Кукольный Дом (1/2)
Кукольная трепетность в очах ее. Густые ресницы. Вальс водит за руки, кружит ее кукольное платьице. Ее локоны медленно поднимаются, поднятые ветром кружения с ним. Кукольник любит свою куклу. Ее фарфоровое лицо, ее трепетные губки. Стеклянные глаза. Завораживающе идеальные формы пальчиков. Рюши на ее платьице. Мягкие линии складок. Он бы танцевал с ней весь день под огнями отражающих игрушек. Весь день. В этом магазине. Пока не видит его никто. Кэрол с детства любил кукол. Ни оружие, ни машинки никогда не привлекали его так, как куклы. Что есть в оружии? - Смерть. Что есть в машинах? - Грязь. Лишь причудливые механизмы нравились ему. Он любил разбирать часы на все эти шестеренки и колесики. Они завораживали. Как механическое сердце, жили своей жизнью. Но куклы... Куклы - это другое... в них целый собственный мир... более иное. Но они похожи с механизмами: без запускающей руки хозяина, они не идут. Им нужен проводник, ведущий, руководящий. Он готов взять за руку и вести каждую куклу.Как же не замечают люди, что они живые? Что у них тоже есть свои эмоции и чувства - намного ярче, чем у людей, но все же кукольные. У них все понарошку. Все ненастоящее. Отчужденность. Мир за стеклами глаз. Им недоступны человеческие эмоции. Зато они искренни в своем "понарошку". Они пытаются перенимать и подражать человеческому, не чувствуя этого на самом деле. Лишь внешняя оболочка. Внешний облик движений. Но они никогда не лгут, подобно людям. Люди способны лгать из ревности, обиды, злости, зависти. Куклы - никогда. Они искренни в своей искусственности. Кэрол очарованно смотрел на свою куклу. Они все одиноки. Никто не понимает их истинной сущности, что внутри. Редко какой ребенок задумается, с чем играет, и даже, ощутив тепло личности - ведь дети часто его ощущают - не поймет, с чем имеет дело. Кэрол и сам ощущал себя куклой. Живой человеческой куклой. С человеческими руками и ногами, головой, туловищем. Он был словно выброшен из реальности и закрытый пленкой. Пленка эта была на сердце, и на душе, и на мыслях его. Он не любил серьезные разговоры, хотя, безусловно, понимал их. Может, не все, но понимал. Он любил кукольность, легкость. Легкость движений и легкость мыслей. Легкость чувств. Почему люди всегда любили все усложнять? Он бы хотел подарить своим куклам целый мир. Сказочный. Он бы повел их по свежей зеленой траве, устроил пикник с маленькими фарфоровыми чашечками и тарелочками. Налил бы чаю понарошку и положил бы те красивые пирожные из пластика, которые он хотел купить. Им бы было хорошо. Лишь он понимает их, а они - его....Если ты повстречаешь живого, он заставит тебя быть живым, чувствовать. Нет, не делай этого, не делай! Вернись, кукольность… Уничтожит тебя… Пробудит, вырвет и раздавит твое распустившееся кукольное сердце.
Это его последний танец с куклой. Кукольных эмоций не вернуть. Живым быть невозможно. Слишком больно.
...- Кэрол Данс сегодня повесился, - прочел Алоис.
- Да, - хмуро ответил Сиэль. – Я заключил с ним контракт.- Контракт? То-то, от тебя так энергией пашет. Ну, - подсел Алоис на перило кресла Сиэля. – Расскажи, расскажи, как это было!- Обычно, - все так же хмуро отозвался Сиэль.- Что значит, обычно? Тут пишут, что он повесился на втором этаже, окружив себя куклами. Их было так много, что полисмены могли спокойно взбираться по ним, а не по лестнице.Сиэль поднял на него глаза.- Я думаю, он бы не оценил того, что ты сказал.- Почему?- Для него куклы были более чем вещи.- А, понятно, еще один маразматик, - заулыбался Алоис.- Алоис, если тебя считают странным в своих причудах, почему ты считаешь, что другого человека можно считать маразматиком из-за его причуд? Нет же…- Я тебя не пойму…- Хорошо. Я расскажу.
Они повстречались теплым осенним днем. Солнце ласково гладило по спине. Желтая листва падала на землю, смешиваясь с красной, багряной, зеленой. Это была чудесная пора. Такой поры больше не будет для них. Она была красавицей с длинными огненными волосами и зелеными глазами. Он – красавцем с короткими огненными волосами и зелеными глазами. Как близнецы. Сестра и брат. Только… ее черты были более живее, чем у него: у нее была насыщенная кожа теплого оттенка, насыщенная цветом и жизнью. Она сияла жизнью. Он же был бледен. У него был кукольный нос – очень красивый – кукольные губы, кукольные глаза. Даже его движения были кукольными. Ей нравилась его необычность. Порой, он говорил много и все что-то непонятное ей, но именно это и привлекало ее. Порой, он долго молчал, кажется, потерявшись, и она не могла вытянуть из него и слова. Он любил вдруг остановиться напротив какого-предмета, тогда его глаза застывали, и он словно проваливался во тьму. Она могла его оттягивать, но его тело словно становилось тяжелым, и она не могла его сдвинуть с места. Все же, он был сильнее ее, он был мужчиной. Однажды, она стала кричать на него и сказала, что уйдет навсегда, если он не отойдет от этой каменной фигуры. Но он не ответил, пропав в ней полностью, в камне. И тогда она ушла.
