3 (1/2)

На заре разбудит пение кузнечиков.

Всё по-прежнему,Но весь мир стал иным.

Где заиграют яркие краски?

Если смотреть на траву слишком пристально,

В капле росы можно увидеть весь мир -Об этом ли поют цирикию?

Он проснулся на рассвете. С первыми лучами солнца, чувствуя, что эта ночёвка должна быть последней, и в следующий разнужно обязательно найти убежище.

От пронизывающего до костей холода ломило суставы. Если бы нытик Риому не пришёл к нему ночью, утром они бы оба околели. Хотя...

Осознав, что Риому удобно лежит на нём, используя его тело вместо матраса, асин тихо скрипнул зубами и мысленно ругнулся. Кое - кто всегда найдёт как устроиться. Наглость Риому просто не знала границ, точно так же, как его непрекращающийся махровый эгоизм. Лёгкостью принц не отличался, так что причина, по которой Лейду так тяжело дышалось во сне, да и, вообще, всё тело затекло, была хотя бы более - менее понятна.

Ему захотелось столкнуть с себя этого ублюдка. Причём, сделать это каким-нибудь непочтительным образом, например, натолкав инея за воротник одежды. Но он не двинулся, продолжая лежать и вбирать в себя чужое тепло и странное чувство, которое дарило это непривычное ощущение близости.

Запах чужой кожи и еле уловимый аромат, исходивший от волос, что сейчас накрыли обоих блестящим живым водопадом. Протяни руки - и запутаешься пальцами, не сразу найдя выход. Удивительное ухоженное великолепие, за которое многие из женщин, не задумываясь, отдали бы целое состояние. Риому имел привычку поливать себя духами, но его настоящий запах - лёгкий, волнующий аромат кожи - невозможно было спутать ни с чем другим. Некая невидимая харизматичная аура, столь притягательная, что на мгновение в ней захотелось утонуть.

Голова принца покоилась на его плече, а губы касались шеи, обжигая дыханием. Во сне Риому согрелся, и теперь был тёплым, почти горячим, позволяя себе распластаться животом на теле Лейда, словно нахальная лягушка, раскинувшая лапы...Внезапно Лейд осознал, что они соприкасаются обнажённой кожей. Его одежда была аккуратно распахнута, точно так же, как и многочисленные одеяния Риому, в которых принц напоминал многолепестковую хризантему. Часть его халатов благополучно покоилась под спиной асина, в то время как сам Риому оставался лишь в одном тонком кимоно, пояс которого был бесстыдно развязан.

Лейд и сам не понял, отчего задрожал, задышав чаще, и почему в животе всё сжалось в тугой узел, стоило Риому лишь слегка поёрзать на нём, заставляя их тела соприкасаться так непозволительно интимно. Оказалось, что одна ладонь принца придавлена его спиной, превратив их позу в объятие, разъединить которое можно было, лишь приподнявшись.

Лейд не стал этого делать, позволяя себе остаться, и, более того, он, наверное, сошёл с ума, раз вместо того, чтобы спихнуть с себя этого трусливого недоноска, невесомо обнял его в ответ, украдкой наслаждаясь собственным кощунством. У него были женщины. Это было бы странно, если бы их не было. Он познал женщину в пятнадцать лет. Кайсё всегда говорил, что снятие сексуального напряжения - одна из потребностей человеческого тела, лишать его которой нет никакого смысла.

Но никогда ему не приходилось обнимать мужчину. И даже в голову не могло прийти, что подобного рода близость может так взволновать. Тем более - близость Риому, от одного вида которого Лейда начинало, если не колотить, то ощутимо так перетряхивать. Сейчас, когда Риому спал, когда он молчал и не двигался, его присутствие воспринималось удивительным образом иначе. И оно не было неприятным. Если бы Лейд мог, он бы продлил это чувство до бесконечности. Он не мог его продлить, и поэтому сейчас просто старался запомнить его. Впитать в себя до капельки, чтобы потом, однажды оказавшись наедине с самим собой, там, куда никогда не заглянет вездесущий кайсё, позволить себе украдкой воспроизвести его в памяти и погреться в этой трогательной, уютной защищённости, которая заполняла подобно лёгкому приливу. Асин осторожно провёл ладонью вдоль спины, коснулся шелковистых волос. Сжал прядь, навсегда вбирая в кулак ощущение дивной, шелковистой мягкости. Риому пошевелился, проводя губами вдоль его горла, потёрся щекой, двинул ладонью, завозился во сне. Лейд замер с бешено колотящимся сердцем. Риому скользнул вдоль его тела, пытаясь устроиться поудобнее.

