль, самолично застегнувшая ошейник, чуть ли не урчала от удовольствия.—?Теперь ты мо-ой,?— Миэль тянула гласные, смотрела на телохранителя сверху вниз, и её пальцы легко ласкали края ошейника. Она сидела на Цезаре верхом и выглядела очень… многообещающе.—?Тебя заводит власть? —?мужчина пытался звучать безразлично,?но голос предательски выдавал возбуждение.—?Меня заводишь ты,?— и Миэль не прекращая улыбаться, медленно насадилась на член Цезаря, заставляя его рвано вдохнуть и впиться пальцами в простыни. Двигаясь размеренно и неторопливо, она то и дело тянула за ошейник, и Цезарь ловил непослушными губами воздух, чувствуя, как раз за разом круги расходятся перед глазами, как взрываются в солнечном сплетении огненные шары от недостатка кислорода.Обычно нетерпеливая, Миэль умела продлить удовольствие почти до бесконечности, довести своего телохранителя до исступления. Цезарь дышал жадно, лихорадочно, каждый вдох делая как последний, и это чувство контроля, всепоглощающей принадлежности кружило ему голову.Он почти ненавидел Миэль за то, что умудрялся получать сумасшедшее удовольствие от настолько противоестественной для него вещи, как полное подчинение.Саму Миэль вело не меньше, Цезарь отмечал это краешком затуманенного сознания. Огромные, потемневшие, совершенно сумасшедшие глаза, такое же, как и у него, сбитое дыхание, подрагивающие пальцы, гладящие ошейник, тянущие его…Оргазм был ослепительно-ярким, и Цезарь застонал, не сдерживаясь, слыша, как стоны девушки резонируют с его собственными.Когда они немного пришли в себя, Миэль расстегнула ошейник и позволила ему упасть на пол. Она прижалась губами к оставшимся красным следам, не целуя, скорее, просто закрепляя отметины губами.Они лежали в кромешной темноте, вслушиваясь в размеренное дыхание друг друга, и Цезарю от чего-то казалось, что это далеко не конец, а только начало очередной изощренной пытки, на которую он добровольно обрек себя сам. Миэль нежно поглаживала его шею, обводя большим пальцем кадык и слегка надавливая на сонную артерию, и Цезарю казалось, что ошейник никуда не делся. Её движения были какими-то отстраненными, словно она была сейчас не здесь, а где-то совсем далеко, где-то за гранью человеческого понимания. Хрупкие изящные пальцы практически не касались кожи, но мужчина с каждой секундой чувствовал, что ему становится тяжелее дышать.—?Даже когда я умру, Цезарь,?— неожиданно взвешенный и рассудительный голос раздался у самого уха. —?Мои руки все равно будут вокруг твоего горла.Цезарь хорошо умел читать между строк, а в обществе Миэль Сандерс он довел это умение до совершенства. ?Когда я умру, ты все равно будешь принадлежать мне?—?На другие условия я бы и не согласился, босс.С Миэль Сандерс было только так и никак иначе.Ни черного, ни белого.Ни прелюдий, ни обещаний.Только предупреждение?— одно-единственное.—?Спокойной ночи, Цезарь. ?Увидимся в Аду, мой Цербер?