Призраки прошлого. (1/1)
- «Единственное, о чем я тебя прошу – напиши песню... Так, чтобы другие поняли, о чем поет в ней ветер. Это все, о чем я прошу тебя...». Марат закрыл и открыл глаза – он лежал на кровати и смотрел в потолок. «Черт...», - он потер глаза, стирая невольно выступившие на них слезы. С момента произнесения тех слов прошло уже полтора года, но ему казалось, что это было только вчера. - «Единственное, о чем я тебя прошу...» Он потряс головой, отгоняя призраков прошлого, проносившихся у него в голове. - Она ушла! Ее больше нет! – громко и четко сказал Марат, обращаясь к безмолвным стенам, облаченным в огуречного цвета обои. У него была девушка, но та, с которой он связывал всю свою жизнь, ушла. Безвозвратно. «Ее больше нет. Заруби уже себе это на носу!», - внушал себе парень, проходя на кухню, и щелкая кнопкой на электрическом белом чайнике. Этот сон ему снился вот уже полгода, и каждый раз Марату казалось, что всё происходит наяву. Снова и снова все тот же кошмар, делающийся еще страшнее от своей безмятежности, которая царила в нем: зимние сумерки, тихо падающий пушистый снег, и инвалидная коляска, за ручки которой он держался, катя ее по вечернему проспекту. Девушка со светлыми до белизны волосами, сидящая в ней, поворачивала к нему голову, и каждый раз выражение ее лица менялось. Последний раз оно было задумчивым и грустным: - «Единственное, о чем я тебя прошу – напиши песню... Так, чтобы другие поняли, о чем поет в ней ветер. Это все, о чем я прошу тебя...», - говорила она, обращаясь к нему. - «Хорошо, Снег», - отвечает он, оборачивая тонкую белую шею девушки теплым шарфом. На улице стоит мороз, и ее обычно алебастровые щеки приятно розовеют, а в пронзительно-голубых, чуть раскосых глазах отражается свет фонарей. Она вновь поворачивает к нему голову, и псевдообиженно надувает губы: - «Меня зовут Майя! Мы знакомы уже четырнадцать лет, а ты все не можешь запомнить!» Улыбка невольно растягивает его губы: - «Я помню твое имя, но оно тебе не подходит. Май слишком жаркий для тебя». Она смотрит на него широко открытыми, удивленными глазами. Дует ветер, бросая платиновые волосы на бледное лицо. После она, от чего-то смущаясь, прячет личико в красный шарф, и бубнит: - «Ох, дурак...». Марат почти счастлив, ему хочется смеяться, но это желание угасает, когда он видит перемену на лице подруги. Коляска останавливается возле перил моста на набережной. Здесь, у воды, холоднее, но Майя любит бывать в этом месте. - «Знаешь, у меня мало времени, и я хочу тебя кое-о-чем попросить...». Мало... Но она не знает, что времени уже нет. Над водой сверкают огни, и мосты, двигаясь, как неповоротливые слоны, начинают медленно, но верно разводиться. - «О чем?», - он знает, о чем она хочет его попросить - уже пятый раз за день, но, крепко сжав зубы, молчит, чтобы, не дай бог, не раскрыть ей тайны, которую он должен хранить. Она просто не помнит... Она не может вспомнить.
- «Единственное, о чем я тебя прошу – напиши песню... Так, чтобы другие поняли, о чем поет в ней ветер. Это все, о чем я прошу тебя...». В груди Марата все болит на разрыв, словно ему сломали ребра. Майя вновь поворачивается к нему, и ее брови сводятся на переносице в тревожном выражении. - «Марат, что с тобой?». - «Н-ничего, Снег, все хорошо», - он наклоняется, и обнимает её за хрупкие плечи. Странно, его, по идее, должна была душить совесть. Настя, которая была сейчас в Москве, наверное, не простила бы ему этого жеста, но никаких чувств, даже почти никаких воспоминаний о ней у него почему-то не возникало. Вроде бы и предательство, но душа не ощущала этого, – «Я... завис. Только и всего. Не обращай внимания... Хреново спал». - «Вот как... Не пугай меня так. Такое чувство, что тебе страшно», - она склоняет голову и касается его лица виском и кончиками холодных пальцев. Кожа настолько прозрачна, что видны синеватые ниточки вен. Тонкие, словно лед, запястья. Тающая под майским солнцем сосулька. - «Нет», - он сжимает зубы еще крепче, чтобы не выказать беспокойства, отчего его лицо становится злым. – «Нет, о чём ты, все хорошо!». Она молчит, но видно, что ему не верит. Тем не менее, лёгкая улыбка освещает похудевшее и некогда прекрасное лицо, как в сказке про Снежную Королеву. Бледные пальцы сжимают его ладонь. - «Знаешь, у меня есть к тебе одна просьба...» Марат активно замотал головой, и даже шлепнул себя по щеке. - Хватит! – сказал он, и заходил кругами по кухне, слушая бульканье вскипающей воды в чайнике. – Прочь! Прочь! - Марат, это ты там? – раздался голос матери из соседней комнаты. – Ты проснулся уже? - Да, мам! – отозвался он. На кухню зашла полноватая женщина с собранными в хвост чёрными волосами. - Тебе к скольки часам на поезд? - К девяти. – ответил Марат, размешивая ложкой чай, и поднося чашку ко рту.