Лейд испугался. Это было слишком остро, слишком возбуждающе. Если Риому проснётся, натолкнувшись на его утренний стояк... В любой другой ситуации Лейду было бы всё равно, но в данном случае -равносильно быть застигнутым за чем то неприличным.

И именно поэтому Лейд попытался выбраться. Осторожно, стараясь не разбудить.

- Трус, - сказал Риому отчётливо, двинув губами рядом с его ухом. - Трус. - повторил он и, выпрямившись, посмотрел на асина осмысленными, абсолютно трезвыми глазами, в которых не было ни единой капли сна.

Лейд задохнулся. Именно так и чувствует себя вор, застигнутый на месте преступления.

Но ведь он ничего не делал.

Он не успел ответить, потому что Риому наклонился и поцеловал его, рывком сдёрнув вниз ставшие чересчур тесными штаны, и обхватывая ладонью то, что ещё вчера вечером так утончённо и сладострастно пробудил движением лишь одной подушечки пальца.

Воспоминание об этом помутило рассудок, и, вместо того, что бы отшвырнуть его прочь, Лейд разомкнул губы, усугубляя поцелуй. Позволив собственным ладоням жадно проскользнуть вдоль чужих боков и спины, ответить на объятие и замереть в нерешительности, которую Риому смёл одним ответным движением. Он приспустил свои брюки, одновременно стягивая штаны Лейда ещё ниже, и положил его ладонь на свой вставший член, давая понять, что нужно делать.

Наверное, это следовало прекратить, но Лейд не смог, с тонущей звериной страстью впиваясь в жаркий, с готовностью вобравший его язык рот, позволяя себе сойти с ума и погрузиться в пучину этого сладкого сумасшедшего блаженства. Кусать чужие плечи и шею, слыша лёгкий звенящий смех, перемежающийся невесомыми стонами удовольствия.

От одного вида этого развратного лица и жадных, пожирающих его собственное тело глаз, у Лейда сносило крышу. Риому раздевал его с таким видом, словно разворачивал долгожданный подарок. Подарок, который он очень долго хотел, и вот теперь, борясь с собственной нетерпеливостью, заставляет себя не спешить, и наслаждаться каждым мгновением. Лейд едва не свихнулся, не понимая смысла этой задержки. Уж кто - кто, а Риому имел достаточно возможности, чтобы налюбоваться на него со всех сторон. Но выражение этих глаз... Наверное, это стоило того, чтобы увидеть, и, может быть, позволить себе не спешить, хотя впервые на своей памяти Лейд утратил самоконтроль настолько, что, кажется, пытался выпрыгнуть из собственных штанов. Ублюдок Риому не дал этого сделать, подчинив его плоть настолько, что Лейд даже двигаться не мог, плавясь, словно глина в руках умелого мастера, хватая воздух ртом, чтобы не задохнуться.

Он никогда не думал, что секс может быть чем - то иным, чем получение удовольствия для собственной разрядки. Он знал как ласкать женщин и многие женщины ласкали его. Но всё это было так бесцветно. Риому каждое движение наполнял такими красками, что было просто странно, что Лейд не кончил до того, как его одежда улетела на траву. Ледяной воздух обжигал пылающую кожу, делая ощущения невероятными. Риому не давал ему замёрзнуть, растирая, разминая, лаская каждый миллиметр его кожи, неуловимо ускользая из его рук каждый раз, когда асин пытался стянуть с него одежду. Ему хотелось видеть его, вернуть ему хотя бы тень собственного удовольствия, но по какой - то причине Риому уклонялся от его ласк, перехватывая его ладони, до тех пор пока асин не сдался, устав бороться с этим непонятным упрямством. Думать над причиной этого странного поведения было абсолютно невозможно, потому что в мозгах образовался восхитительный пустой звон, постепенно перешедший в барабанную дробь, когда Риому принялся уже не ласкать, а садировать его языком, не забывая награждать лёгким укусом, при переходе на каждый новую точку рубежа. Когда он добрался до истекающей головки и - ну абсолютно по сволочному - пропустил главное блюдо, нахально уходя на бедро, Лейд чуть не убил подлую скотину пяткой.

