1 - Под новым флагом (1/2)
Если тебе когда-нибудь захочется найти такого человека, которыйсможет одолеть любую, даже
самую тяжелую беду и сделать тебя счастливым, когда этого
не может больше никто: ты
просто посмотри в зеркало и скажи: "Привет!"
(Р.Бах)Из окна башни было видно город. Большой, людный город, заполненный чаще солнцем, чем тучами. Сатандер.Лазурное небо, отражаемое в таком же лазурном море – полная противоположность его холодной родине. Хотя родину свою Белый Ворон уже почти и не помнил.
Сухие старческие пальцы крепче сжали каменную кладку возле подоконника. Как давно это было? Здесь нет времени. Для чернокнижников его нигде нет.
… Зима. Развеселая зима, огни из кабака, сугробы, полыньи, морозные звезды в высоком небе, черный лес… Мельница, медленно и величаво крутит своими крыльями, накликая беду. Не ходи!.. Пошел…Пошел в услужение к Мастеру, пошел в науку к чернокнижнику, первым стал, умным стал, много открылось, многое далось… А еще большее было отнято.
Заказан путь с чертовой мельницы. Ни до родного села, ни даже до кирхи не дойдешь – заплутаешь в лесу, да и обратно вершишься. Мастер не отпустит. А каждый год Господину откуп за свою жизнь даст – лучшего ученика пожалует. Каждый год умирали – кто с лестницы падал, кто топор ронял, кто тонул. Страшной смертью уходили, да страшнее жилось на мельнице, где каждый не то друг, а не то враг.
Был один способ. Был способ вернуться к людям, снова смеяться наравне со всеми. Если полюбишь девушку, и она тебя полюбит, и сможет испытание выдержать…
Дурной он был. Ой, дурной… А она-то! Красавица, певунья, рука легкая, стан гибкий, кудри вороные, глаза – что два озера… Не утерпел. Похвастал товарищу, имя ее заветное сболтнул. А чернокнижник, когда имя знает, что хочет с человеком сотворить может.
Позвал Мастер ее на испытания. Всех учеников своих – всю дюжину – обратил воронами, да на насест посадил. Выбирай, смеялся. Выбирай, где твой суженый. Узнаешь – оба идите. А не узнаешь – смерть примешь лютую, чтобы неповадно было людям с чернокнижником, Мастером, соперничать…Три раза гадала. Плакала, дрожала, ничего не смыслила – а гадала. Три раза. И все три раза промахнулась.Смеялся Мастер. Страшно смеялся, весело. Иди, говорит, откуда пришла. Не про тебя, знать, тот молодец.
И кошмарами замучил. Каждую ночь криком кричала, просыпалась в слезах и холодном поту, а наяву руки тряслись. Не выдержала – бросилась в полынью, да там и сгинула. Остался он один. Доучиваться.Доучился. Молчком сидел, науку до конца постигал, Мастеру более неперечил. Но Мастера – народ памятливый. Хуже того – зло памятливый. Что, сказал, думаешь, свободная птаха теперь? Думаешь, мир твой весь? Ан шиш тебе!
И проклял.Забыл ученик свое имя. А без имени – какое же чародейство у чернокнижника? Да почитай и никакого. Башню вот разве что возвести, да внутри нее чаровать. Высокая у него башня, хорошая, круглая. Внизу кухня и лаборатория, потом библиотека, а под самой крышей спальня. Лежи, звезды считай, вспоминай, как Мастер смеялся…Башня для чаровника – первое дело. Внутри нее никто его не достанет – правда, и он никого не достанет. Книг – тьма тьмущая, бумаги и того больше. Сиди, читай, пиши, горя не знай…
Поглядел Мастер, головой покачал, и прощальный подарок сделал. Как же это мол, дом – да без хозяйки? Кто же будет стряпать, чистоту наводить, платье штопать?..Взял, да и подарил чернокнижнику куклу. А кукла высокая, руки легкие, стан гибкий, кудри смоляные, глаза что два озера… Омуты, без памяти, без смысла, без разума. Что возьмешь с нее – кукла и есть. Руки на шарнирах, пальцы на шарнирах, холодная вся да белая.
Кукла.Стали жить вдвоем. Она, бессловесная, любые приказы исполняла, какие ни скажи.
Гости к чернокнижнику ходили, Конклав мажеский, и все глядели на чудо, да удивлялись. Редкое чародейство, нынче незаурядное, малораспространенное.Недолго, впрочем, ходили – или ему только так казалось, что недолго?..
Грянула дурная пора – стали магов ловить, да в костры бросать, изводить все их племя под корень. Спрятался Конклав, да и сам он затих – Конклав его, за неимением имени, прозвал Белым Вороном, вот и сидел он, голова под крыло. Вбашне пересиживал смутные времена.
