2 (1/1)

—?Ты псих,?— говоришь ты, потому что Джон Эгберт?— псих, и тем, для кого это не очевидно, стоит проверить их пустые головы у врача.—?Окей, папочка,?— отвечает он и, скотина, ржет над твоим ?буэ-э?, пока ты корчишь страшные лица. —?Все-все-все, извини, ну хватит…—?Мы ложимся спать, у меня болит голова и был тяжелый день,?— ты сурово смотришь на своего, ну и ну, мэйтсприта, пока тот пытается прекратить смеяться,?— и если тебя заводит упоминание твоего лусуса во время заполнения ведра, я, пожалуй, буду вынужден пересмотреть наши отношения…—?Каркат,?— говорит он и заправляет тебе волосы за уши, а затем принимается потирать твои рожки. Мурашки бегут по спине сверху вниз. —?Меня заводишь ты. В смысле, мы не обязаны делать это, если ты не хочешь, но я подумал…—?Знаешь что, Эгберт? Заткнись-ка нахуй. Заткни свой рот и слушай, ты, тупоголовое ничтожество. —?Ты аккуратно, но вполне решительно давишь на его плечи, и он послушно опускается на колени. —?Твой Бог спустился с разъебучих небес, чтобы один-единственный раз вознаградить твой бренный сосуд для хуйни лёгким оттенком того удовольствия, которое в принципе может быть порождено глубокой и чернейшей ненавистью,?— говоришь ты, мысленно осваиваясь в новой роли. Это немного тяжело, потому что ты любишь Эгберта, как никогда и никого больше, и даже ради одноразовой игры называть ваш мейтсприт ненавистью?— слегонца богохульство. Но Джон покорно смотрит на тебя снизу вверх, и ты только и можешь думать о том, сколько блядских-преблядских мыслей гуляет в его голове ежедневно. Ваша спальня уже достаточное количество времени модернизировалась для экспериментов любого рода, и тут есть ровно достаточно предметов мебели, чтобы Джон (обычно Джон) мог заставить тебя принять любую позу. Он даже озаботился покупкой воставанны, хотя ты успел привыкнуть ко сну в человеческих постелях, и это еще раз напоминает тебе о том, какой он прекрасный. —?Скажи ?спасибо?, человек. —?Говоришь ты, чтобы не молчать, и стараешься вспомнить что-нибудь неприятное, чтобы отвращение на твоем лице было более ярким.—?Спасибо, Каркат,?— он кивает. —?За… твою ненависть, наверное.?Я ужасный актер?,?— читаешь ты в его глазах, но ты можешь понять?— он привык вести. Ты пытаешься не начать болтать ногами в воздухе по привычке. Блин, а из тебя-то какой командир? Кем и когда ты руководил? Как ты вообще считал, что сможешь найти себе кисмесиса волей счастливого тролльского случая, если стоило тебе начать встречаться с Эгбертом, и все, ты маленький мягонький ребенок непетоподобного создания, которому чешут за ушком и целуют в пушистые щечки?Ты дергаешь его за воротник и, когда он неловко вскакивает, толкаешь его к стене, ведомый злостью скорее на себя. Не то чтобы тебе совсем не нравилось быть милым?— тебе нравилось. Порой. Довольно часто. Но ты непозволительно расслабился. Ты стал еще большим человеком, чем те, кто родились с ними на одной планете, и…Пора бы показать Эгберту, каким ты можешь быть.Ты резко тянешь его за воротник на себя и целуешь, остро и неаккуратно, не пытаясь обходиться с ним понежнее, и Джон стонет в твой рот. Ты кусаешь его за губу, буквально вылизываешь его рот изнутри и отстраняешься, наконец чувствуя себя ведущим. Джон тихо выдыхает ?вау?.—?Благодарность, человек. За каждую каплю твоей жалкой одноцветной крови, которая прилила к твоей беспоглупой выпуклости благодаря мне. Звезды, рассыпающиеся по небесам от каждой вспышки в твоих глазах, когда твоему члену уделяется мое драгоценное внимание, стоят пиздец как дорого, Эгберт. Тебе придется постараться, чтобы отработать их свет. Очень постараться.Ты слышишь, как он гулко сглатывает, и кладешь ладонь на его горло. Царапаешь ногтем светлую полосу сверху вниз. Зализываешь ее. Кусаешь шею Эгберта, и это совсем не похоже на то, как он обычно ведет себя с тобой, нежно и почти обходительно. Ты кусаешь его, почти себя не контролируя, потому что ты не Заххак и не Серкет, да возненавидит их светлейшим гневом Гогподь, и твои зубы слегка туповаты, а хватка далеко не так сильна. Но ты все равно впиваешься в Эгберта, мокро вылизываешь угловатый выступ на его шее, который так соблазнительно двигается, когда он сглатывает, всасываешь кожу так, что он начинает шипеть и больно кусаешь за выступающие ключицы. Снова отстраняешься и смотришь на то, как его светлая кожа краснеет, словно ты и правда пометил его своим мутантным цветом, и она загорелась им. На твоей планете это считалось бы позорным. Эгберт тяжело дышит, и ты снимаешь с него футболку.