Часть 5. ТЕРНОВНИК. Гл. 11. Обнажившаяся бездна (1/1)

Увидев на своём пороге троих мужчин в рейнджерской форме, Лаиса, конечно, несколько удивилась. Один из них был ей знаком – Крисанто Дормани. Второй был нарн – невысокого роста, круглолицый, большеглазый, третий – по всей видимости, землянин, ростом чуть пониже Крисанто, темноволосый, усатый.– Приветствую… Чем обязана? Или просто в гости?Нарн учтиво поклонился, в то время как Крисанто отошёл, открывая багажное отделение машины.– Приехали помочь с переездом. Лучше, если управимся за сегодня, леди Лаиса.– Переездом? Это так теперь называется? То есть, я-то в курсе, что мне со дня на день предстоит отправляться в больницу по некоторой непреложной надобности, но как-то я всё же надеялась успеть кое-что закончить до этого… А у вас что же, какие-то другие сведенья на этот счёт?– Так точно, - рассмеялся незнакомец-землянин, - то есть, сейчас мы вас, если уж так, с комфортом и ветерком до больницы подбросить можем, но возвращаться-то вам явно не сюда. Этим мы и займёмся, чтобы вы даже мыслями не отвлекались от самого сейчас для вас важного.– Что-то я не поняла, признаться… Да вы пройдите, пройдите. Не сюда - а куда?Проходить было, честно говоря, почти некуда – половину маленькой гостиной занимал огромный вышивальный станок, где на сиреневом полотнище были намечены контуры замысловатого узора. Сдвинутые в сторону стол и сиденья были заставлены коробами с разноцветными нитями.– Вас переводят в квартиру побольше. Раз уж у вас в ближайшее время увеличится семья – нельзя же дальше оставаться в странноприимном доме.– Граждане! Мне квартиру побольше содержать не на что будет! Тем более что некоторое время уже скоро мне… будет как-то не до того, чтоб работать.– Лаиса… Вы, кажется, всё ещё живёте на Центавре, - Крисанто, поставив на пол башню разновеликих коробок, выпрямился, и теперь испытывал некоторое смущение ввиду необходимости протискиваться в комнату мимо внушительного живота Лаисы, - храм, для которого вы выполняете надомную работу, оплачивал, конечно, ваши расходы… Но не только он. Пока мы не обнаружили, что за квартиру, в частности, получается солидная переплата, мы и не поняли, что эти счета идут не только нам.– Вам?– Вы вдова зета Рикардо, а анлашок своих не бросает, - нарн снова почтительно поклонился, - я мало успел узнать зета Рикардо, но счастлив был возможности чем-то послужить его семье. Ещё более – когда узнал, что это ещё и семья дорогого моему сердцу друга.– Неужели вы думали, что вас оставят выживать как-то самой?– Да я… у меня в мыслях не было…– Даже жаль как-то, - землянин обвёл комнату взглядом, в котором удивление граничило с восхищением, - хотя, думаю, вы и на новом месте быстро наведёте не худший уют… А мы с радостью поможем. Хотя может быть, конечно, вы привыкли к этому месту, полюбили, и не хотите переезжать… Но надо. Семья-то… и впрямь большая… Э, а эти-то – чьи?На полу, где поверх ковра лежал лист гладкого пластика, а на нём – огромный отрез ткани, ползало два минбарских ребёнка, живо обсуждая раздел обязанностей по расчерчиванию будущего узора, в углу Уильям увлечённо глодал похищенную с полки книжку, в приоткрытую завесу кухни видно было, как у печки переговариваются два маленьких дилгара – переговариваются, что особенно потрясало, на центаврианском.– Эти… Ну, про Уильяма и Ганю-то вы слышали, думаю. Я таки убедила Маркуса, что мы с Калин присмотрим за ними не хуже, если не лучше, всё же энтилза, на каком-то своём совещании кормящий ребятёнка кашкой с ложки – это как-то… не совсем солидно… Мы бабы, нам более с руки… Эти – племянники Калин, у них мать умерла недавно, а отец ещё раньше… на Центавре, в экипаже Зака Аллана… Калин потребовалось уехать на несколько дней, вот она и оставила их пока у меня. А Норрейн просто в гости зашёл. Им, конечно, не рекомендуется сильно-то кучковаться, это я знаю, но уж пусть повидаются… Всё же тоже родня.– Матушка, гости? – с кухни выглянул Ганя, в глазах которого стыл типично минбарский ужас ?на пороге гости, а у меня не готов обед?, - …ах вы зоньи дети, ну я ж говорил, это не для левого притвора, это для центра, там кайма не такая!– Как вы с ними справляетесь? – улыбнулся землянин, - ясли-сад ?Межзвёздный альянс в миниатюре?…– Нормально справляюсь! Дети они не проблемные, для неопытной мамашки вроде меня просто подарок. Эти вон сами помогать кинулись, я-то пыталась их за игрушки усадить… Как же, усадишь минбарское дитя за игрушки, когда тут взрослые работают! Ганя теперь на два фронта бегает – учит Норрейна готовить начинку для центаврианских пирожков и тут вот командует, что где рисовать, мою работу-то он наизусть знает. Я уж и не знала, чем мне-то тогда заняться.– Покомандовать нами. С упаковкой вещей. Времени-то, сами понимаете, нам не до завтра дали воландаться.– Нет уж, пока хотя бы чаю не выпьете – я вас к вещам и близко не подпущу. Тем более, пирожки уже должны… Готовы они там, Норрейн?– Да вроде, готовы, леди Лаиса, - пискнул из кухни дилгарёнок.Троица робко расположилась вокруг сдвинутого к стене стола. Лаиса осторожно опустилась в низкое мягкое кресло. В глазёнках минбарских детей, то и дело оглядывающихся на необычных гостей, светилось любопытство – они только три дня назад прибыли из далёкого Сьехефенне, и тут повезло увидеть сразу троих живых рейнджеров.– Ты говорил, знал Рикардо… был его учеником?Нарн кивнул.– Недолго время перед тем, как зет Рикардо вместе с отрядом отправились на Центавр. Я К’Лан, леди Лаиса, я прилетел на Минбар вместе с Андо…

– С Андо? Говорил мне Рикардо, что мир круглый, а я не верила.Рейнджер помрачнел.– Полгода скоро, как нет никаких вестей об Андо и ?Белой звезде 44?… Если б хотя бы знать, что произошло! Знать, успокоиться… Нет, никогда я не успокоюсь! Даже если все перестанут ждать…– Все - не перестанут, - Лаиса положила ладонь на широкую лапищу нарна, - даже если одно сердце ждёт - это стоит того, чтоб вернуться.Тот поднял на неё круглые восторженные глаза.– Какие простые и великие слова, леди Лаиса! Да разве одно? Может быть, вы знаете, что скоро должен появиться на свет малышгражданки Офелии, жены Андо? Удивительные и дурные шутки у судьбы бывают. Она ведь прилетела вместе с ним, а этого никто и не знал. Он никому не сказал, сразу бросился на спасение этого корабля, тех, кто там остался. Там ведь, как оказалось, был её брат… А она бросилась следом, тоже никому ничего не сказав. И едва не погибла. Хорошо, что небеса послали этого земного доктора… Плохо только, что по этим устаревшим базам она долго под девичьей фамилией лежала, а сама-то ничего о себе не могла рассказать, бедная. Пока фриди Алион и Мисси её не увидели… Теперь-то она уже здорова. И каково же ей жить и не ведать, где Андо, что с ним… А бедная мать этого парня, её брата! Каждый день она приходит в храм…– Вот и берите пример с неё, К'Лан. Достойный образец веры. Мать той девушки перестала ждать… Вернее, она вернулась на Землю. Всё-таки, она права, другие её дети тоже ждут её внимания и нуждаются в ней рядом. Но я не думаю, что она похоронила дочь в своём сердце. Грешно, верно, говорить это вам, мужчинам, но когда я думаю об этом, мне становится страшно. Всё меньше времени остаётся до того, как мой сын покинет моё тело, я сама стану матерью. Впервые у меня будет существо, родное мне по крови. И я узнаю, что такое страх за кого-то. Самый большой материнский подвиг - это не родить и выкормить дитя, да хоть сотню детей, совсем нет. Самый большой подвиг - это выпустить дитя из-под своей опеки, позволить выбирать себе дорогу, рисковать собой. И всё же я знаю, что сделаю это однажды, когда он того пожелает. Не сомневаюсь, что я могла б стать одной из тех безумных матерей, что и на улицу лишний раз ребёнка не выпустят, и из комнаты выходят, оглядываясь. Но эти мудрые женщины многому меня научили, спасибо им, что встретились мне. Не думаю, что их любовь меньше моей. Они тоже схоронили своих любимых, и им, конечно, хотелось видеть милые лица своих детей до тех пор, пока смерть не смежит им веки. Я не слишком религиозна, К'Лан, не много толку с моей молитвы. Да что делать, если ничего более действенного, чем молитва, ты не можешь… Чувство бессилия перед чужим горем - оно даже хуже, чем собственное. А ведь я так хочу, чтобы хотя бы у маленькой Офелии всё сложилось не так, как у нас…На железных решётках у огня сушились десять пар обуви. Рядом в ожидании своей очереди стояли ещё десять пар. А ещё рядом на широком чурбачке сидела Виргиния и пальцами расплетала влажные волосы.