Увидев выражение его лица, Риому прыснул, а затем начал откровенно ржать, подтверждая давший трещину вердикт, что принц - редкостный ублюдок.

Асин окаменел лицом, мысленно выругался, пытаясь сесть и растерялся, осознав, что хохочущий Риому внезапно стиснул его, прижимая к себе, зарываясь лицом в его шею, целуя, целуя, целуя. В лицо, губы, подбородок, скулу, горло. Вплетаясь пальцами в короткий ёжик волос на голове, превращая их в воронье гнездо. Губами стирая невольно причиненную обиду, стараясь не смеяться, но неуловимо вздрагивающие плечи выдавали его с головой. Но невозможно было противостоять этой безудержной, пугающей ласке. Лейд тонул в ней, не понимал её, задыхался от этого наполняющего чувства, которое разрывало его изнутри, потому что, кажется, это было то, что он не мог вынести, и если бы не сумасшедшее возбуждение, которое требовало разрядки, он бы вскочил и убежал, даже если после этого обрубил бы собственные ноги, за то что предали его и позволили уйти от такого.

Словно понимая его состояние, Риому больше не смеялся. Он был удивительно серьёзен и лишь лёгкая магнетическая улыбка, продолжающая блуждать на изломанных губах, никуда не желала исчезать.

С этой лёгкой странной улыбкой, Риому оказался сидящим за его спиной, целуя шею, бродя губами вдоль косточек позвоночника, лаская живот и ствол, мечтающего взорваться члена. Но каждый раз, предвосхищая этот момент, Риому находил какую - то скрытую точку, одно нажатие на которую позволяло продолжать эту пытку вновь и вновь.

И когда Лейд был готов умолять, он развернул асина к себе лицом, посмотрел странным взглядом и решительно надавил на его затылок, опуская голову вниз. Осознав, что Риому желает получить от него, Лейд напрягся, не уверенный, что готов ублажать его так. Риому раскинул ноги, продолжая выжидательно давить на его неуловимо сопротивляющийся затылок. Они встретились глазами.

Риому облизнул губы и чуть прикрыл веки, в которых сейчас читалась просьба и - одновременно - нечто неуловимое дающее понять, что если Лейд откажется, то заканчивать ему придётся самому. В какой - то момент асин готов был поступить именно так. С неуловимым вздохом Риому скользнул вниз, поднимая Лейда, притягивая его к себе, чтобы найти его губы.

- Тебе не кажется, что это было нечестно? - шепнул он со смешком и, не дав сообразить, опрокинул асина на траву, накрывая взрывом невероятных ощущений, от которых перехватило дыхание, и небо внезапно упало вниз, став всего лишь точкой, сосредоточенной во вселенной чужого рта, который, в отличие от него, оказался более милосерден.

Когда Риому опустился на него, Лейду показалось, что время остановилось. Они выпали из пространства, потому что в этой реальности, в этом мире, не могло произойти ничего подобного.

Стремительно надрывались цирикию, вплетая стоны сверчков в чужое надрывное дыхание, обрываясь на миг, вибрируя единой нотой блаженства и распадаясь на тысячи утончённых звуков. Почему раньше он никогда не замечал, как прекрасны могут быть эти песни, тая в себе тысячный неуловимый смысл?

Они взлетали и падали в бесконечность. Каждый звук отдавался в груди, становясь огнём пульса, взрывом в ушах. Движение, бесконечное как сама вечность, на пике которой сосредоточены жизнь и смерть. Стремительный круг. Вверх и вниз, в слиянии инь и янь. Красное над головой, жёлтое на земле. Роскошный водопад волос на алебастрово-бледной коже, стекающий по сползающему с плеча кимоно, бесконечно белому, сложному как лепестки хризантемы. Надрывная свирель.

