Андорал и хризантемы (1/1)

Лепестки льются вместе с алой кровью и желчью, комьями выталкиваются наружу, пальцами собираются с чернильного языка. Лепестки пачкают ему кожу, багрянят чешую, противными кляксами расползаются на ткани одежд и простынях.Лепестки противные, тошнотворно-красивые, стоит их омыть от крови, собирающиеся в гибнущие цветы. Усмешка змеится, скользит по тонким, обескровленным губам, когти изрывают мягкое подобие ткани в лоскуты.Влажный красный растирается на пальцах, слишком красивый для покрытых рыжим цепей. Слишком яркий для чего-то, что затёрлось, замялось, утонуло в тёмных глубинах морей.Эти чувства?— их бы с корнем выдрать, как проклятые цветы. Когтями уцепить в самом низу и безжалостно, истекая ядом, губя бутоны, вытягивать прочь из сердца.Эти цветы имеют противный жёлтый цвет, уходящий в рыжий. Но он слишком живой, слишком естественный, такой чужой ему. Эти цветы, которым Он?— Отец, на вкус почему-то слишком сладкие.А должны быть ржавыми, как его омытая солью и чернилами душа. Как взгляд из-под коротких ресниц, как улыбка, как скрипучий, больной голос. Как душа, застывшая не камнем, нет?— раненным железом.Андорал не спрашивает себя?— зачем, почему и кто. Он рвёт лепестки из своей глотки и рук, когда они пачкают желтоватую кожу, когда бьются ростками сквозь чешую, и так противно, металлически смеётся.Он не умрёт, нет. Такие как он?— не умирают. А муки… что ему муки? Он болеет этим всю жизнь, с каждым телом, с каждым вздохом новой грудной клетки?— по новой цикл.Льются алым цветы изо рта, солью и сладостью оседая на языке. Андорал устал себе кричать, что должны ржавчиной. Андорал устал знать, что сладость и соль?— не его.Они чужие. Противно-тихие, хаотично смеющиеся, танцующие пламенем и льющиеся золотом высоких колонн, застывающие знаниями в глубокой ночи.Хризантемы. Жёлто-красные?— и как точен язык цветов.Самый бесчувственный и бездушный?— какая ирония, рыжий,?— и самый влюблённый.Потому что Цепи?— это Единство.