– Признаться как на исповеди – одна вещь меня напрягает даже посильнее, чем отсутствие прокладок. Отсутствие шампуня. Ха, было б, конечно, странно, если б он у бреммейров существовал. На Арнассии я не парилась, их средства, правда, не то, что наши, но иногда канают… Да и на корабле у нас этого добра было до чёрта, лорканского и экспроприированного с Накалина, на выбор… Но где мы и где корабль.– Я тебе говорил, всегда есть выход, - Гелен выразительно погладил бритый череп.– По логике ты, конечно, прав. Но я, пожалуй, ещё немного помучаюсь. Из солидарности с Аминтаниром, он, кажется, скорее сдохнет, чем побреется. Да и смотреться генерал Выр-Гыйын будет совсем непафосно, у меня уши смешные. Так, что там у нас?Гелен протянул ей карту. Виргиния долго внимательно изучала её, всё больше хмурясь.– Нет, что-то мне во всём этом не нравится. Как-то слишком просто… Примитивно даже. Вот мы, вот они, только поле перейти. Поле, правда, немаленькое, сплошь открытое пространство…– Ну вот, видишь, уже непросто. Вообще, что тебя не устраивает, не пойму? Здесь примитивизм вполне уместен. Здесь до недавнего времени было, по среднему уровню, начало технологической эры. По-твоему, им той же контрабандой завезли и склонность, а главное - способность к каким-то сложным построениям?– Ну в целом, наверное, нет. Если б Бул-Була не был настолько тупым, наверное, нам не удавалось бы столько времени успешно сражаться с его столь же тупой армией. Тут как раз беспримесный пример диктатуры, держащейся на грубой силе. И среди ближайших подручных, логично, он интеллектуалов не держит - зачем ему рядом кто-то, кто при случае может его подсидеть? Все располагающие мозгом у него под надёжной охраной и применяют этот мозг строго по установленному им назначению… И поскольку изобретение новых пакостей в эту сферу входит, а военная стратегия уже нет, нам в целом везёт. Но вот здесь… объект не первостепенного, конечно, значения, рядовой вполне… Но неужели они действительно настолько беспечны?– А полагаешь, заманивают нас в ловушку? Я б в сам так подумал, если б не весь предыдущий опыт. Но как мне кажется - сделать это было куда проще ещё на подступах к деревне. Или даже ещё раньше, не дать нам возможности получить ещё больше оружия. Причины, почему этот объект, равно как и многие другие, не был захвачен раньше, ровно две - силовое преимущество меньшинства над большинством, всё-таки до недавнего времени это у них оружия было больше, чем у собаки блох, и живой щит, из-за которого мы в полной мере и не будем свободны в действиях. Когда у одних лорканские пушки, гроумские корабли и хуррские средства связи, а у других сабли, лошади и почтовые голуби, на скорую победу добра над злом рассчитывать не приходится.Тут возразить было нечего. Какое-то время Виргиния ломала голову, удивляясь, почему, при такой разнице в уровнях даже с ближайшими соседями, Брима не была попросту оккупирована. Гелен объяснил - не претендуя на абсолютную правдоподобность, но было, пожалуй, убедительно.– Хотеть-то можно много чего - что те же хурры, что гроумы не отказались бы ни от расширения своих секторов, ни от двух-трёх миллиардов рабов, это понятно. Но чтобы кого-то завоевать - мало результативно с этим кем-то подраться. Затраты на военную кампанию должны окупиться. Прибавь к тому затраты на утверждение и поддержание своей власти, создание управленческого аппарата на местах - на всё это придётся раскошелиться нехило, послушай жалобы Бул-Булы, а он это делает по крайней мере у себя дома. А хурры и гроумы, при всей своей деловитости и воинственности, и у себя-то дома порядок навести не могут. Так что в целом - начерта, начерта лететь на далёкую Бриму с кораблями и оружием, которые пригодятся и дома, тратиться на удержание местного населения в повиновении, организацию добычи и вывоза ценных ресурсов, если за них это прекрасно делает Бул-Була? Затраты на эту торговлю едва ли больше, выгода та же, усилий меньше. Можно сказать, они и так владеют планетой, просто при посредничестве местного князька, который делает за них всю чёрную работу.К этому времени Виргиния сравнительно неплохо начала разбираться не только в ситуации в общем, но и в деталях, которые прежде показались бы ей малозначительными или вовсе остались бы незамеченными. Она начала немного понимать бреммейрский язык. По крайней мере, своих товарищей, которые старались говорить достаточно чётко, внятно и медленно, чтобы она успевала разбирать. Подслушать разговор солдат Бул-Булы было б для неё всё так же задачей непосильной, но это, к счастью, лично от неё и не требовалось. По-прежнему в общении очень выручали телепатия, лорканский - через Аминтанира и неоценимое посредничество Тай Нару. Гелен продолжал работу над ретрансляторами, но в его распоряжении было недостаточно подходящих материалов, ретрансляторы получались весьма несовершенными - с очень ограниченной памятью и невеликой точностью перевода, язык бреммейров очень сложный и отличается по структуре от языков большинства рас Альянса. Впрочем, как говорила об этом Виргиния, переводить поэзию символистов прямо сейчас ей не к спеху, а для координации действий и этого хватает, главное - чтоб рядом всегда был кто-то из переводчиков или носителей ретрансляторов. Гораздо более важным для неё было, что теперь между отрядами бесперебойно работала связь. Хотя бы тут у противника уже не было неоспоримого преимущества.Если и у них, и у отрядов Андреса и Аминтанира всё получится, под контролем повстанческий армии окажется почти треть континента. В общем-то, погоня за процентами Виргинию интересовала меньше всего, она не отвлекалась сама и не разрешала другим, на второстепенные цели, чётко обозначив направление к центру - любому чудовищу надо рубить голову, но делала разницу между объектами, с которых остатки доблестной армии Бул-Булы можно не спеша выдавить уже после захвата столицы, иобъектами, где, окопавшись, недобитые генералы могут попытаться, не замахиваясь на общемировую власть, стать хотя бы местечковыми продолжателями традиций вождя и вредить долго, нудно и пакостно. Предстоящий объект на такой потенциальный змеюшник не тянул, но имел другую ценность - это был один из городов-заводов, население которого, фактически превращённое в заключённых, почти поголовно было занято в производстве оружия и, что ещё более важно, сверхпрочной брони для машин и лат узурпаторской армии. Лишить их такого важного подспорья представлялось целесообразным. И хотя город-завод отнюдь не относился к числу крупных и первостепенных, Виргинии почему-то настойчиво казалось, что взять его не будет более лёгким, чем Андресу и Аминтаниру - шахтный комплекс, с которого город берёт часть сырья. Ну, и людей в её отряде было много меньше - большой отряд куда сложнее было б перебрасывать между разрозненными, далеко отстоящими друг от друга деревнями, и опять её любимая разведка боем, потому что разведку как таковую в этих условиях опять же сильно-то не проведёшь…Среди окрестных мёртвых деревень, эта могла считаться даже не мёртвой… мёртвой не до конца. Здесь всё же осталось несколько жителей - старики настолько древние, что угонять их вместе со всеми в город для работы на заводе не было никакого смысла. Такие брошенные помирать были и в других деревнях, но меньше - режим, установленный Бул-Булой, не очень позволял доживать до преклонных лет, того, что оставалось после изъятия ?излишков продовольствия? для прокорма солдат, едва хватало, чтоб сводить концы с концами, дети и старики мёрли первыми. Естественно, старики отказывались от своей доли в пользу детей, и встретить бреммейра старше пятой линьки можно было всё реже - хоть в деревне, хоть в городе. Бул-Була, конечно, умудрялся хвастаться даже этим - в построенном им обществе нет ни больных (при таком питании и медицине, долго не проболеешь), ни ?дармоедов?. Что да то да, работать начинали всё раньше, и кому это важно, что существо, не линявшее ещё ни разу - это фактически ребёнок, это называется ?трудовым воспитанием и адаптацией к взрослой жизни?. Для кого Бул-Була старался с этой пропагандой, было, конечно, непонятно, та меньшая часть населения, что была не голодными рабами, а их надсмотрщиками, в ней не нуждалась тоже, видимо, это было от чистой любви к искусству.