А жить хочется… А время течет. В башне, конечно, по-другому, но течет.
Пишет он – течет, читает – течет, на Куклу свою глядит – течет… Утекает, значит.
Полез по книгам, пылищи наглотался, но выискал. Чернокнижники многие так делали – задерживали жизнь в теле. Не вечная, конечно она, да и не сказать, чтобы больно лучшая, но, однако же, есть. Лицо стареет, тело молодо – живи, радуйся, только людям не лги, сколько тебе на самом деле лет. Лицо-то, оно поумнее будет, само скажет.Были кудри каштановы – стали белые, редкие, тонкие. Были глаза синие – стали прозрачные, выцветшие, стариковские. Как колдовской камень аквамарин, застывшие, блестящие. Были пальцы проворные – стали сухие, ломкие.
Старым стал – и не заметил. Теперь вот стоит, на город глядит, на людей. Людей он любил. Может, от того, что далеко они были, а может, позабыл уже в застенке, кто они такие – люди.Чернокнижники вообще народ ненадежный. Рассердишь ненароком – раз, да и проклянут. Белый Ворон не клял. Верил как-то, что магия – она для того и нужна, чтобы знать больше, уметь больше, мочь больше. Раз уж сидит он в своей башне сиднем – значит, надо и из этого пользу извлечь, умных книг написать, мыслей надумать…
Старые – они все мудрые. По крайней мере, они всетак считают.
*******************************
К завтраку Кукла принесла свежего, только испеченного хлеба – пышный, гляди ты, каравай, с корочкой золотистой. Яблок, меда, и кислого молодого вина.Может, кому и по душе старые да сладкие, да только в их родном селе отродясь таких не водилось. А хмельное, веселое, от которого ноги сами в пляс пускаются, руки в бока тянутся, а песня из горла рвется – такое было. Скучал, видимо.
Принесла, поставила на стол, да и отошла в уголок. Присела, стала платьишко свое латать. Молчаливая, покорная – глаза бы не смотрели, да все смотрят. Облик тот же, милый, трепетный – никогда бы не забыть ему певунью свою, и без Куклы бы не забыл… А каждый день ее, такую видеть – пуще пыток. Эх, Мастер…
Ведь живешь еще где-то, ведь свободен?..Хорошо в Сатандере летом. Как он добирался-то сюда? Пешком, с худой сумой за плечами и деревянной палкой, чтоб в дороге не оступится. Башня тогда в городе уже была – хорошая башня, новая, кирпич красный, на макушке флаг, птицы на коньках воркуют. Чем не жилье? Остался.
Люди, кто в башню ходили, Башни не видали. Разные это места были – башня и Башня. Первая – для всех людей, вторая – только для него, Белого Ворона, да еще его Куклы.
Жили.
Солнце в зените стояло, перо скрипело по желтоватой бумаге, в воздухе кружились золотистые пылинки. Покой, тишина, сочный хруст яблока… И вдруг – стук в дверь.
-Кто бы это? – вслух подумал он, подняв голову – Сходи, погляди.Кукла поднялась, и пошла к лестнице. Ах, как она шла – разве что не скрипела. Движения рывками, углами, не людские движения, искусственные, кукольные…
Гости к нему пришли. Пришел к нему эльф, каинит и человек – компания странная, но хорошая.
Белый Ворон уже давно людей не видел, и не говорил ни с кем. Эльфов и вампиров видел тоже не очень – хотя и не так давно, как людей.А им нужна была его помощь. Они – подумать боязно – собирались спасать темного мага.Белый Ворон удивился. В первый раз в жизни он слышал, чтобы темного мага – и вдруг спасали. Попросил рассказать. Те и рассказали.Работают они в Институте – место такое, чтобы за всякими магами следить, а чуть кто пакости творит – пресекать. И этот самый, которому помочь надо, попал в беду. Так-то он человек хороший, им друг, да вот, угораздило парня – надо выручать.А что же с ним произошло?Черный, говорят, Ход произошел. Кто навел – не знаем, как снимать – не ведаем, но снимем обязательно…Ах, святая простота да наивность. Разве же его так запросто снимешь? Черный Ход – штука мерзкая, гнусная, людям противная. Человек сам себе хозяин быть должен. Если он себя в узде держит – хорошо, а отнимать у него узду – дело последнее, подлое. Раньше часто отнимали, да потом Конклав руку приложил, поутихли.
Как делается? А просто. В кожу втравливаются слова – они с того момента главный девиз в жизни несчастного. Напишешь на нем – иди, убивай! – пойдет убивать. Напишешь – Карфаген должен быть разрушен! – и разрушит. Неважно, что там для него Карфаген.
