Начало (1/1)
Я не знаю, сколько прошло лет с тех пор, как это началось, но помню все так отчетливо, что… хоть прямо сейчас могу сесть и написать летопись. Или книгу. В последнем, правда, должно быть хоть сколько-нибудь художественности, но разве может быть нечто от искусства в ?ничто не вечно?, размазанного в повтор по каждой странице? Даже если я распишу в деталях все, что когда-либо происходило за границами моего кокона, общий итог происходящего будет один.
Нерадостный.Когда в привычной картине мира что-то нарушилось?— когда Она погибла?— я понял сразу. Почувствовал, точно зверь чутьём живого существа, эти необратимые изменения в самом воздухе.
Мир подвержен эффекту бабочки. Даже малейшая перемена в стабильном склепе, сокрытом в нижних слоях тверди, способна обратить верхние ярусы в прах. Я знаю это.
В юности я часто слышал, что история никогда не повторяется, но, пережив всех тех, кто говорил это, убедился: она циклична. Может, во всем мире, а может только здесь, но... что бы ни происходило, оно всегда брало начало в недрах. Как и я. В этом месте все так: тем первороднее и необъяснимее, чем глубже в землю.Колоннаду из домино, выставленных в ряд, рушат с того же начала, с коего его заложили. Я знаю, что процесс уже начался. Я знаю, что одна упавшая фишка тянет все остальные за собой, а если не тянет… значит, ей нужно помочь.Когда Она погибла, остальное я взял на себя.
*** Она задыхается. Посереди ночи она бегает по богами забытым зассанным углам, с трудом ориентируясь в темноте: без фонарика, с разбитым телефоном, с которого она не может вызвать полицию, в руке. Да и если бы она могла… во тьме у нее не получается различить даже приблизительного адреса, даже названия переулка, по которому несётся. И что она скажет? А ей дозволено говорить? Если ей нельзя шуметь. Ее лапки?— с подпиленными коготками, босые, чтоб бегать бесшумно?— постоянно натыкаются на старые банки от колы, пива и энергетиков, под ними шуршат бумажные обертки, и она слышит, чувствует, просто-напросто знает: он нее не отстают. Ее след держат, как псы-ищейки, чертовы кредиторы, которым она всего-то сраную неделю не возвращает долг. Еще бы она помнила, за что, собственно, должна им заплатить… просто ровно неделю назад она выпила так много водки, что только ее количество и помнит. Больше?— ничего. Она не знает ни суммы, ни причины; ей говорят отдать, а она в душе не ебёт, что. Приходится бегать, как кошка драная, по помойке от нескольких здоровых придурков с битами. Она не знает, сможет ли убежать, но пытается. Однако, сколько бы ни продолжала пытаться, дышать становится лишь тяжелее, а предчувствие геймовера — ближе. Лапки у нее длинные, тонкие, привыкшие к бегу, и все бы ничего, если бы ей это помогало?— если бы они не заплетались, не шумели о проклятые банки; если бы после получаса бега ее легкие не горели огнем. Она поражается, едва не до треска сжимая в лапках холодный камень, как еще не сдохла?— и как вообще смогла?— когда с разбегу, бросив в сторону телефон на ходу (всё равно сломанный), запрыгнула на невысокий забор. Цепляется за него же коленом, приподнимается торсом, выдыхает, склоняет вниз голову и смотрит. Внизу?— река. Ей кажется, что река, даже быстрая, куда лучше, чем трое озлобленных обалдуев, распаленных погоней за мелкой наглой девчонкой. Река, по крайней мере, не захочет избить ее до консистенции фарша или… или еще чего. Холодная, конечно, вода, но это ничего. Она рывком переваливается за забор, закрыв мордочку ладонями?— не хватало без глаз остаться?— и уже собирается упасть, выдохнув уставшими легкими; собирается подумать, что сигареты промокнут, но вдоль по реке?— улица, на которой есть ларьки... Она чувствует, что ее держат за ногу —?Куда, с-с-сука, собралась? —?ревет низкий голос и ее сердце холодеет.