Старикам этой деревни повезло чуть больше, чем другим - в деревне осталось сколько-то запасов ещё с лета, в основном вяленая рыба, сушёные ягоды и грибы, орехи - то, что пока не было обложено такими же пошлинами, как мясо, зерно и овощи. Сколько на такие ресурсы получится протянуть - никто не размышлял. Старики удивительно смиренно, безразлично относились к этому вопросу, что приводило Виргинию в недоумение, переходящее в досаду. Покорность судьбе было понятием, для неё непостижимым - чтобы не сказать, ненавистным. Это что-то из детства, из другой, невероятной сейчас жизни, споров с сестрой…Не вспомнить, что смотрели, и читали, в очередной раз, не вспомнить детали - кого бросили в тюрьму по несправедливому обвинению, у кого отняли последнее, к чему кого принудили…– Почему они не протестуют? - возмущалась Виргиния, - как они могут позволятьобращаться с собой вот так?– А вот так можно взять и не позволить! - фыркала Милли, - сидя, глядя отсюда, многое легко…Что они сделать-то могут?– Трусом и скотом безвольным всегда можно не быть!– Ой-ой! Ты в их шкуре не была!Ну, теперь вот можно сказать, что отчасти и была. Сидела в тюрьме Бул-Булы, самой такой настоящей, хрестоматийной тюрьме, с сырыми каменными стенами, гнилой соломой и крысами. Недолго, быть может, сидела, что там было тех побоев за пару попыток допроса - больше смешно было, как коротышки-бреммейры пытаются бить рослую землянку. Понятно, что это они не перешли к методам подейственнее. Это она не успела проголодаться настолько, чтобы обратить вообще внимание на жидкую, дурно пахнущую похлёбку, рецепту которой лучше оставаться в тайне, не успела простыть от сырости и гнили, которая была там повсюду… Недели, конечно, было мало, чтобы сломить их дух. Ну так они не дали им дальнейших возможностей. Сами не дали.Но в какой-то мере, в самом деле, им было проще… Как ни странно это звучит. Когда ты сидишь в камере, где не можешь как следует вытянуть ноги и только радуешься, что света мало и не видно роскошной гнили и плесени по углам и загустевшей крови и нечистот, достаточно ясно, где ты и где твой враг. Всё достаточно ясно. Как узкое окошечко в добротной толстой решётке, отделяющее тебя от свободы. А эти бедные крестьяне, даже если изгнаны из своих домов, расселены почти что в такие же камеры, разве что посуше, с кроватями или хотя бы матрасами, с окошками, пропускающими достаточно света - хотя всё равно в решётке - у них ещё есть эта иллюзия. Если не свободы, то того, что им есть, что терять. Завтра, до которого можно дожить или не дожить. Продовольственный паёк на ближайшие дни. Жизнь, жизни родителей, братьев, детей. Виргинии всё равно непонятно было, как может это останавливать в борьбе за свободу, за жизнь не как таковую, а жизнь, за которую стоило бы держаться. Что такое беспокойство за детей, ей, незамужней и бездетной, конечно, не представить, но матерью, Милли, Джо она, не сомневалась, без колебаний рискнула бы ради лучшей доли для них же - либо для других таких же семей. Не попрекать же её тем, что ни мамы, ни Милли и Джо нет с нею здесь, и рискует она исключительно собственной жизнью, ну ещё, может быть, Аминтанира, поддерживающего её, впрочем, без всякого с её стороны принуждения?Вошедший Дэвид застал Винтари за перелистыванием фотографий.– Это те солончаки, в Аго Улку? Надо быть тобой, Дэвид, чтоб сфотографировать их так, чтоб это казалось неописуемой красотой. Они явно выглядят лучше, чем в жизни. Гиблое местечко… Гиблым было ещё до того, как сюда назакапывали всякой дряни.– Вообще-то, вот это снимала Рузанна, - Дэвид присел рядом, - а вот этот файл – да, мои.– Тот старик, что рассказывал легенды пустынных племён… Как раз в руках у него статуэтка… Как там, Песчаный Дедушка? Я тогда, увы, успел только к концу беседы.– Дедушка Песков, чаще всего его называли так. Можно сказать, верховный бог их пантеона, по некоторым версиям это их первопредок. Указывает кочевникам безопасный путь в песках, показывает, где можно найти воду… Главный защитник… Его дочь – Великая Мать, там, где она ночует, вырастают оазисы, скотина, которую она погладит, никогда не болеет, тучнеет, и обязательно разродится обильным приплодом. Ну, конечно, и роженицы молятся ей… Хотя молятся – неверное слово… Тучанки Аго Улку считают этих богов не то чтоб богами, скорее древним племенем, которое жило здесь до них, было сильнее и мудрее… и может быть, до сих пор живёт где-то в пустыне, неуловимое, не обнаруженное, и приходит на помощь потомкам по воле прихоти… Есть много историй об исчезнувших племенах – как вот о тех, что поглощены туманом, о тех, что спустились в пещеры и больше не поднялись наверх, о тех, что переплывали море и не достигли другого берега.Винтари отпил богатырский глоток чая.– В общем, старушка Тучанкью всегда рада слопать сотню-другую своих детей, то ли чтоб превратить их в существ какой-то другой природы и посмотреть, что получится, то ли чтоб потомки упражнялись, строя гипотезы… В этом смысле мир похож на любой другой, разве что да, без важной компоненты про людей с неба. На небо у них никто не улетал. Ну, одного героя, конечно, унесла в своё гнездо огромная хищная птица, но он вернулся домой, не повезло птице.Взгляд Дэвида был устремлён куда-то в незримую окружающим даль.– Кстати, ты знаешь, что кое-что из древних историй получило научное объяснение? Археологические раскопки дают иногда удивительные находки…– Ну, для меня само по себе довольно удивительным было, что на Тучанкью есть археология… Да, слышал. В тех же пещерах, например, нашли кости этого самого исчезнувшего племени. Бедняги надеялись укрыться там от преследования враждебного племени, отравились водой, насыщенной ядовитыми газами…– Не совсем так. Многие да, умерли от отравления. Но обследование многих скелетов показало, что они умерли насильственной смертью. Следы ударов копий, топоров…– Поубивали друг друга с отчаянья?Дэвид отрицательно мотнул головой.– Оружие не похоже на то, которым пользовалось племя. Другие металлы. Так вот, дальнейшее исследование этих пещер показало ещё более удивительные находки. Засечки на камнях, предметы быта, костровища… а главное – захоронения в пластах известняка. Строение скелета сильно отличалось от тех, первых… Там, в этих пещерах, жило ещё одно племя, Диус! Жило в течении нескольких веков. Неизвестно, когда и от чего они туда спустились – может быть, как те, вторые, искали укрытие… Может быть, приняли чужаков за врагов, и потому поубивали… Удивительно, что они сами смогли прожить в таких условиях так долго. Без света, без растительности, питались мясом мелких подземных зверьков, грибами, моллюсками… Даже иммунитет к ядовитой воде выработали, неполный, правда. – Но всё равно вымерли ведь?– Вымерли. Как исследования показали, их подвёл каннибализм. Обычай объедать умерших сородичей, прежде чем похоронить. Яды накапливались в тканях, в органах… В итоге племя выродилось, последние были карликами полуметрового роста и жили не дольше двадцати-тридцати лет.– Поучительно… А меня заинтересовала другая находка – в пещере на юге нашли какую-то древнющую тупиковую ветвь эволюции. У них другое строение черепа, эти вот иглы расположены больше не на спине, а на голове, как волосы… И на передней части головы отверстие, подобие некого студенистого тела – вроде… глаза. Правда, затянутого кожей… По истлевшему практически до скелета трупу уже ничего не определишь, а интересно б было, почему эволюция выбраковала этот вариант… Кстати, о глазах. Твои мне с утра не нравятся. Ты плохо спал?Дэвид нахмурился.– Так, ничего особенного… Мне кошмары снились.– Не удивительно. Я после этой поездки вообще едва с ума не сошёл. Конечно, истерзанные трупы и пожарища мне ещё два месяца назад перестали сниться, но всё равно как-то не по себе было. Всё-таки законсервированные в болоте тела…– Нет, я совсем не о том, - Дэвид ожесточённо тёр руки, потом замер, задумчиво проворачивая на пальце кольцо – подарок Андо, - я видел сны о доме…– И это не странно. Мы торчим на этой Тучанкью… Чёрт, уже месяцев девять. Мне иногда снится, что я родился здесь. Что я тучанк, чёрт побери. Тучанкская принцесса из древнего племени. Я думаю, наверное, это очень хороший знак, с точки зрения тучанков.Взаимопонимание, взаимопроникновение…– Там случилось что-то плохое.– А вот так думать не надо. Это просто твоя тревога, ты скучаешь, это естественно… Мы на Центавре на стены не лезли только потому, что не до того было, события вперёд нас бежали… А здесь мы уже целую вечность. Меня держит в здравом рассудке только понимание, что теперь уже недолго. Побывали на всех континентах, и в крупных городах, и в богом забытых дырах, пообщались со старейшинами, учёными, сумасшедшими, оставшимися здесь центаврианами, провели несколько эфиров, наладили печать, что меня особенно радует… Я слышал, у них дата голосования по вопросу назначена. Значит, наше возвращение не за горами.