54 - Пух и перья (1/2)

Трудные задачи выполняем

незамедлительно, невыполнимые

– чуть погодя (ВВС США)Прошло несколько дней. Возможно, что и неделя. Возможно, даже более. Геннадий затруднялся бы назвать точные цифры. Когда он бывал занят работой, то мало обращал внимания на окружающий мир.

Иногда по вечерам они болтали с Тимофеем, а иногда у того на Твиттере стояло «лег спать», или «ушел на свидание» или «готовлюсь к экзамену, матан такой матан». В Донецке продолжали происходить различные события, требующие, так или иначе, вмешательства ИПЭ. По-прежнему бегала обеспокоенная Вероника, давая повод для все новых сплетен про нее и главу аналитического отдела. Геннадий на это дело возводил глаза к потолку и тяжело вздыхал. Одним словом, штаб жил, как и всегда.В субботу утром все было, как и обычно. В окно заглядывало любопытное солнышко, делая кабинет привлекательнее, чем он был на самом деле. Аналитик сидел за столом, и наблюдал, как сидящий в террариуме (побольше, чем переносной) гремлин методично крошит старый мобильный телефон, приобретенный специально для этих целей. Геннадий все не оставлял утопической идеи приручить создание, которое он про себя окрестил Пушей. Пуша хрустел детальками и напрочь игнорировал антропогенный фактор.

Эта умильная идиллия продолжалась ровным счетом до тех пор, пока в кабинет не сунул свой нос зам. Он многозначительно пошевелил бровями и возвестил:-Геннадий, к вам на проходной опять студент пришел.-Кто? – равнодушно отозвался аналитик, не отрывая взгляда от Пуши-Тимофей СорокаАналитик вскинул голову. Что могло такого случиться, что этот ненормальный ИОО прикатил второй раз?! Он торопливо набросил на террариум платок – от чужих глаз или от собственной ревности он затруднился бы сказать – и спустился на первый этаж. Он уже предвидел, что выскажет этому оболтусу за то, что он шляется как ни в чем не бывало в такое время. Однако слова застряли у него в горле еще на подходе. Человек, ожидающий его на проходной, Сорокой быть никак не мог. Он был выше – ростом почти с самого Геннадия – стройнее, смуглее, а длинные каштановые волосы, выбивавшиеся из-под шапки, совсем не походили на непослушные блондинистые вихры. Более всего этот тип напоминал молодого индейца из ранних голливудских фильмов. Аналитик заметно приостановил летящий шаг, приближаясь с некоторой опаской. «Индеец» терпеливо ждал. Когда аналитик приблизился на расстояние около двух метров, он отработанным движением показал студенческий, как бы доказывая: действительно Сорока, и никто иной. Геннадий на документ едва взглянул. Жест, каким тот был предъявлен и развернут, был красноречивее любых слов. Жест, каким привычные люди показывают государственные корочки-Тимофей?.. – на пробу поинтересовался аналитик. «Индеец» кивнул и жестом предложил выйти на крыльцо. Аналитик отрицательно покачал головой. Что он, дурак что ли?.. «Индеец» пожал плечами и полез в сумку, что висела у него на боку. Вытащил оттуда небольшую картонную коробочку, запаянную в целлофан. Под целлофаном просматривалась бумажка, кусочек листика, выдранного из конспекта, на котором знакомой рукой было написано: «вскрыть после моей смерти»Аналитик понял, что у него не остается другого варианта, кроме как выйти на это чертово крыльцо.****************************

-Вы кто?-Агент Шульга – отозвался «индеец» и лишь сейчас Геннадий понял, что перед ним не молодой человек, а девушка, которую выдал голос.

-Агент Шульга – и все?-Меня зовут Галина, я связной № 28 Днепропетровского штаба, получила от своего начальника этот пакет и задание переправить его сюда, лично вам в руки.

-От кого вы получили пакет? Напрямую от шефа?-Нет, мне с предписаниями передал мой коллега, № 49. Он с планерки всем принес их пакеты, его полковник нагрузил.

-Этот связной № 49 – такой блондинистый парень-меломан, не расстающийся с наушниками?-Да-А почему вас отправили по этим документам? Он объяснил?-Да. Он сказал, что сейчас других на руках нет, и что я единственная кто свободен и хотя бы на первый взгляд сойду за «Тимофея».-А как зовут № 49?-Я не знаю. Мы встречались только на брифингах или в коридоре.

