Глава четырнадцатая: Паж (1/1)

За последние три года, что в летосчислении других народов примерно равно полутора зимам, жизнь простого крестьянского паренька по имени Имир только и делала, что поворачивала?— причём всё круче и круче. Взращенный, как и все хранители, на легендах о старых-добрых временах под землёй вперемешку с лишь недавно влившимися в их фольклор сказками остальных народов Ауриги, Имир полагал, что сказка?— прямо тут, рядом. Это соседство всегда радовало его: волшебство древних сказок, словно море, плескалось за деревенской околицей, не смея, тем не менее, затопить её, оставляя его мир предельно сухим и рациональным, полным простых житейских дел. До тех пор, пока на деревню не напали некрофаги. Огромные зубастые чудовища, до сих пор жившие только в страшилках, которые Имир пересказывал друзьям у вечернего костра, пришли, приползли, прилетели и даже припёрлись?— во плоти. И оказались ужаснее всех самых ужасных его фантазий. Честно говоря, Имир был не против, чтобы однажды сияющее подводными огнями море сказок тихонечко перелилось через околицу и вошло наконец в его жизнь. То, что в этом море водятся чудовища, он благополучно упускал из виду. И вот, пожалуйста: получите, распишитесь. Сказка припёрлась в его жизнь, обдавая кровью и вонью, рыча, и являя самое уродливое из своих многочисленных лиц. —?Имир! Юноша уже дорос до меча, но всё ещё мал для настоящей битвы. Выполняя мелкие поручения солдат, он всегда старается оставаться рядом с королевским шатром, чтобы слышать, если в нём возникает нужда. —?Да, Ваше Величество? —?Госпожа Катракис уходит. Проводи её к кастеляну, чтобы он помог ей собраться в обратный путь. Потрясение было столь сильным и основательным, что даже лютая смерть, настигшая родителей Имира, как-то не выделялась на общем фоне. Ему казалось, что в ненасытных челюстях некрофагов исчезают не только его односельчане и их припасы, но и вообще всё: сама земля?— казалось ему?— слой за слоем перемещается в их рычащие от постоянного голода желудки. Впоследствии Имир выяснил, что так оно на самом деле и было. Некрофаги видят?— некрофаги едят. Милосердная память ребёнка постепенно затёрла все эти ужасы, оставив лишь одно событие, которое до сих пор не укладывается в его голове. Одно из чудищ убило своего сородича, который собирался сожрать Имира. Дерутся за еду?— отрешённо подумал мальчик, в то время как тело окаменело от ужаса, а разум уже хладнокровно принял неизбежное. Но потом чудище повернулось и заговорило. Оно спросило его имя, а затем?— представилось само: его звали Длинные Клыки. А потом?— всё остальное Имир ещё может как-то объяснить, но это?!?— чудище отпустило его. —?За мной, госпожа посол. —?Имир старается сохранять нейтральный тон, но с каким же трудом ему это даётся! Мало того, что сказка наконец-то повернулась к нему именно тем лицом, которое он всегда хотел увидеть?— нечеловеческим, загадочным, прекрасным: так к этому лицу ещё и прилагаются яркий нрав, звонкий голос и истории о дальних краях и из древних времён; а уж то, что начинается у этого лица сразу после шеи, в его пятнадцать лет?— интереснее даже самых невероятных историй. Имир не помнит куда, где, как, и как долго бежал. Помнит только, что, очнувшись, увидел над собой купол шатра и беспокойное лицо какой-то старухи. Кроме шока и полного истощения парень был в полном порядке, и самое главное?— жив. Во второй раз очнулся он на третьи сутки?— от звуков битвы. А потом как-то и сам не заметил, как встал, оделся, окончательно пришёл в себя и начал помогать давешней старухе перевязывать раненых. С тех пор и началась его жизнь в лагере. Трудился он скорее не ради победы, а чтобы отвлечься от воспоминаний, но менее ценным это его не делало. Сделать перевязку, наточить меч, поправить шатёр, отнести гонцу весточку, помочь кашевару?