На всю жизнь с ним останутся эти слова, всю жизнь ему перевернут, перечеркнут. Отнимут жизнь-то, а натоместь другое подсунут. На жизнь мало похожее.
Как же быть?А свести буквы проклятые. Нет, руку отрубить нельзя – надпись-то останется. Нет, и сжечь ее потом не выйдет – все равно ведь сожгли с надписью. А надо, чтобы она исчезла с кожи, а пока сводишь – обратные слова говоришь, ключ такой, чтобы отпустил Черный Ход человека.Удавалось ли кому?На его памяти – ни разу. Не было таких, кто бы смог так все обставить, чтобы и надпись свести, и человека не повредить, и живыми остаться.Не было.
Что ж, и на том спасибо. За науку. Пойдем мы, мол, будем друга нашего выручать…Белый Ворон проводил гостей, а потом еще долго думал после их ухода. Каково это – идти, и делать то, чего раньше никто не делал? Трудно, должно быть. А каково это – когда даже надежды для опоры нет? Трудно? Еще как трудно. А они пошли. Хорошие люди, эльфы и вампиры. Хорошие.
Мало таких*****************************Потом уже узнал он, какие чудные дела творились за стенами его Башни. Рассказывали – а он верил с трудом, хотя и знал, что все правда – до последнего слова.
Безымянная девушка, кукала чернокнижника, слагающая странные стихи, встретилась 414-м когда они бегали по всему миру – Европе, Азии, и Африке. Бегали, собирая по крупицам свои знания, бережно складывая в копилку каждое полезное слово.
Невысокая, светлокожая, с блестящими мелко вьющимися черными волосами, делавшими ее и впрямь похожей на куклу. С вечно затуманенным виглядом.У нее даже имени не было: каждому новому знакомому на представлялась другим. Все, что она умела, это слагать стихи. Только в эти моменты кукла делалась похожей на живое существо, а не на сомнамбулу, безразличную ко всему. Именно благодаря ей 414-е смогли узнать формулу, отменяющую действие Черного Хода.
Повстречали ее, привезли с собой в штаб.
Зорень испугался ее стихов. Испугался правды. Разоблачения. Заманил на крышу, и сбросил вниз – лети, ломай шею… Хорошо, мимо Бэл с Лаари проходили.
Телекинезом подхватили, не дали разбиться – хотя, когда толкал ее Зорень, шею сломал, пришлось немедленно в больницу нести.Ну, а там уж делать нечего – сам столкнул, сам и лечи. Зорень сцепил зубы – но взялся. Он бы, конечно, ее прямо там и угробил – но в этом ему помешал майор Каламар. Отдел Крестной силы всегда с подозрением относился к каинитам – и на этот раз подозрения эти были как нельзя более кстати. Каламар сидел у Зореня над душой, глядя под руку – и тому так и не удалось навредить кукле. Куклой-то они ее не со зла звали – живой ведь человек! – а потому, что и правда была она по-кукольному безучастна к миру, как бы не совсем живая, сонная.Белый Ворон, слушая, только головой качал – его гостям удалось-такиневозможное. Удалось то, на что прежде едва ли кто замахивался, удалось с успехом. Они спасли своего друга некроманта, и, едва переведя дух, взялись за следующее дело. Стали раскапывать корни найденной ими безымянной девушки-куклы.
И докопались.По стихам ее, да по книгам старым – узнали и про мельницу, и про Мастера. По следу его пошли – да только и Мастер сам не лыком шит. Ждал их уже.
Встретились аккурат под окнами Башни. Белый Ворон только видеть их мог – и то, в зеркале: что начаровал, то ему и обзор. Из Башни-то шиш выйдешь… А уж Мастер и изгалялся!..За девушку-найденыша уж что только не сулил! Сулил-сулил, да не высулил. И не таких Институтовцы на кривой козе объезжали, и не с такими спорили.
Отбились. Может, кто и скажет: два на одного – нечестно.А чернокнижник бы сказал: сотня против Мастера – нечестно. За что сотню-то?..
Отбились. Отперли Башню, ввели найденыша. Две куклы стало… Две, да не две!..Плохо Белый Ворон помнил, как дело обернулось. Как туман какой в голове. Может, от чародейства, а может и от счастья.Какая полынья, полно вам! Вот же она, певунья его, живая, здоровая! А Кукла сгинула без следа – ненужная, постылая. Без Мастера все его чародейство пошло коту под хвост. Даже Башня осыпаться стала: хоть и ладил ее Белый Ворон,а заперта все же Мастером была. Ну а кто из двоих чернокнижников сильнее был, уж понятно…-Имена – одними губами произнес Ворон, как в бреду, боясь отпустить тонкую руку своей певуньи – Имена делают свободными.
-Имена – кивнули гости, эльф с вампиром. Задумались. Улыбнулись каждый своему чему-то.