—?Что нужно сказать, Эгберт? —?спрашиваешь ты, хватая его за волосы.—?Спасибо,?— отвечает он, и его голос хриплый, настолько хриплый, что твою выпуклость коротко сводит. Ты думаешь, что она вполне может развернуться без внешней помощи, и это будет совершенным позором. Ты знаешь, как сильно Эгберту нравится доводить тебя, почти не прикасаясь, поэтому ты накрываешь его рот ладонью и тянешься на носочках, чтобы прихватить его за хрящ уха. Он послушно подгибает колени, чтобы быть примерно на твоем уровне, и твое сердце снова трогает нежностью. Ты так его любишь. Именно поэтому ты ставишь колено между его ног и медленно, но уверенно, поднимаешь его вверх. Джон прикусывает и так истерзанную губу. Ты давишь сильнее.—?Спасибо,?— говорит он совсем тихо, и ты рвано выдыхаешь. Блять. Блять. Ты сходишь с ума.—?Мне почти жаль, что твой человеческий мозг не может осознать глубину черных чувств. Все, что ты можешь, это опираться на стенку и мечтать о том, чтобы я коснулся, наконец, твоих нелепых репродуктивных органов, в то время как на самом деле меня в отвратительнейшем смысле дергает изнутри от вида твоего абсурдного лица. Проси, человек,?— приказываешь ты. Он вскидывает взгляд и продолжает тяжело дышать.—?Каркат, пожалуйста,?— Джон рвано вдыхает. Ты смотришь,?— сделай хорошо нам обоим.Ты резко хватаешь его за руку и толкаешь на кровать. Эгберт валится. Вы возитесь, и ты успеваешь назвать его безмозглым еще пару раз прежде, чем тебя, наконец, устраивает ваше положение. Он опирается на спинку кровати полусидя, а ты сидишь на его бедрах, плавно двигаясь вперёд-назад. Его член определенно напряжен, ты чувствуешь это давление, и хоть твоей выпуклости нужно немного больше времени, ты понимаешь, что тоже на грани совершенной готовности. Эгберт еще несколько раз благодарит тебя, а ты периодически прикусываешь его кожу и растерянно думаешь, не лучше ли избавиться от штанов прежде, чем выпуклость развернется и из твоей щели потечет, словно ты?— ебучий водопад. Ты расстегиваешь пуговицу сначала на своих джинсах, а затем?— на его, но снимаешь только свои.—?Позаботься об этом,?— просто говоришь ты, меняясь с ним местами. Теперь ты полусидишь, раздвинув ноги и предоставляя ему первоклассный вид на все чудеса инопланетного строения, а Джон послушно встает на четвереньки и склоняется к твоему паху. Ты задерживаешь дыхание. Он аккуратно поглаживает пальцами выложенную хитином шишку, легонько задевает уже совсем влажное и чуть набухшее щупальце, и ты чувствуешь, как оно с каждой секундной все ближе к тому, чтобы выскользнуть из твердой костной защиты. —?Ты, жалкое бесполезное инопланетное создание, если бы ты зна-ах,?— ты закатываешь глаза от удовольствия, и твое щупальце влажно скользит между пальцев Эгберта. Тот ласково поглаживает его основание, заставляя тебя поджимать пальцы ног и тяжело дышать. Ты ненавидишь то, насколько ты чувствительный. Это просто стыдно.—?Руки прочь. —?Твой голос дергается, но в целом ты вполне готов вновь занять место лидера. Джон послушно выпрямляется, и на этот раз ты убеждаешься, что ни одни разъебучие штаны не помешают тебе выдоить твоего человекопарня. Теперь уже он разводит ноги, и ты опускаешь левую руку, чтобы щупальце могло обернуться вокруг твоих пальцев и перестало метаться, а правой лишь быстро касаешься себя, чтобы смазать ее, и увлекаешься ручной работой. Гладишь подушечками пальцев самую верхушку этой странной, но по-извращенски привлекательной мягко-твердой штуки, которая, следуя многочисленным сайтам разного содержания, называлась пенисом (или ?