— Имир быстро освоил науку бытового обеспечения армии. Как выяснилось немного позже, ускользнуть от разъярённой буро-зелёной лавины удалось только ему. Таким образом он, сирота, стал приёмным ребёнком всех войск Технократии разом: стрелки и пехотинцы, повара и маркитантки?— все они стали ему отцами и матерями. Да что говорить: берсерки, которых в лагере побаиваются даже свои,?— и те иной раз трепали его по голове (так, что она чуть не отрывалась от тела). —?Ну и… эм-м-м… как вам… погодка? Пага-Актина смотрит на него. Довольно трудно определить выражение лица, когда оно так сильно отличается от человеческого, но Имир готов поклясться, что девушка улыбается. Интересно,?— думает он,?— сколько ей лет? Как она разговаривает? Как думает?— неужели тоже в рифму? Везде ли у неё мех? И, если не везде, то как… ну… эта… в общем… э-э-э… ну не поперёк же! —?Юный краснеет, и Льдинка растеряна снова: Красная в Юном почто так бурлит и играет? Дни шли своим чередом. Сказка навещала Имира только иногда по вечерам, когда солдаты просили его рассказать какую-нибудь волшебную историю. И вот однажды она снова ворвалась в его жизнь. С утра солдаты чистили оружие и доспехи с каким-то особым усердием, словно намеревались ослепить некрофагов солнечными зайчиками. Территория лагеря срочно приводилась в порядок, а повара весь день корпели над чем-то особо вкусно пахнущим. День выдался особенно напряжённым?— ещё к полудню Имир уже убегался. И ни у кого не было ни сил, ни времени объяснить ему, в чём дело. А вечером прогремели трубы. Кто-то добрый посадил Имира себе на плечи, и он увидел, как с юга, со стороны Успеха, к ним ровным чеканным шагом, ритмично гремя небесно-голубой бронёй из чистого титана, марширует полк личной гвардии Её Величества Пелагеи Золи Упрямой. Сама Королева, бывшая для парня таким же сказочным персонажем, как и остальные, прибыла в лагерь. Впрочем саму августейшую особу он увидел только на третий день после этого. Её левая нога была в крови, лицо было белым-бело от боли, и Её Величеству едва хватало сил держать глаза открытыми. В тот день бой выдался особенно тяжёлым. Имир и сам не знал, чего ожидать от встречи с королевой, тем более, что сам факт Её присутствия уже заставлял его чувствовать себя частью легенды. Он ожидал увидеть прекрасную деву в несокрушимой броне; с горящими глазами и громоподобным голосом; мудрую, справедливую, храбрую… Ну, положим, с последним он попал в точку. Её Величеству достало храбрости выйти на бой бок о бок со своими людьми. Но в остальном… В остальном же Имир видел перед собой обычную женщину: довольно привлекательную, но всё же?— вполне обычную; поножи, прогнувшиеся от чьего-то страшного удара, теперь вовсе не выглядели такими уж несокрушимыми; глаза королевы были полуприкрыты и застланы туманом, а голос?— слаб. И тогда Имир понял, что сказка, при всей её прелести и очаровании,?— всего лишь бледная тень реальности. —?Э-э-э… —?Имир понятия не имеет, что на это ответить. О чём вообще с ней говорить? Шатёр кастеляна меж тем?— всё ближе. А он не может оторвать глаз от собеседницы. Даже фееричная сцена того, как взлетает и отправляется обратно в Нахар-Терет посол Чирандживи, ускользает от его внимания. А ведь ещё совсем недавно это чудное существо было центром его внимания. Девушка смеётся: —?Льдинкой зовусь. Ах, ну что же с Безусым случилось? Прежде расстаться чем, можешь хотя бы назваться? —?Имир. —?отвечает он, и чувствует, что краснеет ещё гуще. Несколько часов спустя, королева снова призывает его к себе. В шатре, помимо неё, сидят командиры. —?Имир, нам нужна карта. Ну что ж, видимо, зима скоро?— думает Имир, отправляясь по её поручению,?— готовь, как говорится, сани летом… Вскоре, взмокнув и пыхтя, он снова появляется в шатре, втаскивая туда… —?Э-э… Имир, я просила карту, а не нарты. —?Прошу прощения… —?растерянно бросает Имир и пускается в обратный путь. И не видит, как за его спиной, в шатре, королева задумчиво поджимает губы: —?Влюбился он что ли?..