Она чувствует, как то пропускает удар… и снова бьется. Нет больше ничего громче, чем его мерный стук. —?… поймал, пацаны,?— жук облегченно смеется, пристукивая битой о поколотый асфальт. Ее ребра проезжаются по бетону, а темно-серая майка-алкоголичка с треском рвется о торчащий железный штырь. Ткань подергивается кровью?— она поразительно сильно чувствует железистый запах?— распоротой кожи на животе. У самых коготков задней лапки ее держит тяжелая рука, за спиной слышатся нервный смех и крепкие ругательства. Она невольно вскрикивает, когда чувствует, как пара крепких ладоней до боли сильно сжимает ее бедра и как?— после?— колени и лапки больно впечатываются в землю. Где-то за домами, на проезжей части, громко сигналит машина скорой помощи. От мысли, что это не к ней?— не ее собирать по частям после грядущего?— в горле неприятно, солоновато горчит. Вот и кончились твои развлечения, да, девочка? Надо было маму слушать?.. Она бы потерла ладони и попыталась привстать, но кожа и хитин расквашены до крови. Когда она поднимает голову, она видит только чью-то недовольную и, к сожалению, трезвую рожу, рогатую и скорченную. Он опирается двумя из четырех лап на биту и стоит согнувшись, огромными черными хелицерами зажимает сигарету. —?Ты,?— он улыбается улыбкой неживого, кивая коротко на ее голую и рассеченную кровавой полосой грудь,?— явно не выглядишь как кто-то, кто может заплатить двадцать тысяч. … двадцать тысяч?! Правильно бежала, но в неправильную сторону. —?Делайте с ней, что хотите,?— бросает жук уже остальным двоим. —?Не сдохнет так калекой сделайте. Когда он вытряхивает из кармана своей куртки зажигалку, вытирает рукавом потную кожистую морду и прикуривает, она думает о том, что… тоже хотела бы покурить. Так. Немного. Перед смертью. Стоит ему отвернуться, как она слышит свист воздуха за затылком.*** Его зовут Шинджи и он, конечно, даже не задумывался о том, что мир может быть глубже, чем кажется, а жизнь — состоять из вещей посложнее походов из школы в дом и из дома в школу. По крайней мере, так дела обстояли у него и еще огромного количества его сверстников. Иные выбирали постоянные тусовки, бесконечный круговорот знакомств и вечерних прогулок. Но Шинджи всегда было куда проще купить по дороге домой банку клубничной колы, пару бич-пакетов (лень готовить) и, придя, сесть за домашнюю работу. Потом, может быть, если силы останутся, поиграть с одноклассниками и интернет-знакомыми по сети в какую-нибудь убогую RPG, а лучше?— во что-нибудь красивое и однопользовательское. Шинджи, честно говоря, к ?активному? образу жизни даже не стремился. Кола лучше пива, а стопка всратой манги в углу лучше гулящих девчонок. Шинджи нравится жизнь такой, какая она уже есть. Шинджи думает о том, что, когда закончит обучение, станет неплохим айтишником, который столь же неплохо зарабатывает на существование; он останется в этой, близкой к центру, квартире в хорошем теплом доме, и, годам к тридцати, обязательно женится на милой ласковой девушке. Шинджи хочет, чтобы все продолжалось по задуманному им нерушимому сценарию. Сейчас он, лежа в маленькой, а потому слишком неудобной для него ванне, листает в телефоне какую-то длинную статью про странные исчезновения жуков. В сводке за последние десять лет, конечно, в основном лишь перечислялись имена и прилагались фотографии, но несколько из них были занесены… как примеры особых случаев. К тексту статьи прилагались сканы и фото газетных страниц, где под кричащими заголовками писалось пару абзацев о конкретном случае. Первый из них был зарегистрирован пять лет назад, и Шинджи читает его чисто из любопытства?— что авторы статьи подразумевают под ?особым случаем??ХИРИШИМА ХАСУ 22 ГОДАПРЕСТУПНИКИ СОЗНАЛИСЬ В УБИЙСТВЕ И ПРЕДОСТАВИЛИ ФОТОГРАФИИ ИСЧЕЗАЮЩЕГО НА ГЛАЗАХ ТЕЛА ЖЕНЩИНЫСегодня, в четыре часа утра трое молодых жуков преследовали неплательщицу денежного долга, двадцатидвухлетнюю Хасу Хиришиму. Имена молодых жуков умалчиваются по их просьбе. На допросе они предоставили фотографии с места преступления, на которых четко видно, что размозженное тело женщины постепенно пропадает так, будто его постепенно разрубают. Экспертиза на детекторе лжи показала, что мужчины не врут, однако официальной версией полиции остается та, по которой тело Хиришимы постепенно обрубали и фотографировали. Стоит добавить, что версия звучит нелогично: за столь короткое время преступники вряд ли могли сделать столько ровных срезов,?— считает редакция. Паранормального объяснения происходящего правоохранительные органы не приемлют.В любом случае, эти жуки получат наказание за совершенное преступление <… >. Шинджи усмехается. Звучит, конечно, все это интересно, только вот если пробить в поисковике ?Хиришима Хасу 27 лет? и запомнить женщину с фото?