-Спасибо вам за труд-Пожалуйста.Галина сморгнула, кажется, впервые с начала беседы. В ней ощущалось какое-то спокойствие, граничащее с апатией. Она не интересовалась, а почему ей задают эти вопросы, почему ее адресат их вообще задает, почему она должна отвечать. Ее дело маленькое, решат, а там посмотрим…

Геннадий поглядел на собеседницу оценивающе, как аналитик на связного. Явно спортсменка, долговязая, немного нескладная, но не лишенная привлекательности. Надо ее Нику, братцу своему, показать, он спортсменок любит… О чем это он думает?.. Кыш-кыш-кыш…

Галина медленно, даже как-то величаво повернула голову.-Если это все, то мне надо ехать дальше – произнесла она - У меня еще шестнадцать доставок.-Да, конечно – кивнул аналитик, догадывающийся, что работа связного не сахар – Еще раз вам спасибо-Обращайтесь – Галина развернулась, и пошла прочь, так же целеустремленно, как только что отвечала на его вопросы. Геннадий проводил ее взглядом до ближайшего угла, проверил наличие передачи в необъятном кармане мантии, автоматически засунутой туда, и вернулся в здание. На проходной все еще дежурил верный зам, внимательно наблюдавший за происходящим за стеклом.

К заму у агента Нацуме было двойственное отношение. С одной стороны тот был незаменимым. С другой – лучшей кандидатуры для подковерной игры против Нацуме трудно было бы сыскать. Поэтому зам у него был на вечном подозрении.Пройдя мимо него, как ни в чем не бывало, аналитик вернулся к себе. Там сел за стол и, поставив перед собой коробку, принялся ее разглядывать.Больше всего на свете ему хотелось сейчас ее вскрыть. Просто таки безумно хотелось. Но он знал, что в нынешнем положении это будет… не самым лучшим вариантом. Говоря конкретнее, это пустит под откос все планы. Вполне вероятно, ему прислали его кусочек плана «Ы» на тот случай, если жизнь пойдет наперекосяк и секретность полетит в тартарары.Тогда вскрытие будет вдвойне вредно. Да и вообще, такая запись еще ни о чем не говорит, он сам такие документы запаивал, еще во время учебы…

Он осторожно потряс коробку. Там ничего не шуршало и не перекатывалось. И она мало весила. Геннадий все так же бережно поставил ее в нижний ящик стола и запер его на ключ. Теперь для полноты сюжета еще следовало и ключ зарыть в цветочном горшке, но вот беда – не было у него цветочных горшков, подходящих на роль хранилища. Так что придется обойтись.И все же… Все же… Как же любопытно!..**************************

А потом Сорока исчез. Его скайп стандартно молчал, статусы не обновлялись,а на страницу не выкладывались новые демотиваторы на тему «идиотом быть трудно, но весело».ИОО был занят.

Впрочем, по срокам выходило, что у него как раз очередные экзамены. Геннадий сам отлично знал, что это такое, а потому не паниковал раньше времени.Просто было как-то… пустовато.С другой стороны он был разведчиком и безопасником. А у таких людей чувства умели самозадвигаться в закрома души. Геннадий Петрович в частной своей жизни мог быть каким угодно душкой, но когда дело касалось рабочей необходимости, от этого обличия не оставалось и следа.Поэтому, когда по его каналам пришла информация, что сокурсников некоего Т. Сороки начали косить необъяснимые неприятности, агент Нацуме думал недолго. Быстренько вызвал к себе Веронику, вручил ей дело о летальном случае настуденческом капустнике, и отправил в Днепропетровск, разбираться. Он вовсе не думал рассказывать рыжей ведьмочке о том, кто и почему является инициатором происходящего. Тайна личности ИОО – это святое. Но работа есть работа, дело можно вручить и просто сказать, что оно важно родине и Институту. Благо дело, у Вероники мозги имеются. Где бы они у нее не находились. Разберется. А потом приедет и все-все ему расскажет. В подробностях.

А может, и правда стоило послушать взбалмошного студента, и поехать с ним в центральный штаб?