Ему стало ее не хватать. Почему-то ему не хватало ее. В нем стало что-то меняться. Внутри него. И эти изменения давались ему очень болезненно. Он не хотел быть живым. Не хотел чувствовать. Но она… уже что-то изменила в нем, запустила механизм. И это было роковым и неизменным. Как болезнь. Постепенно он стал различать эмоции: радостные и горестные, он стал по-настоящему смеяться и по-настоящему плакать, как она и учила его. Он смотрел фильмы долгими ночами и плакал. Он не хотел разговаривать со своими куклами. Ему нужна была только она. Он понимал, что попал под ее власть, но ничего поделать с собой не мог.
Как-то она вновь явилась ему. Они повстречались совершенно случайно в супермаркете. Он снова покупал конфеты для своих кукол. На этот раз, настоящие. Ему казалось, что ему удалось вернуть то, что было до нее. То первозданное «я». То отсутствие «я» и одновременно его присутствие. Но как только она заговорила, как только первые слова сорвались с ее губ, это ее мягкое «Привет», все рассыпалось, как хотели рассыпаться конфеты из его рук, как рассыпаются конфетти на праздники.
- Ты все еще любишь своих кукол, да? – ее мягкая улыбка и теплые глаза. Ее свежесть.
Он так разнервничался, что не смог вымолвить и слова.- Все хорошо, мы ведь друзья.Друзья? Почему они друзья? Ведь он… кажется, любил ее. Почему друзья?- Да…- Я рада, что ты держишься. Я хочу, чтоб ты был счастлив. Мне нужно идти. Береги себя. Еще увидимся, если судьба опять сведет. Ты ведь знаешь мой почтовый индекс.И она исчезла. В веренице продуктов, стеллажей, людей. Исчезла. Ее волосы исчезли. Ее голос исчез. Ее улыбка исчезла. Ее… руки исчезли. Слезы капают на конфеты. Сладкие соленые конфеты.
Она опять сорвала все те кукольные нити, из которых он плел кружева вокруг своего сердца. Она опять порвала его кружева. Теперь оно живое, болезненное, бьется. Больно…
Он стал ей писать. Он писал длинные красивые метафорические письма. Она отвечала жизненно, весело, тепло, поддерживала его. Она не умела так красиво писать. С каждой ее строчкой он понимал, что он теряет ее. Что ей хорошо. С другим. С живым. Таким же, как она. Но он вытирал слезы кружевным платком и продолжал писать ей.
А потом вдруг она перестала писать. Он долго ждал, пытаясь не прервать ее счастья, не быть навязчивым. Но она не писала два месяца. И он решил написать ей первого декабря.
«Не пиши мне больше, пожалуйста», - единственное, что ответила она. Ничего. Ни объяснений. Ни брани. Только не писать. Сердце болит. Почему оно теперь болит? Почему чувствует? Ведь куклы не умеют чувствовать, как люди? У кукол все понарошку.
Он пришел в магазин игрушек. Встретился взглядом с куклой. Она чуть заметно улыбнулась ему. Только ему. Он купил ее. Взял ее себе. К остальным. Они говорили и знакомились между собой. Тихо. Бесшумно. Без слов. По-кукольному. Понарошку. Затем он расстелил купленный ковер из настоящей травы. Поставил маленький столик. Стульчики. Накрыл скатертью. Расставил тарелочки и чашечки. Поставил чайничек. Разложил камни вместо тех самых пирожных, которые так и не успел купить.
- Я хочу, чтобы все это стало реальностью. Этот кукольный мир. Я хочу, чтобы люди поняли его. И меня. Хоть на мгновение поняли. Осознали все то, что видим мы. Куклы.Раздвинув шторы, к нему явился я. Его чуть не хватил сердечный приступ: он схватился за сердце.- Тише. Я исполню все то, чего ты хочешь.В городе открылся Кукольный Дом.
- А, да, я там был недавно, - восторженно сказал Алоис. – Чудесное место! Хочу еще туда пойти! Пойдем, Сиэль?- Не перебивай.Кукольный Дом собирал всех кукол города. Истинно кукол. Тех, кто ощущал себя куклой точно так же, как и Кэрол. Они были так же несчастны. Но встретившись вместе, они понимали друг друга без слов. Это было трепетно, наблюдать за этим, даже для демона. Они глядели друг другу в глаза, изображали какие-то кукольные движения – и понимали друг друга. Без слов. Они, конечно, говорили. Но это, на самом деле, было им за ненадобностью. Просто они привыкли говорить. Скрываться за масками людей. Так научил их этот мир.
- И что потом?- А потом… Кукольный Дом стал интересен не только ему и таким же, как он. В это сказочное место стали сбегаться люди.
- Ну, да, и я там был…- Они заражали Кукольный Дом бурным смехом, шумом. Они несли много еды. Размазывали ее у себя по лицам. Так по-живому. Так грязно для кукол. Кукольный Дом стал слишком шумным. Он стал поглощать посетителей. Организаторы радовались: чем больше посетителей, тем больше выручки. А куклы стали уходить из него. Некоторые, которые все еще могли держать себя за стеклом и не обращать внимание на людскую суету, бесшумно гуляли там. Кто их замечал, для кого они оставались незамеченными. Но они замечали только друг друга.