– Не за горами, да… Когда знаешь точное число дней, это даже ещё тяжелее. Каждый день превращается в вечность. Может быть, уже поздно… Я три часа как встал, а у меня ощущение, что ночной кошмар стоит у меня за плечами, если резко обернуться, его можно увидеть…– Да что тебе такое снилось?– Я не помню… Не помню как факта. Просто само ощущение… Словно весь мир вокруг исчез, а под ногами разверзлась бездна. Бездна без звёзд, чёрная, как само отчаянье… Мир, свет, голос – всё безвозвратно потеряно. Как сама жизнь. Вот эта тьма и стоит за плечами, и смотрит мне в затылок. Она уже знает, а мне только предстоит узнать…– Дэвид, в последний сеанс связи мы говорили с отцом. Всё было хорошо, и с ним, и с Дэленн, и со всеми… Постарайся себя не накручивать, ладно? Следующий сеанс через три дня, если, конечно, мы не промахнёмся опять и попадём в Эллаэн вовремя.Сон не шёл - и этому, честно говоря, она была даже рада. Маловато оставалось времени на сон, это только дразниться… Ничего, позже отоспится. Просто полежать с закрытыми глазами - и то хлеб. За эти два с лишним месяца она хорошо это поняла. Есть, говорят, у минбарцев какие-то продвинутые техники медитации, помогающие быстро отдыхать и восстанавливать силы. Не помешало б сейчас… Но увы. Приходится задействовать старую, не менее продвинутую и проверенную студенческую технику ?последняя ночь перед экзаменом?. Как же далеко и забавно это всё…Широкая, просторная по бреммейрским меркам лежанка долговязой землянке Виргинии была как раз впритык - макушкой она отирала древесную труху и пыль со стены, а ногами касалась плотной шерстяной занавески, которой задёргивалась лежанка. Это, впрочем, тоже было уже привычным. Здесь хотя бы можно лежать вытянувшись… Рядом, свернувшись клубочками, спали воины-бреммейры, в темноте их силуэты были почти не различимы, но она их хорошо различала - по ментальному фону. От ментального фона спящих она, за редким случаем, не блокировалась - не было особой нужды. Он ощущался, как нить-дорожка образов - лёгких, переливчатых-переменчивых. Рйактат-Шау крепко спит, но и сквозь сон чувствует тепло нагретой каменной плиты под собой, слышит тихое поскрипывание прогревающихся, сохнущих стен старого дома, и ему хорошо от этого. Рйактат-Шау сам деревенский, он в таком доме вырос, и ему живо вспоминаются сейчас шуршащие в своём гнезде куулы - это местные животные, похожие на черепах, только куда как более шустрые, их держат за очень вкусные яйца, которые они несут в изрядном количестве, увы только, мелкие, мельче перепелиных, и в углу у печи детёныши гьякту - местного аналога коз, которые приболели и хозяева кормят их пророщенными семенами кукту - лучше средства нет от детской хвори, их и самих лечили примерно так… Деревенские и в остальном отдают предпочтение народным методам - к некоторому ужасу Виргинии порой. Например, если раны долго заживают и начинают нагнаиваться - к ним привязывают тряпку, смоченную смесью соли и масла зёрен кукту. Соль у бреммейров отличается от земной и формулой, и вкусом. И жжётся ещё сильнее земного аналога. А они с этими компрессами умудряются и ходить, и бегать, и улыбаются - помогло же! Конечно, помогло - ещё немного, и до кости прожгло бы… Когда удавалось захватить медикаменты, Виргиния радовалась этому едва ли не больше, чем оружию и продовольствию. Правда, ей из всего этого подходило мало что. Приличные антисептические мази, правда, уже больше сочетаются с болевым порогом землян, зато плохо сочетаются с земной кожей. Длуткйу-Ансам как-то, потрогав пальцем её плечо, покачал головой с жалостливым и одновременно восхищённым выражением лица.– Мягкие, хрупкие, как дети… и так всю жизнь. Как выживаете? Нет чешуи - конечно, нужна одежда.Длуткйу-Ансам - он городской, его мыслефон Виргиния тоже легко находит, они лежат сейчас нос к носу сКатайду-Дугра, и их мыслефоны сливаются в один смутно тревожный, печальный мотив. Они с рождения жили в городе, держали пекарню. Двое их детей умерли от болезни - а точнее, ослабев от постоянного недоедания. Можно недоедать, и будучи детьми пекаря, если весь лучший хлеб забирают солдаты Бул-Булы - тогда ещё не верховного правителя, но уже мрази. Остаётся только серая, плохая мука, с самых слабых, истощённых полей… А надо ведь и горожанам что-то продать. Длуткйу-Ансам пробовал припрятать несколько хороших лепёшек - солдаты, узнав об этом, разозлились и забрали большой котёл для похлёбки, слишком много едите, хватит вам… Второй раз забрали обеих куулы - вот и яиц семья лишилась… В третий раз нечего было забирать, просто побили. Похоронив детей, Длуткйу-Ансам и Катайду-Дугра закрыли дом и ушли из города. Куда глаза глядят. И пришли к партизанам… Деревенские декорации пугают их. Они жили в городе, в их доме было всё начищено до блеска, было хорошее освещение - не эти тусклые масляные светильники, был водопровод, у Длуткйу-Ансама была машина - пока не пришлось её продать, чтобы покрыть долги, при болезнях они покупали лекарства в аптеке, пока было, на что покупать… Им безумно жаль тех, кто жил здесь, но жалость эта уже какая-то отстранённая - они сами за этот месяц привыкли ко многому… Кегут-Салфайчи - тоже городской, он куда моложе их, у него ещё не было второй линьки, а линяют бреммейры в среднем раз в десять лет. И своей семьи у него не было, он только думал о том, чтоб завести её - сам он происходил из семьи по местным меркам знатной и богатой, насколько это бывает у бреммейров, до глубокого классового расслоения толком почему-то, до недавнего времени, не дошедших, его родитель-?ветер? был Старшим из Старейшин, то есть, по сути главой города, потому что был самым образованным, практически учёным, и в свободное от управленческих обязанностей время продолжал вести врачебную практику, которой, собственно, и заслужил авторитет у горожан. Кегут-Салфайчи, младший в семье, ещё считался беспечным дитём, хоть уже и помогал старшему брату в его книгопечатном цехе. Он до блеска натирал свою чешую не золой, разумеется, а специальными порошками, носил много украшений - к одежде бреммейры равнодушны, а вот украшения другое дело, даже среди нищих побирушек нет ни одного, кто не носил бы хотя бы простенькой серьги или браслета, хотя до стадии Бул-Булы, увешанного ими, как ёлка, доходит, конечно, мало кто, играл на рысын, был и собой хорош, и от души наслаждался восхищёнными взглядами, предвкушая, что скоро встретит достойную партию для любовного союза. Но судьба распорядилась иначе - когда в город явились войска Бул-Булы, требуя, чтоб горожане подчинились ?центральной и священной власти?, Кегут-Салфайчи первым схватился за оружие, и легко зажёг сверстников, обожавших его как своего вожака с детских лет, а за ними и старших, и стариков. Увы, бой был недолог - у противника был и численный перевес, и оружие не чета их медленно перезаряжающимся ружьям. Старейшина Старейшин погиб, схвачены и казнены были и братья Кегут-Салфайчи, его родственник по родителю-?земле? согласился на мировую с солдатами, став новым правителем, он и раньше был трусливым и завистливым - да кто ж тогда знал, насколько. Он долго выслеживал племянника, чтобы выслужиться перед новыми хозяевами, схватил и убил многих его друзей, но Кегут-Салфайчи вместе с немногими уцелевшими соратниками успели покинуть город, ушли, оставив дерзкое послание, что однажды вернутся, и выметут грабителей и убийц из родного города. Среди солдат Бул-Булы читать умели не все, но им было, кому прочесть… Кегут-Салфайчи снится весна. Он чувствует её сквозь снег и завывания ветра, как чувствует спящая под снегом трава, весна для него - это победа, смерть проклятого Бул-Булы, его солдат, дяди-предателя, это праздник в родном городе, и он снова во всех своих серьгах и браслетах, с рысын, и стар и мал пляшет под его музыку, и он наконец выбирает себе спутника по сердцу, и цветами и яркими светильниками украшают новый дом для молодой семьи… Но до весны ещё далеко, зимы на Бриме суровые. И в глубоком снегу всё ещё хватает места для них всех…Виргиния перебирала эти нити-дорожки - вот уж здесь она совершенно не собиралась стесняться, что слушает чужие мысли. Ей важно было знать чувства, надежды, историю каждого из этих воинов, верящих в неё несмотря на то, что её кожа нежнее, чем неокрепшая чешуя ребёнка. Всех - безумие надеяться запомнить… А она старалась. Мыслефон Лаук-Туушса пронизан интересом и симпатией к Рйактат-Шау - а при свете дня и не подумаешь… Рйактат-Шау совсем недавно с ними, а в Сопротивлении - можно сказать, что и давно. Когда в их деревню первый раз пришли солдаты, забирать мясо, хлеб и чем ещё можно поживиться - жители поудивлялись, но отдали. Решили, что где-то идёт война, и нужно поделиться с армией, чтобы война не пришла к ним. Когда пришли второй, третий раз, и забирали всё больше - это не понравилось многим, в том числе и Рйактат-Шау. Собралась молодёжь покрепче, нескольких солдат убили, отобрали их оружие и скрылись в лесу. Стали присылать отряды больше, лучше вооружённые - но до деревни они не доходили, находили свою смерть в лесу. Потеряв терпение, солдаты просто сожгли лес. Рйактат-Шау и его ребята успели бежать - и встретились с одним из отрядов Виргинии. Виргиния потом попросила Тай Нару перевести ?