**********************************************Геннадий Петрович сидел на удобном стуле и раскачивался- то в одну сторону, то в другую. Его мучила бессонница. Уже который день. За последнюю неделю он просыпался раза три, в холодном поту и с неприятно отдающим покалыванием в груди. Он прекрасно знал, что это такое, и чем оно опасно.-Три приступа за последние три дня- думал Нацуме - чревато это, ой, чревато…Причиной столь странного и столь необычного состояния аналитика, по крайней мере, в его обычной жизни, заключалась в том, что события, происходившие с ним, выходили из рамок обычных. Кто-то думает, будто, если ты часто сталкиваешься с чудовищами, страшными созданиями, таинственными загадками и кровавыми историями, то ты постепенно теряешь вкус, и происходящее с тобой становится ничего не значащим пустяком, а сам человек участвующий в них приобретает холодную равнодушность ко всему практически, что происходит вокруг. Откровенно он мог сказать - абсолютная чушь. Все события, безусловно, накладывают отпечаток на человека. Но заставить его ничего не чувствовать, или смирится с мыслью о том, что человеческая смерть - это обычное явление? В том самом смысле слова, когда становится наплевать: выживет один или умрет сотня? Человек в здравом уме и стоя лицом к лицу с этой возможностью, или - еще хуже - ситуацией, отвергнет эту мысль, или предпочтет ударить этой самой мысли по лицу. Геннадию Нацуме был совершенно ни к чему подобный отпечаток, он искренне считал, что он и так аналитик, а значит человек серый и мало эмоциональный. Он, конечно, в глубине души, понимал, что это не так, но вида об этом старательно не показывал. А уж расхваливал свою непредвзятость и холодность направо и налево, действиями же демонстрируя абсолютную противоположность своим словам. Истина находилась, как и любая спрятанная вещь, где-то посередине, а если быть точнее - на самом видном месте. Кто сказал, будто в хвосте, так деморализировавшем серьезных людей своей неформальной сущностью? И в хвосте, конечно, тоже, если глубоко анализировать. Но в данный момент, имелись в виду глаза. Широко распахнутые, они излучали то чрезвычайную доброту, то такое женедовольство, в зависимости от ситуации. Другими словами, выдавали разведчика с головой. Учитывая внешность товарища аналитика, представляющую собой классическую внешность разведчика, вернее отсутствие таковой. У него буквально не было отличительных примет, за исключением пресловутого хвоста и глаз. И то не сразу можно было разобраться... А последнее время с глазами у Геннадия творилось что-то неладное. Мало того, что они регулярно выражали то грусть, то неуёмную тоску, то откровенную злость и раздражение, чего обычно в них не наблюдалось. Так они еще и периодически меняли цвет. Три раза если быть точнее. С зеленовато-коричневого на светло-светло голубой, или ярко-синий.Это и было тем секретом, о котором Геннадий вспоминать не стремился. Об этом знали все, кто был ему близок — знала Верноика, знал Саня Сторожев — но широко этот факт не обнародовался.Геннадию иногда во сне мерещились аккуратные колбочки с синей жидкостью и тогда он нервно вздрагивал.

Мало что он мог бы рассказать о проекте «голубая кровь» - когда тот стартовал, товарищ Нацуме едва научился ходить. В тех событиях, рассказ о которых из него выжал Тимофей, эти колбочки сыграли не последнюю роль.Когда после сильных травм его латали на скорую руку этой дрянью, выжигая каждым граммом мозг...

Он потряс головой. Нет. Он не желал возвращаться туда.Однако, вне его желания, «оно» возвращалось за ним само. Возвращалось, выдавая трезвомыслящего аналитика с головой — стоило тому разволноваться, и глаза его неотвратимо синели. Синева заливала радужку, а, в особо критических случаях, и белок, превращая человеческое существо, в общем-то, обыдеонне, в нечто непонятное и пугающее. Хотя в повседневной жизни назвать аналитика «пугающим» было весьма затруднителньо.

Геннадий Петрович всегда был в штабе — как плюшевый медведь на диване — мирный, тихий, уютный, немного смешной и забавный, но надежный, вселяющий чувство уверенности. И представить себе этакую душечку с горящими синими глазищами и непреклонностью, выписанной на морде апокалипсисом с особым старанием... Нет, увольте уж.

