17!Cincinnati x 20!Paula (1/1)
Соулмейты ощущают раны друг друга на своём теле.Прошло уже много лет с ограбления банка Испании. Слишком много лет.
Все разъехались по разным уголкам мира, совсем не подозревая о том, что их дети родственные души друг друга и разлучать их совсем нельзя.Но сейчас это неважно. Они не видятся уже несколько лет. Не звонят друг другу, не пишут, некоторые стараются забыть, что данный этап в их жизни существовал.
Но вот только саднящие раны не позволяют забыть о том, что в жизни Паулы существовал милый мальчик, ребёнок Денвера и Моники – Цинциннати.Девушка выросла, но все ещё помнит, как играла с ним на огромной территории монастыря. Как зашипела от боли, когда он первый раз сильно ударился об стену, когда бежал за ней. Дети не понимали, что это такое, да и родителям сказать боялись.Взрослые исчезли на неопределённый срок, дети были предоставлены служителям монастыря. Нет, они заботились о них, только вот про родных ничего не говорили и не давали смотреть телевизор.Спустя недели три, родители вернулись в спешке. Забрали свои вещи, детей и уехали в разные стороны, да так быстро, что мальчик с девочкой настолько сильно привыкшие друг к другу не успели попрощаться.***Несмотря на то, что они стали взрослыми, раны появляться не перестали. Кажется, лишь стали болеть с новой силой.Каждое утро для Цинциннати приносит саднящую боль на коленках; он откидывает одеяло, приподнимает брови, потому что точно знает, что увидит – ссадины и длинные царапины до самых щиколоток.Он усмехается и качает головой: как она может быть такой неуклюжей? Как такая неуклюжая может быть его родственной душой?Он по привычке натягивает дырявые джинсы – не чтобы все отметины показать, а чтобы иметь возможность к ним прикоснуться; от этого как будто легче становится, уверяет себя парень, хотя это не правда: от прикосновений царапины горят и чешутся.
Он уходит из дома, как можно быстрее, пока родители снова не стали ругаться. Слушать их скандалы давно уже надоело.***Паула задумчиво и с каким-то сомнением рассматривает сбитые костяшки. Она все ещё помнит испуг, когда впервые увидела капли крови на подушке: она ведь, хорошая девочка, подраться ни с кем не могла; неужели лунатит? Но вдруг вспоминает, что ей не надо творить всякое, чтобы пострадать. Это снова её Цинциннати.
Глядя на руку, Паула печально вздыхает: ей так жаль его, у него по всему видимому что ни день, то битва – то ли с другими, то ли с самим собой. Ей почти кажется, что она смогла бы что-то изменить, ей бы только увидеть его, только бы поговорить, только бы снова прикоснуться. Она бы отыскала, если бы знала где искать. Мир слишком огромный, а приемный отец, дядюшка Серхио не хочет давать никакой информации. То ли от того, что не знает, то ли от того, что не желает, чтобы Паула лезла в прошлое....решение приходит само собой в её двадцатый день рождения.***Резкая боль на предплечье Цинциннати отвлекает его от разговора с матерью. Ссылаясь на естественные нужды, он уходит в глубь дома, закрываясь в своей комнате и почему-то дрожащими пальцами закатывает рукав.Где бы ты ни был, я почувствую твою боль.и чуть нижеТы не один, Цини!Цинциннати улыбается, ведь так называла его только она, та самая девчонка из детства. А после морщится, представляя как его неуклюжая, запершись в ванной, скулила, водя ножом по коже. Для чего? Для него? Чтобы его найти? Спасти? Или чтобы самой спастись?Парень щёлкает складным пером и на свободном месте выводит, кусая губы: Где ты, принцесса?