Балладу о Робин Гуде? - Рйактат-Шау она очень понравилась, он сказал, что не против, если Выр-Гыйын, которой сложно произносить бреммейрские имена, будет кратко называть его Рон-Гутом.Виргиния потянулась дальше, нашаривая ?дорожку? Гелена. На лежанке его, конечно, не было. Он лежанки вообще не любил, что не удивительно при его росте… Сидит внизу, конечно. Не спит. О чём думает? Ему тоже есть, о чём вспомнить такими вот деревенскими ночёвками. Тоже вспоминает то место, где вырос, деловитых, хозяйственных аборигенов маленькой планеты, находящейся на ещё более феодальном уровне, почитающих поселившегося у них техномага как мудреца и покровителя. Гелен говорил, что его отец был техномагом, но это не его отец, этот высокий, худой мужчина с усталым, каким-то скорбным лицом, родители Гелена погибли многим раньше… Если углубиться в проносящиеся в голове образы, можно ведь, наверное, найти… Виргиния сама не знала, зачем ей это нужно. Просто не давала покоя мысль - ведь тогда, когда был ещё учеником, Гелен не сбривал волосы. Поймать отражение в зеркале - ведь были же у них зеркала, ну хоть одно? - убедиться, что его волосы действительно были светлыми. Голос матери, так явственно вставший в памяти, яснее, чем что-то другое из прежней, невероятной жизни… Высокий, русоволосый, с большими голубыми глазами… И лицо такое… ?романтическое, одухотворённое?, говорила мать. ?Слегка не от мира сего?. Разве Гелен не подходил под это описание? С той разницей, что он не был телепатом. Что вообще не бывал на Земле.– Виргиния, прекрати, мне щекотно. Почему ты не спишь?Вздохнув, Виргиния отодвинула полог-шторку и сползла с печки.– Не спится. Душно, кажется, слишком. Я в духоте с трудом засыпаю, и если засыпаю - снится такое, что все шедевры Гойи отдыхают. Нафиг такое нужно перед боем.Гелен кивнул, указывая на щели в топке.– Дым подтягивает. Весь вывести не удаётся.Девушка пригляделась и увидела, что большая часть дымных струй, свиваясь в тугой жгут, утекает куда-то в потолок. Как-то слишком организованно, чтобы это могло происходить естественным путём.– Логичнее бы было просто закрыть эти щели… Я имею в виду, микрощитами закрыть, механически-то никак, всё раскалённое… Но в щитах я откровенно не того уровня специалист, чтобы делать ещё и такую ювелирную работу. Не моё это как-то, как и всё достаточно созидательное. Взорвать что-то, согнуть, сломать - это пожалуйста.Виргиния покосилась, пытаясь определить степень его серьёзности в этот момент. Всё-таки, юморок у Гелена черноватый, в том числе в области самоиронии.– К счастью, на то, чтоб придать дыму более организованное движение, меня хватило. Бреммейрам - им всё равно, они и в задымлённом помещении спокойно спят, а людям тяжеловато.Что да, то да. Поэтому капитан Ли с остальными и предпочли для сна соседний дом - там печка хуже и гораздо холоднее, но холод им оказалось стерпеть легче. Ну, не после Минбара, и не после двух месяцев в подземельях холода-то бояться… А она всё же предпочла остаться в штабе, там, где стоял аппарат связи, где лежали карты.– Но ты бы всё же поспала немного. Сон даже супергероям иногда нужен. Тем более что я тут собирался, извини, совершить некоторые гигиенические процедуры.Виргиния закусила губу. В скудном освещении избы не очень хорошо видно, не очень легко понять, действительно ли пробиваются на его лысине короткие волоски. Если так, то они действительно светлые. Но не из-за этого сейчас больно кольнуло в груди. Она уже знала, как осуществляются у техномагов эти самые гигиенические процедуры, что для этого совершенно не нужны ни вода, ни мыло. Совершенно ненормальные люди - опалять себя, для сжигания волос и всякой грязи, огнём, пусть и магическим, более управляемым. До стадии коллоидных рубцов не доходит, но приятного всё равно мало. Кстати, интересно, почему до рубцов-то они не доводят. Немного передержать - и всё, волосы не вырастут уже никогда, и пугающее впечатление на обывателей будешь производить ещё большее. Даже пусть не каждый день, а раз дня в три, добровольно подвергать себя подобной экзекуции… В знак уважения к Кодексу, видите ли. Виргиния духом ненавидела подобные традиции, никакой высокий смысл для неё их не оправдывал. Ладно, если б действительно по высокой надобности, ради чего-то важного, ради чужой жизни. Но из уважения к Кодексу… его что, просто, внутри себя никак нельзя достаточно уважать, без внешнего мазохизма? Поэтому она, каждый раз, когда по розовой, обожжённой коже понимала, что Гелен опять купался в огне, терзалась необходимостью скрывать свои эмоции по этому поводу. Желание помешать ему в следующий раз, уговорить, раз уж ему так нравится щеголять лысиной в условиях зимы на чужой планете, когда у них и одежды толком нет, по крайней мере делать это так же, как она бреет подмышки - с помощью таза с водой, масла и мелкой золы за неимением мыла, и острого ножа. И уверенность, что если ей однажды окончательно надоест распутывать измученные отсутствием шампуня и расчёсок волосы, она попросит его о помощи в осуществлении именно этого приятнейшего способа. И поскольку она не была готова к тому, чтоб объяснять ему свои мотивы, эту странную и, вероятно, глупо звучащую солидарность, она надеялась оттянуть этот момент на подольше. И она вполне благодарна была ему за то, что он не возвращался к выраженному ею однажды, ещё в начале их знакомства, желанию в будущем, когда это всё закончится - если не закончится их смертью - стать техномагом. Техномажьей эмпатии вполне достаточно, чтобы понимать - на попятную она не пойдёт. При всём том, что - Гелен не отличается большой откровенностью, но что-то всё-таки рассказывает, ну а что-то она узнаёт обычным для телепатов способом - она уже имеет некоторое представление, насколько это не самая лёгкая, на всех этапах, стезя. Пусть из гордости, упрямства, как угодно он это назовёт - не откажется. И так же, как со всем, что они уже сделали и делают - или погибнет, или выдержит.Рейнджер Гариетт со смешанными чувствами обозревал выстроившуюся в довольно бестолковом порядке сводную флотилию островитян. Двадцать пять кораблей… Много это или мало, учитывая предстоящую задачу? И учитывая, что три из них, гордо блистая флагами самопровозглашённых островных республик размером примерно с Ямайку, были перепрофилированными бывшими рыболовецкими судами? Из всех, опыт совместных манёвров есть у пяти таких стран-островов, и это понятно, у некоторых весь флот - один-единственный корабль, и это оправданно, что они отказались принять участие в этом безумном предприятии - кто-то должен остаться здесь, для защиты своей земли. Бул-Була наверняка уже послал карателей на северный континент, запросто по пути и встречным островам достанется. Если б они раньше подумали о том, чтоб объединиться… Ну, некоторые, со слов Кватыу-Дшама, одного из немногих тут, кто мог служить переводчиком, и объединялись, несколько малых островов в одно солидарное товарищество, понимая, что при таких слабых силах вместе хоть немного больше шансов, чем поодиночке. Но объединяться всегда труднее, чем ссориться… Надо ведь помнить, что единой власти у этого мира не было до Бул-Булы. А местечковые правители, как любые такие правители в любом из миров, не дураки были иногда устроить небольшую войнушку с ближайшими соседями, и за поводом тоже дело не вставало…Как ни красиво зрелище такого количества кораблей, выплывающих на серо-зелёное зеркало, играющее яркими солнечными бликами, как ни празднично под юным рассветным солнцем сверкают золотые и медные украшения в нарядах бреммейров - картина эта всё же страшная. Потому что понятно - столько кораблей вместе не собираются просто так. Очень скоро безмятежная тихость и торжественность этого шествия взорвётся грохотом выстрелов, калейдоскопом разрушения, и море вскипит, глотая без счёта обломки, раненых и убитых.