Кроме всего прочего, вещество можно было еще и вколоть, дабы на некоторый срок повысить свою работоспособность, как экстрасенса, и вернуть к жизни заблокирвоанное ясновиденье. Часа на ва это поможет, а затем уничтожеине клеток головного мозга неотвратимо падет на его горемычную голову.Подобные перемены, как уже упоминалось, были вызваны событиями, происходящими в жизни самого аналитика и жизни Донецкого и Днепропетровского Штабов. ИОО Днепропетровского штаба дал четко понять, что ему грозит опасность, и Геннадий Петрович искренне не понимал почему ему нужно сидеть сложа руки. Не понимал как человек, как Геннадий Петрович Нацуме, который жил своей обычной, в какой-то степени, жизнью. Но, как агент и Заведующий Аналитического отдела, он прекрасно понимал, что ему-то уж точно не следует вмешиваться.Сидящий на своем стуле, он размышлял о сложившейся ситуации. С одной стороны, он отправил доверенного человека в Днепропетровск, но с другой стороны, что же может натворить эта взбалмошная ведьма (Начальник Оперативно Информационной Службы, если придерживаться официальных данных) он- да и никто, наверное, во всем Донецке предположить не смог. Однако все вроде бы протекало без эксцессов и своим ходом, медленно, но верно распутывая ниточку за ниточкой.А дело было вот в чем.Недавно, в пятницу если быть точным, погибла студентка ДНУ Алена Морозова - глава театрального кружка и по совместительству староста одной из групптретьего курса Инженерного факультета. Погибла странно и подозрительно. Врачи утверждали, что она в буквальном смысле слова "сгорела как свечка". Сухой жар, начавшийся в пятницу - до субботы привел к истощению и смерти пострадавшей. При опросе свидетелей в больнице, туда же, в медпункт, где сначала лежала Морозова, поступил еще один член театральной группы - музыкант Владимир Сомов. Человек крупныйи с явными признаками занятия спортом на одухотворенном лице. Поступил с необыкновенной головной болью, которая была вызвана - внимание - игрой на клавишной установке. Ему очень нравилась игра на любимой «бандуре», однако по его свидетельствам, как только он пытался за нее сесть, то начинал испытывать непереносимую головную боль. Которая так же внезапно, но гораздо более медленно, проходила, когда он лежал в медпункте. Ведьма Вероника безаппеляционно заявила что это - отравление зельем. Магическим или экзофизическим – не суть важно. Впрочем, слушая Веронику, можно было раз надцать напороться на эту фразу – ведьма прерывала неконструктивные с ее точки зрения беседы, выставляя руку ладонью вперед и заявляя, что это, мол, неважно. Собеседники ее редко разделяли это мнение, вследствие чего ее биография насчитывала ряд странных эксцессов.Принимая во внимание специфику работы данной ведьмы и её род, а вернее, направление их деятельности, сомневаться в её словах – на счет зелья - не приходилось. По крайней мере, до известной меры. Учитывая, что и Владимир и Алена были членами одного кружка – целью, либо участниками инцидента, являлась именно театральная группа. При проведении обыска общежития и осмотре музыкального инструмента было выявлено лишь следующее. Экзофизически излучающих предметов или явлений в комнате пострадавшего нет, и не было, либо их следы были тщательно зачищены. Однако при ментоскопии .соседей по комнате было выявлено, что накануне, он, Владимир, вел себя как-то странно. Описываемые события происходили в субботу, в воскресенье же Владимир попал в медпункт. Странность его поведения заключалась в спокойном выслушиваниитарахтения прискакавшей к нему барышни, которая говорила ему что-то об учебе - намекая на полезность подготовки к парам и обучении по проф-предметам, а не только занятий музыкой. С подозрительной, можно даже сказать, ненормальной для него выдержкой и спокойствием, он этому внимал. Обычно он такие монологи пропускал мимо ушей, превращая их в быстрые, иногда заканчивающиеся твердым ответом Владимира - с озвучиванием, что он думает по этому поводу - но диалоги. А тут вежливо и молча выслушал – и все... Внешность барышни былаохарактеризована оперативниками, как "серая пигалица", что предположительно не способствовало стимуляции подобного поведения у Владимира. Вот на этот счет Петрович испытывал кое-какие сомнения, понимая, какие иногда бывают люди, и что ивкусы и цвет их фломастеров могут быть абсолютно разными. А, как телепат мог заключить, восприятие одного и того же человека - зачастую разное у двух людей. Разное до такой степени, что если передать одному образ человека другого, то он далеко не факт что тот опознает в нем стоящего перед ним. Того самого, чей образ передали, или, по крайней мере, будет изрядно удивлен. Возвращаясь к делу, аналитик отметил, что эту самую "пигалицу", в ДНУ известную под именем Елена Кириченко, оперативникитоже нашли, с симптомами опоения зельем. Она находилась в тяжелом состоянии и была госпитализирована. К слову сказать, она тоже была участником этой же театральной группы. Опросив остальных участников, оперативники выяснили, что имело место совместное распитие- в субботу актеры самодеятельности собрались у сценаристки дома, дабы обсудить новое ее произведение. Сценаристка Оксана напоила гостей чаем с печеньками. Зелья у нее, как ни странно, не было. Был чай. Обычный чай из красивого, большого китайского чайника, словно сошедшего со страниц книгивосточных легенд и мифов. А если еще конкретнее, то этот чайник напрямуюописывался в одной из них. Заваривать-то в нем можно было все, что душе угодно, но потом оно все равно становилось зельем. Характер его определялся желаниями людей, пьющих чай. Не загаданными, но чувствуемыми глубинными желаниями, которые каждый из нас таит глубоко в недрах души. Данный чайник описывался в книге, которую сценарист театральной группы, мадемуазель Панченкопрочитала в библиотеке, ища вдохновения и мотивов для сценария и будущего выступления. За основу её были взяты именно китайские мифы и легенды. Она, как человек творческий, решила посмотреть выставку китайского фарфора, дабы более точно определить, стилистику предстоящей легенды и декорации к ней. Далее, найдя чайник, который словно был срисован из книги (или книга рисовалась под чайник) купила его. Так же приобретя некоторые предметы из китайского стиля оформления помещения и традиционного использования - как то веер, и ароматические палочки - отправилась домой. Где вечером, накануне, описываемых событий и имело место описанное чаепитие. А уже утром понедельника Оксанапроснулась в стопроцентной уверенности, что любит Балабанова Андрея - также члена группы, смеем заметить. Странность заключалась в том, чтоименно этой-то книги в библиотеке ДНУ не было, ни тогда, ни ранее. Нет ее и по сей день. После изъятия чайника, подслушав телефонный разговор Оксаны и отследив с кем, оперативники отправились к оставшемуся в Днепропетровске единственному не опрошенному человеку из театральной группы - Андрею. Тому самому, к которому стала испытывать чувства Оксана, но которая до последнего момента упорно отвергала ухаживания этого специалиста по декорациям. По ее словам, она недавно только рассталась с их штатным световиком, редкостным оптимистичным обормотом Тимкой Сорокой, чтобы очертя голову бросаться в новые романы. Тимка же этот бардак с чайником прогулял – накануне оформил академку и мотнул домой.