Раз, ещё раз. Вверх-вниз. Вверх-вниз. Невозможно оторвать взгляд от застывшего лица, покрытого жемчугом пота. Риому двигался на нём,горячий, восхитительно тесный. От наслаждения хотелось кричать. Он не кричал, потому что асин должен уметь сдерживать эмоции. Поцелуй, спасающий собственные прикушенные до крови губы. Укус. Ещё один.

О ками, он же смеётся. Смеётся даже сейчас.

Впиться в чужие губы, смять, чтобы стереть эту бесконечную победную ухмылку.

Сорванный стон. Языки сплетаются, словно совокупляющиеся змеи. Они и есть змеи. Движение бёдер Риому, танцующего бесконечный танец на кончике его пылающего хвоста.

Кажется, цирикию сошли с ума, пытаясь петь для них свою гармонию.

На краю сознания, на грани мира, в отсутствии звука, рождая блаженство. Раз за разом. В ослепительном сиянии ледяного неба над головой, в отражении пылающих глаз.

"Ну, скажи мне, что я урод", - сказали они. Если бы Риому мог мыслить, они непременно сказали бы так.

"Ты - бог..."

Но в такой момент слепых зрачков, расширенных от страсти, невозможно ничего понять. Движение навстречу друг другу. Слияние кожей. Скользить по бедрам, непрекращающейся судорогой ладоней, вцепиться в чужие пальцы в приближающейся агонии, не отпускать, стиснуть до боли.

Снова движение. Вверх вниз. Круг.

Инь и янь, меняющие цвета с алого на золотистый, с жёлтого на красный. Не имеет значения в чём выражена противоположность, если она стремится стать единой.

Агатово-чёрные волосы, превратившиеся в оживших змей, белоснежная маска лица, и движение, новое движение, родившееся в широко распахнутых глазах. Быстрее. Ещё быстрее. Мир сменяется ночью и днём, рассыпаясь частичками мелькающих всполохов. Алое и золотое, чёрное и белое, инь и янь - в бесконечном нарастающем круговороте ритма. Вверх и вниз. Убивая. Наслаждение, которое невозможно выдержать. Вверх и вниз. Быстрее. Ещё быстрее. Стать движением, частью чужой вселенной, отражение собственной белой вспышки на дне распахнутых глаз, которые приближаются, приближаются так неотвратимо близко, чтобы поглотить...крик...

Кажется, он закричал. Но, наверное, это было неправдой. Асин не станет кричать, и сдавленное ответное шипение Риому тоже вряд ли можно было принять за крик. Змея излила свой яд, и другая змея пожрала её губы, орошая ядом в ответ.

Тишина. Пронзительная тишина, в которой, кажется, уже больше нет звуков. Их не может быть. Совершенная симфония, после исполнения которой, даже цирикию, кажется, жаждут смерти...

Они содрогались раз за разом, словно тело пронзали десятки молний, и не сразу после наступления оглушающей тишины пришло успокоение и забвение.

Остаться так...Навсегда. Так глупо.

Снова начали петь цирикию. Неужели им всё мало?

Интересно: могут ли цирикию плакать?

Риому лежал на нём, восстанавливая дыхание, уткнувшись лицом в его плечо, слизывая стекающие капельки пота. Они лежали в тишине, почти несколько минут. А затем принц приподнялся и поцеловал лишь один раз, скользя ладонью по щеке. Может ли чужая рука быть столь требовательной и нежной одновременно? Странная мысль. Пальцы надавили на скулу, заставляя Лейда повернуть голову. Глаза снова встретились в бесконечно долгом немом разговоре. Риому снова пытался сказать или спросить его о чём- то, но Лейд не понимал - ведь это был всего лишь сон.

Когда рождается понимание, сны, как правило, имеют привычку исчезать. Риому потёрся об него носом, улыбнулся неуловимой улыбкой, и отстранился, давая понять, что пора вставать.

И просыпаться.