Они долго спорили, плыть ли им всем на одном судне. С одной стороны, сосредоточиться всем на одном - это допустить в своих мыслях, что возможно, желанного берега может достигнуть только один корабль из всех, с другой - разделяться сейчас было просто страшно. Что будет, если море снова разлучит их? Где, и сколько времени, им потом искать друг друга? Этот крейсер - наверное, это можно назвать так - третий по величине из кораблей сводного мятежного флота. Один из самых первых здесь вообще… Из изначальной команды, когда-то взбунтовавшейся против нового командования, после чего крейсер круто изменил курс и блудил от одного необитаемого острова к другому, избегая попадаться кораблям гарнизонов лояльных к власти островов - они долго не могли решиться открыто и явственно примкнуть к мятежникам, выступить против своих, но в конечном счёте деваться было уже некуда - сейчас осталось около половины. Ну что ж, и то хлеб. Смысл теперь волноваться о том, что из них всех мало кто смыслит что-то в морских сражениях - придётся полагаться на тех, кто смыслит, сколько бы Ромм и Харроу ни иронизировали на тему бреммейров-моряков и бреммейрской армии вообще.– Ну, вот они, голубчики… - удовлетворённо крякнул Ромм, - я уж боялся, мы будем выглядеть как дураки, выйдя таким парадом. Ну логично, не заметить происходящий тут движняк они не могли, оставить без внимания - тоже. Сколько Бул-Була мог терпеть это ?своеволие и беспорядок?? Решил раз и навсегда установить порядок на море как и на суше, ууу, сколько смертничков выслал… Ну ничего, в океане места много…Ромм, как и все тут, не мог, конечно, знать, что сейчас Бул-Буле хватает проблем и на суше. Наверняка, его порадовало бы это. Но в сущности, много ли это меняло - морские силы всё равно мало что могут сделать в ситуации на материке, вот их и послали решить хоть одну из разрастающихся проблем.Один из мелких кораблей противника вышел вперёд. Ромм в оптику видел увешанного побрякушками какого-то военного чина с чем-то вроде рупора в руках.– Э… а почему через матюгальники-то? У них что, связь коротнуло?– Как я понял, она у тех и этих разная. Вроде как, есть связь - есть и перехват…– Дебильная, конечно, но логика в этом есть.Первым речь держал адмирал или кто он там противника. Закономерно, потребовал от мятежного сброда сдаться на милость законной власти, иначе испытают на себе всю мощь праведного гнева Бул-Булы. Правда, Сонара, вольно переводивший эту речь, как-то усомнился, что тут нужно говорить именно ?милость?, да и слово ?праведный? произнёс несколько неуверенно. В общем-то, и ?иначе? не предполагало, что в случае сдачи никакого гнева не будет, одним словом, аргументация у правительственных войск хромала. Кажется, это отметили и отвечающие на парламентёре пиратов, но это не было основным содержанием их ответа. Сонара разобрал только ?как земля ты камень, как ветер ты несёшь зиму и смрад разложения? - может, звучит и как философия, но по смыслу это должно быть очень обидно.– Ну, как-то и не ожидалось, что переговоры будут долгими и плодотворными…Честь первого выстрела Ромм себе выторговал, видимо, ещё тогда, когда, пока шло обсуждение общего выступления, дважды принимал участие в рейдах на проплывающие поблизости правительственные корабли. Ну, а чего можно было ожидать от человека с эдакой алкогольной фамилией, выразился тогда Харроу, уж кто-кто, этот вполне акклиматизировался. Моралес с ним тут, правда, был не согласен - нет ничего такого удивительного, что человек вот так прогрызает себе путь к свободе. Всё-таки преступное прошлое Ромма, при всей несомненной его преступности, с вот этим равнять нельзя. Если на то пошло, вполне справедлив довод, что немногие из них могут позволить себе роль пассажиров в такой-то ситуации. Даже мисс Карнеску научилась стрелять там, на северном континенте, но сейчас Далва всё же настояла, чтоб Стефания осталась внизу, с Виктором, он, конечно, связан, но какой-то пригляд не помешает.Носовые орудия были слегка сбиты, и поэтому приходилось стрелять не точно по центру, а слегка вбок, что давало некоторое преимущество вместе с кучей недостатков. Перепрофилированные катера береговой охраны обладали большей маневренностью, чем лёгкий крейсер, поименованный пришельцами между собой, за невозможностью выговорить сложносоставное бреммейрское название, ?Эйфорией?, на котором разместилась большая часть команды, но их орудия не могли пробить борт насквозь. Зато на одном из этих катеров находился Андо Александер, настоявший, что ему необходима несколько большая расторопность, и это компенсировало недостаток бронебойности всей эскадре. Это было не то же, что ?расчистка коридора? выстрелами носовых линкора ?Сюзанна Лученко? (так назвал корабль Моралес, выговорить его бреммейрское название потерявший всякую надежду, местным, правда, об этом не сообщали, им и так от косноязычия пришельцев сплошные огорчения), это было нечто ближе к точности и избирательности снайперской винтовки, хотя и не без промахов. На Центавре у Андо не было с этим проблем - оружие дракхов, несущее, как и они, след Теней, он чувствовал, это было не столько рассудочным, сколько импульсом на импульс. Здесь было сложнее, потому что устройство большей части орудий - вполне механических, не органики - он знал весьма примерно, и не всегда мог выбрать, какой элемент сместить, чтоб орудие заклинило - при том, что на этот выбор было не более пары секунд, все эти схемы он проработал загодя, ошибка могла стоить дорого. То, что он не мог идентифицировать - что более чем логично, вооружение у сил Бул-Булы минимум вдвое обильнее и разнообразнее - приходилось нейтрализовать каким-то другим образом. Иногда - попросту некой воздушной подушкой в дуле (из-за чего одно такое орудие разнесло вместе с основанием и солидным куском палубы) или разворотом этого дула в другую сторону, иногда - солдаты по тому борту, который был ближе к кораблям мятежников, вдруг разом переставали стрелять и столбенели, или вообще принимались палить по своим.– Только то их и выручает, что Андо у нас один, - кивнул Нефануэрмо, программируя пушку для очередного обстрела, - если б не видел собственными глазами, никогда б не поверил, что это человек, рождённый мужчиной и женщиной, как все мы, а не некое оружие прежних обитателей нашей планеты, по воле Наисветлейшего оставленное нам, и по его же воле покинувшее наш мир.Пушка в руках Нефануэрмо была лорканской, до сих пор не использовавшейся, возможно, вообще ни разу - неизвестно, о чём думали те, кто продал такое бреммейрам, она требовала сложной корректировки после каждого выстрела, что у непривычного могло занимать до получаса - за это время цель успеет не только переместиться, а подойти вплотную и выстрелить в лоб. Но Нефануэрмо непривычным не был, в военной академии умели доводить такие вещи до полного автоматизма, пальцы плясали по глади экрана, на который ему не требовалось даже смотреть.Гариетт, у которого опять сбился прицел, набрал в грудь побольше воздуха и… выдохнул. Такова уж выучка рейнджеров, даже в таких ситуациях ругательства даются им с трудом. Мимо прокатил свою установку, перемещая дальше по борту, долговязый молчаливый Эммет. Две флотилии сходились всё ближе, теснее, вгрызаясь в строй друг друга, и вот уже нос к носу сошлись ?Кыутуклаастакыу? с вражеским кораблём того же класса, и уже разворачивался роммовский ?Махатма Ганди? (в вопросе выбора имени корабля, это имя было единственное из невеликого перечня исторических личностей, которых Ромм помнил, что бреммейры почему-то могли произносить, не искажая), проскочивший между двумя крейсерами Бул-Булы, и это было не очень хорошо для них, так как их кормовые орудия работали уже только частично, а вот носовые ?Махатмы? работали отлично… Нефануэрмо снова выругался. Впрочем, не его это дело, если люди решили всё же разделиться - им виднее. Ну, Андо была нужна маневренность самого быстрого катера во флотилии, который Ромм обозвал ?Сперматозоидом?, но официально он, конечно, носил другое название, а Алан просто не мог отпустить его одного, а Ромму хотелось идти на этом, и это тоже справедливо, потому что там одни из самых сильных носовых орудий, и потому что он ведь помогал его захватывать, и тут уже Сонара решил составить ему компанию… Неудачным манёвром ?Аштайкштшаау? пропорола бок об острую пику на носу противника, впрочем, ущерб был обоюдный - эту самую пику, вместе с обеими носовыми орудиями, снесло начисто, бреммейры обоих кораблей азартно поливали друг друга огнём с близкого расстояния. Керадзуэрто, пытавшийся вести счёт, не успел заметить момента, в который оба вспыхнули единым костром, зацепив проходящий мимо торпедный катер - не разобрать в дыму, свой или противника… Пока 4:5, и не в нашу, увы, пользу. Но вот накренился вышедший наперерез тяжёлый крейсер - кажется, после близкого попадания с ?Шетшамкхештш?, и Эммет покатил свою установку на новую позицию.– Этим там, в рубке… Надо отойти! Если щас рванёт - и нас накроет…– Ну вот, ещё один наш взлетел…Маленький ?Эйкхтекхеайим? шёл на очередной разгон, пыряя носовой пикой борта огромного вражеского - было похоже на яростно жалящее насекомое, увы, у бывшего катера береговой охраны других возможностей против такого противника мало - когда его накрыл шквал огня. Увы для спасаемого корабля, взрывной волной сито от почти безвредного тарана разворотило до приличной дырищи. С бортов как горох посыпалось в воду офицерство - кажется, матросы экстренно захотели жить и настаивали на сдаче подошедшему ?Шетшамкхештш?, а начальство было против такой позорной капитуляции, надеясь на помощь защитившего их корабля, только вот у него сейчас была другая проблема - зашедшая с тыла ?