Сегодня ему предстоял очередной переезд из Питера в Москву. Поступление в МГУ на факультет фармакологии далось нелегко, но он смог с горем пополам осилить вступительные экзамены, и теперь, когда перейдя на третий курс фарма, он вновь уезжал в Москву после летних каникул, складывалось странное чувство новизны, как и в тот, прошлый раз, когда он впервые уезжал в столицу. Однако, он знал, что через неделю пребывания там его уже будет тошнить. Когда-то он буквально бредил тем, чтобы перебраться туда - в самое сердце страны, где так отчётливо и настойчиво выбивал дробь многообещающий пульс жизни, но со временем понял, насколько кредо этого города не состыкуется с его внутренним ритмом - за исключением атмосферы некоторых мест. Марат вернулся в комнату и, одевшись, взял собранную еще с вечера сумку и футляр с бас-гитарой. Раздался телефонный звонок – Настя не заставила себя долго ждать и отслеживала его междугородние передвижения с усердием ищейки. Одно время его это даже радовало. - Маратик, привет! Ты завтра приезжаешь? Может, встретимся? - Ага, завтра... – отвечает он. – Но я не смогу. Извини, – подло, но она в последнее время, за последний год, не вызывала в нём больше никаких чувств, кроме раздражения. Голос девушки в трубке на секунду сделал расстроенную заминку, а после чего последовал очевидный вопрос: - А… почему? - Дела есть... Надо зайти в ректорат, там какая-то котовасия с документами... Потом ещё вещи разобрать... В общем, как только разделаюсь со всем, я позвоню тебе... Обещаю, – ответил парень, под действием настойчиво скребущейся где-то глубоко вины добавляя в свой голос побольше ласки, хоть его изнутри и выворачивало. Настя - внучка его двоюродной бабушки, и когда они с матерью однажды ездили к ней в гости, еще до универа, старушка не преминула их познакомить. Тогда девушка понравилась Марату, и они, какое-то время пообщавшись, начали встречаться. Настя была достаточно симпатичная, но красивой ее назвать было трудно: русые, волнистые, лежавшие на голове немного непослушным облаком волосы, миндалевидные карие глаза, вполне нормальная, но не идеальная кожа. Средненькая внешность, и море наивности. Именно эта наивность когда-то и привлекла внимание Марата, но однажды он просто понял, насколько различается ее наивность и наивность Майи. Настина отдавала безнадежной глупостью и беспомощностью, от чего она начинала выглядеть жалко. Признавать этот факт он некоторое время не хотел, стараясь заставить себя думать, что это всего лишь его личные отговорки, и что он таким образом пытается оправдать себя, боясь признать, что Настя ему просто-напросто надоела. Да, она ему надоела, но факт оставался фактом – она была не той. Глупость никогда никого не красила. Майя же этой наивностью всего лишь смягчала свои острые углы. В ней была гармония, но не было невежества. Договорившись с девушкой, Марат с увесистой спортивной сумкой на плече вышел из комнаты. - Мам, я пошел, – сказал он. - Ох, так рано? - всполошилась мать, - Еще же час целый! А я собиралась оладушки сделать... Ты что, голодным в поезд потащишься?! - Блин-оладушек... Ты и так меня за каникулы раскормила, - засмеялся он, обуваясь, - Глянь, жирный какой стал... Просто мне ещё нужно успеть кое-куда заскочить по дороге... Пока. Я тебе позвоню через пару дней, – Марат, наклонившись, поцеловал мать в щеку, которая была едва ли не на две головы ниже сына. - Ну, с богом, милый. Ох... - Ну ма-ам... Он вышел из квартиры, и, спустившись по лестнице, направился на набережную. День был очень жарким, и брусчатка под ногами по ощущениям была похожа на каменную сковороду. Август медленно начинал переходить в сентябрь. Марат неспешно шел, думая, что мог бы попрощаться с матерью более тепло, но нынешнее его состояние никаким боком не позволяло заставить лицо улыбаться. В голове все еще стоял холодный пейзаж вечерней зимы в городе, между тем, как в затылок парню жарило летнее солнце. Дойдя до набережной, он облокотился о перила ограждения, и, глядя на проплывающий мимо катер, пытался восстановить в себе чувство реальности. Ничто так не выбивало его из колеи, как этот повторяющийся время от времени сон, и сколько бы он ни пытался внушить себе мысли о безвозвратности произошедшего, какая-то часть сознания все же надеялась, что когда-нибудь в доме раздастся звонок, и прозрачный, похожий на плеск воды голос снова позовет его по имени. «Знаешь, у меня есть к тебе одна просьба...». Марат моргнул, глядя на темные волны канала, которые, гипнотически колыхаясь, словно приковывали к себе взгляд, склоняли к раздумьям. По поверхности скользнул яркий луч, и парень, отвернувшись от воды, зашагал по направлению к вокзалу. До отправки его поезда оставалось чуть больше получаса.