Оперативники успели, что называется, в последнюю минуту, в буквальном смысле выдернув Андрея из петли. Они предотвратили предположительно, самоубийство Андрея и в бессознательном состоянии доставилибольницу имени Мечникова. В самоубийстве - вернее, самоубийстве без постороннего вмешательства, Геннадий Петрович сильно сомневался. Помимо прочего в кармане Андрея было найдено письмо следующего содержания:Цуру, тебе знакомо чувство, когда стоишь на вспаханных полях? Это все из-за запаха, я думаю. Ты ведь знаешь, как запах может заморочить голову. Помнишь как у Зюскинда? Мы видели сегодня, как люди рушат свои жизни. Это своем как у нас, только не так эпично. Они подпадают под влияние - чужих мыслей, например. Думают, что нечто хорошо лишь оттого-то полагается таковым. Это называется "общественное мнение". Смешно, правда? Люди не хотят думать, они делают все, чтобы не думать. И ты, и я тоже. Мы ведь не думаемна самом деле. Мы только играем в это. Нас так и не отучили от этого в детстве - играть. Мы прячем свое сознание в плеере, стоит лишь нам выйти на улицу.И стоит зазвучать в меру пафосной песне, нашшаг меняется. Мы поднимаем гордо голову, пока звучит марш. Мы играем - как играли в детстве. Раньше были мишки и кубики, а сейчас модные бренды и повышения на работе. И так живущие все, Цуру! Люди - не общество. Не улей и не муравейник. Они как стихия, пассивная протоплазма, без разума и чувств. У толпы нет души. Поэтому толпа страшней всего. Я боюсь толпы. Каждый день находясь в ней, я иду по своим делам, и я - её часть. Но все равно они - это они, а я - это я, и так думает каждый из потока. Для других мы статисты, массовка, пушечное мясо их шизофрении.Теория Заговора, паче того -.большого Заговора - очень популярна. Страшно и одновременно привлекательно думать, будто на свете есть некто, настолько гениальный, кто просчитал все. Все варианты. Но ты ведь знаешь что это невозможно. Это одна, думаю, из причин, за что я тебя так люблю. Вспаханные поля сейчас хороши и дышат под стопами. Земля еще холодна, мне было трудно ходить босиком. В этом ли не главное чудо? Посадить семечко, что бы из него вышел плод? Как в сказке, что посеешь, то и пожнешь. Люди не сеятели, они чаще агрономы широкого профиля. Мало кто слушает, как дышит земля. Мало кто любит ходить по ней босым. Сейчас это не принято, не модно.Печатное слово, некогда предвестник новой жизни, стало общественным ярмом. Верно было сказано: самые великие открытия, в конце концов, направлены на создание оружия. А слово - это великое открытие, Цуру! И я не хочу, что бы оно превратилось в психологическую атомную бомбу. Но время идет. Оно делает свое. Если поколение не воспитывать - все достижение цивилизации будут утрачены.Бурьян породи бурьян. План Далласа, который "не существует, но действует". О... Людям нужны герои. Отними у них настоящих, и они станут лепить вымышленных. Они сами создадут себе кумира. Это сбивает с толку. Иногда я даже не знаю, как на это реагировать. Марвел гребет лопатой именно потому, что они грамотно организованная фабрика супер-героев. Я не знаю, кто придумал Спайдер Мена, но сейчас он должен быть в депрессии, если он настоящий художник. Скажи, кто видел за маской человека? Чувства к каким героям зачастую намного более настоящие, чем к реальным людям. Я не шучу. И они куда чище. Несуществующего героя любить легче, он не обременен изъянами.О нем можно думать что хочется, и он никогда не подведет.С тобой все иначе, Цуру. Все дорого потому, что оно по-настоящему. Поверь, я знаю, о чем говорю. Это не страшно и не больно. Просто все по-другому. Говорят, люди разучились любить. Чушь.Они и не умели никогда. Каждый любит по-своему. У некоторых дело доходит до фанатизма, у некоторых до войны. Это нормально. Это жизнь. Мало кто становится счастлив уже просто от того, что в душу пришла весна. Мало кому нет разницы до результата и важен сам процесс.