Сюзанна Лученко?…– Какой счёт сейчас? - спросил Тшанар, оттаскивающий раненого Гариетта к трюмам, где его могла принять и разместить Далва.– 6:7, и ведём, в кои веки, мы… Вели. - Нефануэрмо приложил ладонь ко лбу в поминально-молитвенном жесте. Волна брызг и пара оседала на его волосах и одежде тонкой наледью. Тшанар проводил взглядом опадающий водяной столб.– Это… был ?Махатма??– Да. Ромм, этот храбрый до безрассудства человек, и ваш товарищ-бракири уже с Наисветлейшим. Может быть, и всем нам предстоит последовать за ними. Но мы должны теперь прорываться к берегу со всем возможным упорством и ожесточением… – ?Фа?… Обещаю, я не расстанусь с ней. Добровольно уж точно.Андрес придирчиво ощупал крепление манжеты, выведенную на запястье панель управления и, видимо, остался доволен.– Матери как объяснишь такое специфическое украшение?– Ай, я и до всего этого пай-девочкой не была, переживёт как-нибудь. Если, конечно, я это всё переживу… Глупо, вообще, даже в шутку рассуждать сейчас, что будет, когда это всё закончится. Это другая жизнь, другая реальность совершенно. С шампунями, косметикой, людьми, которые могут болтать часа два и потом непонятно - что они сказали-то, в сухом остатке? Я от всего этого отвыкла совершенно. Ну, про шампуни и косметику не буду лучше, хотя у тебя на голове, смотрю, не такой апокалипсис, как у меня. Неужели у Гелена в загашниках что-то нашлось? По виду и не подумаешь…Андрес сел на скамью, некоторое время задумчиво сплетал и расплетал пальцы. Если б кто спросил у него, насколько сильно изменилась Виргиния – можно б было спрятаться за удобную формулу, что он не настолько хорошо её знал. Ну, это ведь правда – они вместе ковырялись в электронике потрёпанного лорканского корабля, болтали о том о сём, но разве на этом основании можно сказать, что он её знал? Это её семье, её друзьям из прежней, земной жизни как-то придётся пытаться соотнести блондинку-картинку и эту девушку с обветренной кожей, нечёсанной копной волос и розовеющими на руках шрамами и ожогами. Он-то принял то, что увидел, как данность.– Вообще хороший вопрос, чтоб подумать, хоть сейчас, хоть в какую другую минуту. Кажется, что лучше отложить его на потом, но в этом ?потом? будет… хорошо знаю, что. Я пять лет пытался с этой депрессией справиться, потом думал, что справился. На самом деле только теперь понимаю, что готов жить дальше. Кого-то война отпускает легко, потому что они ей и не принадлежали, жестокая необходимость, не иначе, кого-то - потруднее. И мне кажется, ты из второго типа.Виргиния подняла руку, снова взвешивая винтовку, вывела, лёгким касанием к запястью, голографическую сетку прицела.– Андрес, людям этого типа нормальная жизнь всё равно тесна, в принципе. Тебе и мне хорошо в том, что эти войны в нашей жизни случились, на них можно всё спереть. А так бы просто идиотами называли. Я знаю, как ты на это смотришь, но я действительно не хочу думать, что потом. Я очень хочу увидеть маму, сестру, брата, правда. И я очень сожалею, что я не попала в этот новый мир, да и вы все из-за меня тоже. Но есть решения, которые надо принимать вот сейчас, ошибочны они или нет - но непринятие решения хуже. Так что сожалею я не о своих решениях, а о том, с чем они совпали. Я смогу оставить Бриму - смогла же Арнассию, хотя и там, и здесь я оставлю кусок себя. Но мне придётся расстаться с Аминтаниром, с Геленом… Вот об этом я не хочу думать. Что мне даст эта твоя обычная жизнь взамен их? Доброго, хорошего, скучного человека?Бывший террорист покосился на неё с усмешкой.– Даже не знаю, говорить ли тебе, что отношение Гелена к тебе - чисто отеческое? Уж не знаю, откуда такое отношение у мужика, у которого никогда не было детей, который и с женщиной-то близок не был… Да, зря я это сказал. Прав Гелен, я многовато языком треплю. Хотя мне и думалось одно время, что ты-то за два месяца могла его неплохо узнать… Но кажется, он такой человек, что говорит о чём угодно и о ком угодно, но о своей жизни - меньше всего. О Мэтью Гидеоне я за это время узнал как-то куда больше…– Вообще-то, и моё отношение к нему… не такое, как ты тут себе придумал. А о таком отношении если уж говорить… я думала, конечно, но это слишком сложный пока что вопрос.Андрес помолчал, рассеянно откорябывая ногтями пятна краски с тыльной стороны ладоней.– Мы с тобой на самом деле очень похожи. Даже слишком, наверное. Нам обоим, как ты выразилась… тесно в рамках нормальной жизни. Мы оба незаконнорожденные дети.– Только ты уже научился с этим жить, а я пока, извини, никак. Скажешь, просто у меня насчёт моего отца ещё могут быть какие-то иллюзии, в отличие от тебя…– Мой отец - Хуан-Антонио Колменарес, и иного не было и не будет. Если загробная жизнь вообще существует, то он теперь явно в лучшем месте, в отличие от моего биологического отца. Я не знаю, что сказать тебе утешительного. Разве что - ты мне совершенно точно не сестра. Ну, может быть, твой отец был не очень хорошим учеником, можно же надеяться на это… А если нет - просто сумей преодолеть эту мысль. Я ведь сумел.Постоянная ментальная концентрация давала о себе знать, и у телепата понемногу слабели ноги. Впившись пальцами в прутья борта, Андо сосредоточенно уничтожал оружие на ближайшем к ним крейсере, развернув канлодку противника прямо на него. Залп из всех орудий одновременно на какое-то время оглушил его, и в этот миг, когда корабль противника изнутри начали прошивать стремительные волны огня, реальность подёрнулась рябью, смазалась, словно размываемая водой акварель, и сквозь её полупрозрачную пелену проступило другое - чёрная сосущая пустота. Ещё с той поры, как они услышали, что Колодец Вечности крадёт время, он чувствовал это - как реальность, эта зыбкая драпировка, готова в любой момент разойтись по швам, явив то, что скрывается за нею - чёрное, беззвучное, безнадёжное ничто. Звуки исчезли, исчезла качка корабля, исчезли крики бреймеров, плавящееся на металле обшивки солнце, боль в плече от отдачи оружия. Всё исчезло, опадая, как капли, в эту бездонную тьму. ?Дэвид, Дэвид, Дэвид?… И это его грудную клетку сейчас ломали раскалённые обручи боли и отчаянья - что чувствует один, чувствует и другой. Эхо голосов - тихих, прорывающихся сквозь скованные мукой губы, стекало, как капли растворяемой реальности. Время утекало сквозь пальцы, и последняя капля только что упала… Боль пронзила всё существо Андо, дрожащие колени всё-таки подогнулись, и он упал на них, всё ещё мёртвой хваткой вцепившись в борт.

– Отец… нет...

Время словно замерло, времени не существовало, и ничего не существовало, ни этого беснующегося хаоса воды, огня и металла, ни бессчётных километров холодного вакуума между двумя планетами. Только пульс Дэвида, стучащий в мозгу, боль Дэвида, струящаяся в теле, как огонь в нутре взрывающегося корабля, и он, не в силах распрямиться, поражённый, поверженный осознанием того, во что не хотел, не мог верить. Эхо боли - зеркальный коридор - разворачивалось внутри, и это немыслимо было осознать, и это невозможно было не признать. Кровь отхлынула от лица, онемевшие губы задрожали, а из глаз покатились слезы. Этого не могло произойти, не сейчас, ещё немного, и он бы вернулся, он бы успел, он бы что-то сделал. Что-то… оружие, не способное созидать, оружие, не имеющее права желать большего. Дефектное, не способное на то, чего желает больше всего. Ни единого шага для того, что единственное стоило любой цены. ?Просто живи, живи ради всех, кому ты дорог. Просто будь, будь солнцем, будь путеводной звездой?. Да, что он мог? Он мог отправиться за этим шаттлом - ради него, не по его слову, по своему порыву, чтоб быть полезным там, в том, в чём возможно. Он мог выполнять долг - в каждом новом его виде, помощи ли терпящим бедствие, поиске ли пропавших. И он мог прорываться через весь строй препятствий здесь - к цели, которая лежит за бескрайним морем, к цели, которая лежит за бескрайним вакуумом. Это было правильным, это было нужным… и он это мог. Там, в том, что затмевало всё, само бытие - он не мог ничего. Андо сглотнул слёзы вместе с горьким комом в горле, понимая, осознавая, что всё… кончено. Джон Шеридан ушёл. И поднятая взрывом ледяная волна рухнула, раздавив, разорвав его своим чудовищным давлением.?Если я не могу смотреть тебе в спину, если не имею права кричать тебе вслед ?не уходи!?, если не дотянуться, не увидеть, зачем мне всё это? Зачем мне этот дар? Зачем мне эта жизнь? Зачем мне эта память? Память о тебе, о том тебе, которого я знал, которого знала Лита, которого знали все…?– Андо!Андо моргнул, тяжёлая капля слетела с ресниц, и разом вернулись все звуки, оглушительной какофонией ударив по слуху телепата. Ветер бросил в лицо мокрые рыжие пряди, острые солёные брызги - это перед глазами взорвался тот самый корабль, который несколько секунд назад разрушила его сила. Это Алан с перекошенным лицом тормошил его, это что-то кричали бреммейры. Смерть. Смерть пульсировала в каждом толчке сердца - не только его, она носилась от сознания к сознанию, она окружала, как стягивающиеся к ним вражеские корабли. Они поняли, конечно, где главная их угроза.И их было много. Слишком много, чтобы выжить… Слишком много, чтобы иметь право жить. Он понимал, сам поражаясь у себя этой способности, что он всё ещё может что-то мыслить, что он не исчез в тот же миг, когда увидел последнюю эту песчинку времени, укатившуюся в непроглядный мрак, из которого нет возврата, что он всё ещё дышит, всё ещё стоит, и всё ещё воюет. Это его долг, это его дань, это то, что в его силах. Боль скручивала всё внутри, когда Андо поднял руки, между дрожащими пальцами вибрировала опасная сила, очень много, больше, чем, возможно, нужно.