хуем?, как обычно говорил Дейв), скользишь ладонью вверх-вниз, легонько сжимаешь и вновь гладишь самый верх. Очевидно (после всех этих разов), он чувствительнее всего, но Джон говорил тебе, что ощущения в основании и мягкой части внизу тоже ощущались очень хорошо. Эгберт тихо хнычет, когда ты почти обхватываешь его талию ногами и позволяешь своему щупальцу просто скользить вокруг его члена. Для создания дополнительного давления приходится положить наверх руку, но это все равно просто потрясающе, и ты готов делать это с ним вечно, каждый сраный день, пока тебя не грохнут за невозможность предоставлять матери-личинке генетический материал.—?Спасибо,?— почти сипит Джон, и ты вновь принимаешься за его и без того настрадавшуюся шею и исследуешь его затвердевшие соски, рудимент в элементарном (как и всё у людей, начиная от кодов и заканчивая романтикой) человеческом развитии. Эгберт снова всхлипывает, и даже ты, теплокровный тролль, чувствуешь, как ему жарко.—?Твое блядодиотское тело?— самая грязная вещь на свете, Эгберт,?— говоришь ты, и он кивает, хотя ты сомневаешься, что он вообще понимает, о чем ты. Сохранять здравый рассудок гораздо проще, когда ты ведешь и чувствуешь на себе обязательство указывать. —?Ты даже не можешь соображать, да? Эгберт, я могу отгрызть тебе палец или отхватить кусок из шеи, а ты даже не трудишься включить мозг.—?Каркат, пожалуйста,?— просит он, и ты не можешь больше терпеть. Нутро буквально зудит от того, насколько тебе нужно что-то большое, что утолило бы этот ебучий голод. Ты толкаешь его за плечи и приказываешь лежать смирно, а затем опускаешься на его член совсем без подготовки. Ты такой мокрый, а твоей щели так нужно быть заполненной, что никакой боли нет (троллям приходится быстро распаляться, чтобы успеть удовлетворить запрос трутней), но ты все равно громко стонешь и замираешь, привыкая к ощущению растянутости и заполненности, а затем медленно двигаешься сначала вверх, а потом вниз. Щель громко хлюпает. Ты почти рычишь, входя в ритм, и Джон кладет ладони на твою задницу, и мягко скользит пальцами ближе к щели, растягивая ее края и проникая пальцем почти внутрь. Ты всхлипываешь. Блять, придется спать на диване, а кровать сушить феном. И где блядское ведро?—?Позволишь? —?спрашивает Джон игриво, и ты вдруг резко оказываешься под ним, а он словно и не плыл от твоих ласк, и вбивается в тебя до конца. Ты шире раздвигаешь ноги, словно это может помочь быть ближе, и стонешь во весь голос. Джон добавляет к своему члену еще палец, и твое щупальце буквально сходит с ума, дергаясь совсем бешено. Ты близок к концу, так близок, и когда Эгберт толкает внутрь второй, ты дергаешься.—?Джон, я сейчас…Он крепко сжимает твое щупальце между пальцев, делает еще несколько толчков и кончает на твой живот. Ты трясешься от того, как ты близок, и только его ладонь сдерживает тебя от того, чтобы залить генетическим материалом всю ебаную комнату, поэтому когда он толкает ведро к тебе, оно заполняется едва ли не на четверть, и ты падаешь обратно на кровать, совершенно опустошенный, все ещё мелко дрожа. Оргазм накрыл тебя так ярко, что ты едва не вырубился на мгновение, и приятное томление остаётся гудеть в твоих конечностях. Джон ложится рядом и крепко обнимает тебя, как делает это обычно, ожидая, пока ты успокоишься, и чуткое к опасностям троллье нутро перестанет верещать. Он нежно убирает тебе волосы со лба, целует линию челюсти и легонько гладит по бокам. Ты восстанавливаешь дыхание.—?Я люблю тебя,?— первое, что ты говоришь, когда возвращаешь контроль хотя бы над какой-то частью своего тела.—?Я тебя тоже,?— говорит Джон в ответ, и ты знаешь, что он пялится на то, как твое щупальце медленно сворачивается и вжимается назад внутрь, и как влажное безобразие между твоих ног все еще периодически инстинктивно сжимается, но совсем не можешь возражать. После того, как возбуждение угасает, остается только приятное опустошение и всеобъемлющее чувство любви. —?Ты был прекрасен, но шея у меня будет болеть.—?Я разошелся,?— признаешь ты. Джон целует тебя за ухом и садится, выискивая, что бы ему надеть,?— сначала в душ, не пачкай одежду.—?Я тебя отведу,?— тут же вызывается он,?— или отнесу. И потом положу в воставанну. Я же вижу, в каком ты состоянии.—?Эгберт, мне девять оборотов,?— ты закатываешь глаза, но он подхватывает тебя под колени и плечи и и правда поднимает.—?А еще у тебя на животе моя сперма,?— подытоживает Эгберт. —?Как думаешь, а это тоже было указано в звездах или?..