Люди не плохие, они просто люди. Когда их много, это беда, когда мало - локальная проблема. Я много думаю об этом. Ведь мы живем среди них, массы людей. Я не могу жить в окружении только себя»Письмо было ошибочно принято за предсмертную записку Андрея. Отличие от его почерка позже подтвердила графологически экспертиза.

Пытаясь установить, откуда же в Днепропетровск попал чайник,оперативники докопались до распорядителя китайской выставки Ханя. Экстрасенса, латентного ясновидящего или сновидца, давшего с одной стороны информацию о чайнике, а с другой - направившего по ложному следу. Хань запутал их,придумав существование в комплекте с чайником еще и блюда, якобы проданного в частную коллекцию. При помощи контактов Ханя, через его знакомого букиниста, оперативники смогли отыскать в далеком Китае мастера, создававшего фарфоровые изделия, вроде чайника. Переговорив с мастером на предмет авторства, на которое опирался Хань, было выяснено, что мастер и его дети чайника такого не делали, не видели, в машину, которая забирала товар на продажу, не грузили. Согласно накладной и показанием водителя машины, такого товара действительно не было. Обратившись за разъяснениями к Ханю, оперативники получили информацию о том, что чайник появился сам по себе на его складе. Он также заявил о том, что он чувствовал нечто странное от этой мирной с виду посуды. Хань охарактеризовал свое ощущение, как «нечто важное». Чайник, в его представлении, был чем-то очень важным, и таким, из-за чего не стоит поднимать шум, а наоборот - на продажу. Как и предполагалось, если не заметили бы подвоха.Вероника настаивала на более подробном расспросе Ханя. Как он сам же потом объяснил, информация, которую он дал накануне, была ложной. Он не был уверен насколько "участники разбираются в вопросе". Потому и попытался отвлечь их блюдом. Действительно, думал Геннадий, доламывая стул,необходимо проверить Ханя на предмет его связей и подлинности биографии. Он сжал виски. Четвертый... Он уже было приготовился к новому импульсу некогда заблокированных способностей, но его отвлек сигнал коммуникатора. Он обернулся - со слегка люминесцентными в темноте синими глазами - встряхнул головой, отгоняя нахлынувшие образы и приводя себя в нормальное состояние - и нажал на кнопку прочтения. Секунду заняла работа программы дешифровщика, и появился следующий текст: "Вас поняла, выдвигаюсь обратно в Донецк"************************************

Перед глазами Жизели был уже изрядно поднадоевший ей потолок.Она лежала на спине, бездумно рассматривая его, и изредка моргая. Внутри ее головы медленно выстраивались события.