–Держитесь! - прокричал Андо, даже не обернувшись в сторону стоявшего позади него Алана.Воздух наэлектризовало, и лёгкий катер качнуло в сторону. Сначала небольшая волна ударила о борта чужих кораблей, потом ещё, ещё и ещё, толщи вод пришли в движение, повели хоровод, подхватили, играючи, все три линкора врага. На какую-то секунду снова смолкли звуки, поражённая толпа бреммейеров позади Андо ахнула, когда на огромной волне их корабль стал подниматься вверх, вращаясь по спирали и закручивая корабли противника, втягивая их в разгоняющийся водяной смерч.– Наисветлейший, что это?– Назад! На полной скорости назад!Тёмный столб воды, при совершенно ясном небе, поднимался всё выше, и в нём не различить уже было хищных очертаний вражеских линкоров, бессильных игрушек в руках управляемой стихии. Минута, две, три? И смерч обрушился, рассыпался, раскидав по океанской глади безжизненные останки кораблей.Кулак Винтари снова врезался в стену, на сей раз оставив в ней менее значительную вмятину, зато оставив кровавый отпечаток.– Почему? За что? Почему – именно так, именно сейчас? Почему не… Мы почти закончили, мы почти скоро улетали и так! Почему он не подождал… почему эта связь… Почему, если б я смог… Я не отпустил бы его, я не дал бы, не позволил! Я горло бы выгрыз тому ангелу смерти, что пришёл бы за ним… Господи, что! Что я сделал тебе?!Дэвид, не в первый раз наблюдающий буйство центаврианской натуры, но в первый раз так, мёртвой хваткой вцепившись в его плечи, почти висел на нём.– Диус, прошу…– Он не должен был умирать! Вообще не должен! Кто угодно! Я! Во всех мирах, во всех легендах есть способ отдать свою жизнь за другого… Я бы нашёл…Дэвиду удалось повиснуть на его руках и своим весом прижать его к покалеченной стенке. В дверь, с опаской во взгляде, сунулись Брюс и Шин Афал.– Диус, мне больно, как тебе… Мы с тобой весь последний год жили с одной болью… Которой он меньше всего хотел для нас. Он потому и отослал нас сюда, он потому и улетел сам… Чтобы не умирать на глазах тех, кто так его любит.– Как будто это что-то меняет! – Винтари сполз по стене, увлекая за собой Дэвида, - как будто здесь, или где угодно, на краю вселенной, у чёрта в аду – было б легче это узнать, было возможно не… Дэвид, я наивно верил… Верил, что успею… Что не мог он послать нас сюда, зная, что нам больше не увидеть его! Словно… глаза мои покрыты тьмой, словно их выклевали хищные чёрные птицы, оба моих сердца стали добычей… неистовых тварей преисподней…Не всё в этих причитаниях и проклятьях на центарине Дэвид понимал. Он просто обнимал названного брата, роняя на разбитые костяшки рук горячие слёзы.Решив, что гроза вошла уже в более спокойную стадию, и можно уже рискнуть зайти, Шин Афал с бинтами и успокоительным переступила порог. Брюс, страхующий на случай нового припадка у Винтари или Дэвида, шёл следом.Истерика Винтари, уже не имеющая возможности терзать ослабевшее тело, продолжалась ментально, и едва не сбила Брюса с ног. В ней был крик ребёнка, из слабых ручонок которого вырвали любимого отца. В ней был гневный, отчаянный клёкот птицы над сожжённым гнездом. В нём отражалась боль за Дэвида, за Дэленн, за всех…Дэвид, словно маленькая птичка крыльями, стремился закрыть брата – словно чьё-то приближение сейчас означало для него новую боль, ведь в каждом лице он увидит подтверждение – да, его кошмар, который он гнал от него столько дней и ночей, сбылся.…Желать лишь одного – чтоб отец жил… Чтобы успех сопутствовал его делам, чтобы улыбка на его лице была вызвана иногда и его словами… Быть хорошим сыном, как сейчас, когда по отцовскому слову он отправился сюда, хотя сердце больше всего хотело остаться, никогда не отпускать, ни одного дня, ни одной минуты не упустить…?Почему я не умер на Центавре? Всех дней, всех лет было б мало… Никогда нельзя жить, зная, что время конечно…?Шин Афал почти силой влила в рот обоим пряный отвар – Рузанна готовила его под руководством местных знахарей. На Тучанкью, по понятным причинам, небогато снотворным, но некоторые травы, содержащие сильный наркотик, могут дать нужный эффект, известно, что центавриане, жившие здесь, пользовались ими, когда не могли уснуть… И это в любом случае лучше, чем то количество алкоголя, которое было бы сейчас эквивалентом…– Что это, что за звук? Как будто льётся вода… У нас течь? Мы тонем?– И давно. Я насчитал несколько попаданий, но сложно судить об их опасности… отсюда. До сих пор, во всяком случае, мы двигались, и достаточно быстро… Вот за шумом двигателей вы и не слышали воды.– А теперь, значит, перестали… - Стефания подошла к двери, - почему никто не идёт? Они погибли? Может быть, над нами уже толща воды?– Ну, в таком случае дёргаться и бесполезно. Здесь, конечно, ещё некоторое время сохранится воздушная подушка, но не знаю, возможна ли за нами какая-то спасательная экспедиция… В таких-то условиях. И есть ли, кому её отправить.Стефания навалилась на дверь, она поддалась только немного.– Ну, вода сюда, как видим, не хлынула. Но дверь чем-то заклинило…– А вы решили вплавь? Похвальное мужество, учитывая некурортную температуру в океане. Надеюсь, вам будет сопутствовать удача, мне же, боюсь, в эту узкую щель не пролезть.– Значит, вам придётся подойти и навалиться вместе со мной, чтобы она стала хоть немного шире. Вы всё время пытаетесь где-то остаться… Вам так понравилось на Бриме? Сожалею, но вас положено доставить для суда на Землю - значит, вы будете доставлены.За дверью послышались сначала шаги, потом раздался голос Далвы. Стефания забарабанила в дверь, потом наполовину протиснулась в узкую щель и замахала рукой.– Далва, Далва, мы здесь! Что случилось, мы тонем? Мы не можем выбраться!– Мы эвакуируемся, тонем - поспешное выражение… Мисс Карнеску, можете пока закрыть её обратно? Эй, Керадзуэрта, сюда, сюда!Тощая переводчица протиснулась в щель полностью, потом вместе с медиком навалилась на дверь, сверху посыпалась стружка - металлическая балка, вырванная из стены ударной волной, повредившей правый борт, взрезала обшивку, погружаясь глубже.– Да, хорошо, что у меня груди, считай, нет… Но мы должны вытащить Виктора. Это можно как-то сдвинуть? Что-то только хуже становится…Подбежавший Керадзуэрта растолкал их плечами.– Сдвинуть, может, и нет, да и на кой грех это нужно. Виктор, слышите меня? Отойдите! Держитесь дальше, чтобы не пострадать!Тонкий луч лорканского лазера впился в обшивку, полосуя её, как нож масло.Палуба была скользкой от наледи и, показалось Стефании, крови. Хотя возможно, это просто сажа, пепел… Ночь бросала в лицо мокрую, холодную снежную крупу, ночь глухо ухала близкими и дальними взрывами, полыхала красноватыми вспышками, рвалась лучами прожекторов, криками, грохотом, скрежетом. Развороченная прямым попаданием пушка Гариетта смотрела дулом в небо, два соседних орудия были снесены начисто. Эммет неимоверными усилиями сталкивал на платформу спасательного катера свою орудийную установку, лишившуюся большей части колёс. Два заряда встретились где-то в вышине, рассыпав дождь искр, угасающих в полёте до земли - как фейерверк, если б не было так страшно…– Что происходит? Мы ещё сражаемся?– Может, я ошибаюсь, но это - берег?– Да. Мы доплыли. Мы и ?Шетшамкхештш?, и одна из канлодок… Здесь нас встретила береговая охрана, но их силы невелики, думаю, ещё час - и всё будет кончено. Особенно если подойдёт ?Сюзанна Лученко?… Но ?Эйфория? сильно повреждена, конечно, думаю, восстановить можно, но сейчас нам лучше сойти на берег, тем более что наша помощь не помешает…– Так она не затонет? - Стефания оглянулась на корабль, неожиданно показавшийся таким родным.– Смело, - рослый бреммейр, обнажённую грудь которого пересекали перевязи ремней, на которых болталось местное и хуррское оружие, протянул ей лапищу, - все на берег, там свои. Всех спасти.Стефании стало стыдно, что она так и не запомнила его имени, а ведь знала его. Такой удивительный силач… На промозглом ветру, окатывающем дождём ледяных брызг, он почти голый. Бреммейры, конечно, легче переносят холод, чем гуманоиды, но и тепло они любят неизмеримо больше… Лодка качнулась под ногой, где-то, кажется, совсем недалеко в тяжёлую чёрную воду что-то врезалось, какой-то элемент корабля, оторванный прямым попаданием.– Необходимо его развязать! Далва, он не сможет спуститься, развяжите его! Сейчас все эти соображения имеют мало значения…– Я смогу, не стоит беспокоиться.Лодку едва ли не швырнуло о борт ?Эйфории?.Это ещё что-то взорвалось? Наше, их?– Садитесь, мисс переводчица, - Моралес осторожно трогал халтурно забинтованную голову, - понять бы, чего они там орут, чья берёт… Ну да если на берегу командный пункт уже захватили - долго они тут не проартачатся…Сын Офелии Александер и сын Лаисы Алварес родились в одну ночь. Ту самую, когда на далёкой Бриме утихающая ярость океана выбрасывала на лёд обломки всесильной, самодовольной мощи, когда из сектора Корианны вернулась ?Белая звезда-80?, посланная на поиск ?Белой звезды-1? или каких-то известий о её судьбе. Вернулась ни с чем… А ещё через три дня на космодроме Тузанора приземлился шаттл с вернувшейся с Тучанкью делегацией…