— та изображена по пояс, черно-белая, с выразительным взглядом, в узком темном платье и с жемчужным колье на изящной шее,?— выяснится, что та жива и никакого убийства не было. А молодых жуков, поскольку сочли фотографию подделкой, а случай странным, отпустили, скорее всего просто наложив на них штраф за такой веселый пранк… если молодые жуки вообще существовали когда-то. Шинджи видит в поисковике строку с ссылкой на профиль женщины с таким именем и возрастом?— она идет сразу после сайта контактных данных?— и, толком ни о чем не думая, открывает ее. Как ни странно?— ага! —?это оказывается та самая Хиришима Хасу. Онлайн. На аватарке?— в черных джинсах, кремовом свитере, удивительно молодо выглядящая и смотрящая в объектив тем же взглядом, что со страницы газеты и ?паспортного? фото. В руках?— кружка с пенистым капучино, аппетитно посыпанным корицей. Хасу вся в пледах, одеялах, уютная, декабрьская. Правда, из-под кресла, на котором она сидит, пакостно выглядывает крышка винной бутылки. Видимо, весело время проводит. И что-то дергает его вдруг… взять, заскринить кусок интернет-статьи с паранормального форума и в первом же сообщении?— благо, ЛС у дамы открыто, его прикрепить.hollow dango
---> (фото)----> привет-----> видела это? лоооол Ничего себе, даже ответила! И Шинджи бы не реагировал так радостно, если бы не думал, что взрослая женщина, да еще и такая миловидная, просто проигнорит странного гика с чиби-анимешкой на аве. И уж тем более не думал, что она будет писать лапслоком и говорить ?лол?. Он сам не замечает, как начинает довольно приподнимать хелицеры и, будто его в щечку девочка в садике чмокнула, топорщить перепачканный в мыльной пене хитин. Шинджи коготками задней лапки скидывает пробку, закупоривающую слив ванны, и решает, что на этом разговор с Хасу Хиришимой не окончен.Хиришима Хасу<--- да, конечно. район явасака.<---- и почему бы мне тебя игнорить? у тебя на аве моя вайфу, думаю, ты неплохой.
<----- или неплохая.<------ че ты такое вообще ахаха. Шинджи сам усмехается?— но уже как-то стыдливо. Да уж, ?полое данго??— звучит как ?король говна и пара?, а не как ?симпатичный приличный юноша с тонной хентая в закромах, но ради тридэ-тян выбросит (но только часть, любимую оставит!)?.Хиришима Хасу<--- они просто завидуют моей королеве.<---- ой<----- нашей ахаха. Даже как-то не вяжется ее образ с тем, какая она?— декабрьская, уютная?— сидит с кружечкой капучино в горе теплых пледов. Или… или наоборот, что-то в ней такое уютное есть? Шинджи без понятия, нахера он вообще написал взрослой незнакомой тетке из-за тупой статьи на тупом сайте, но пока что ему все нравится. Он, конечно, уже пробовал писать девчонкам просто так, но из-за амплуа ?профиль задрота, жирного и прыщавого? игнорировать его начинали почти сразу же, а фотографии свои везде светить он не любил чисто в угоду паранойе. Еще в базу данных, как Хасу Хиришиму, сольют. Шинджи, нащупав полотенце, забывает, насколько оно сомнительной опорой является. Ухватившись за него покрепче, он из ванны едва ли не выпрыгивает. Стоит ему приземлиться на кафель, как пролитый на пол гель для душа скользит под лапами, и он с размаху врезается мордой в угол стиральной машинки. Последнее, что он слышит?— треск. Последнее, что чувствует?— боль. Разбитый телефон на полу вибрирует, уведомляя о новом непрочитанном. На треснувшем экране высвечивается:ты чего молчишь? мне неловко. И снова:сдох что ли ахаха. В ванной комнате становится тихо, и только хрипит слив. Лужа воды на полу окрашивается в буровато-алый.*** Шинджи приходит в себя. Первым делом он чувствует боль в голове, но она занимает такое короткое мгновение, что после того, как он стонет, ее уже нет. Только глаза слипаются, как после долгого сна, и их совсем не хочется открывать. Ему кажется, что он лежит в чьих-то теплых объятьях: морде мягко, пахнет вкусно, как от каких-то цветочных духов. Скорее всего, плюхнулся в груду стиранных вещей и рядом пролился гель для душа… хотя у него, вроде, только ментоловый был. Да и сухо как-то подозрительно?.. Не тревожно совсем, скорее просто странно. Шинджи, веря, что он еще дома, подбирает под себя передние лапки и трогает ими это мягкое, теплое и вкусно пахнущее. Мурлычет сонно-недовольно что-то… —?… ты еще час будешь у меня в сиськах сидеть? … что??? Шинджи от одного только слова?— си… глаза! —?подрывается, подскакивая и раскрывая вдруг такие, казалось бы, слипшиеся веки. На него в упор смотрит Хиришима Хасу. —?Доброе утро,?— фыркает она и толкает его коленом слабо в брюшко. И, усмехнувшись, кивает на его руки, крепко сжимающие… кх. Шинджи заливается краской до, наверное, кончиков рогов, но пальцы разжать отчего-то… не получается. Как заклинило. —?Лапы убери,?— чуть щурится. —?Данго, блять,?— посмеивается. А у него есть только один вопрос…Что происходит?