Глава 5 (1/2)

Неделя пронеслась, как состав скоростного поезда. Айко осталась верна своему слову, ни о чем не обмолвившись с Карлой. Амелии поручали работу только на первом этаже. Работу непыльную, механическую, которая сложностей не вызывала. Она разносила заготовленные для топки вязанки дров, волокла до кухни увесистые мешки с углем, смывала с кафеля просыпавшиеся угольные дорожки. Груженная с обеих рук, таскала заполненные водой ведра. Просили — приносила еще. Выдавалось свободное время — растягивала его по возможности, водя тряпкой по витражным окнам; хлестала шваброй, как кнутом, по пыльным полам, выносила и прочищала ковры, нарочито долго выбивая из них глухие хлопки и клубни пыли. Становилось скучно — выкорчевывала засохшую грязь из-под плиток кухонных гарнитур, прочищала влажной тряпкой печь и вытяжку. Перепачкавшись в саже, небрежно растирала ее по лицу тыльной стороной ладони, бегала по поручениям, выручая по надобности второй парой рук. Отказывать не следовало, но и соглашаться помочь не стоило большого труда. Уступчивость хорошо окупалась. Айко молчала на ее счет, но молчание женщины источало больше уверенности, чем если бы та без устали пела хвалебные дифирамбы. Подытоживая, Харелл были довольны, девушки к ней проявляли участие, а замок оставался таким же спокойным и степенным, каким встретил ее в первый день. ?Быть трудолюбивой, но не перегибать палку?, — напоминала себе обращенная, когда мысли начинали навязчиво копошиться в ее голове. Повод копошиться нашелся без труда. Прошло две недели со дня приезда, за которые она узнала ровно столько, сколько можно было узнать за один единственный день. Хуже того, никакой возможности изменить свое положение на горизонте не появлялось, со всех сторон преследовала однообразная, утомительная рутина. Интуиция подсказывала: ответы таятся близко, почти у самого носа. Стоит протянуть руку — и кролик магическим образом сам выпрыгнет к ней из шляпы. Амелия протягивала, но ловила лишь пустоту. Когда Руки даст о себе знать, ей нечего будет ему предоставить. Служанки часто позволяли себе прохлаждаться. В поместье, где комнатам не было конца, чистота поддерживалась лишь в тех, где непосредственно появлялся Карла, или тех, что требовались для обслуживания его нужд. Остальные покои благополучно игнорировались, Амелия не удивилась бы, если бы выяснилось, что ключи от доброй половины из них были безвозвратно утеряны еще столетия назад. По итогу, заданий получилось меньше, чем принятых во служение девушек. Скучала ли Айко по временам, когда ее штат мерился десятками слуг или попросту не переносила одиночества — тоже оставалось загадкой.

По утрам девушки заставали ее с небольшим списком дел в главном холле. Строго буравя лист из-под смешного пенсне, женщина раздавала им поручения. Расправившись с работой, девушки нередко засиживались в какой-нибудь неприметной комнатке, имитируя бурную рабочую деятельность – умение, заложенное в крови, передающееся с молоком матери. Айко догадывалась, по собственному опыту зная мелкие слабости прислуги, но относилась ко всему снисходительно, лишь изредка и выборочно журя служанок за филонство.

Будь Амелия частью их общества, то могла бы филонить чаще. Но она не была, хоть девушки и вели себя с ней по-товарищески, то участливо напрашиваясь в пару, то давая практические советы, выручавшие ее из оказий, поджидавших на каждом шагу. Слишком усердно работать обращенная не могла: ни к чему было привлекать лишнее внимание и перетруждаться, силы береглись для дел более важных. Работать спустя рукава не позволяла гордость: ее не воспитывали белоручкой. Девушки с улыбкой посматривали на усердие новичка, только вписавшегося в компанию: ему необходимо себя зарекомендовать, заслужить уважение. Они трактовали усердие Амелии, как желание облегчить им работу и тем сильнее понравиться. Вполне соответствует человеческой манере вписываться любой ценой. Такая трактовка им нравилась, ?не выветрившийся? человеческий флер умилял. Суетливую новенькую приняли покровительственно. Каждая по-своему стремилась внести лепту в ее ?воспитание?. В начале присматривались, чинно, как наседки перед наклюнувшимся яйцом, вели головами, между делом представляли свои родословные, по полочкам разбирали заслуги, достижения, связи, которыми непременно воспользуются в будущем.

Присмотревшись, показав место, решили и дальше не ударять в грязь лицом. Блистали познаниями. Голова Амелии очень скоро оказалась забита историями о запертых комнатах, таящихся в них роскошных будуарах, кроватях из красного дерева с пышными балдахинами. Сойдясь, вампирши щедро сыпали рекомендациями, как ловчее и эффективнее навести внешний лоск, не перетруждаясь, какие особенности имеет тот или иной предмет интерьера, с какой тщательной подготовкой нужно подходить к уборке старинной мебели и что категорически с ней делать воспрещено. Они водили ее, как наседки высиженного птенца. А приняв девушку окончательно, вовсю щебетали о подхваченных сплетнях, байках.

Амелия заканчивала полировать пол, когда ее окликнули со спины. Еще до того, как она услышала голос, обращенная почувствовала, как чей-то взгляд долго буравил ее затылок. — Ты освободилась или еще не закончила? — Риоко словно плыла по паркету, ее грациозных шагов не было слышно. Если бы не шелест юбки, казалось, словно она и вовсе парила. — Почти, — неохотно призналась Амелия, кусая губы. Из всех возможных девушек перед ней стояла именно эта. Имена у служанок были длинные, сложные, она все время их забывала, потому чаще всего переходила на ?ты?, оговариваясь, путая их между собой. Пусть они и запомнились ей хуже, дышалось и работалось с ними легче. За две недели Риоко, вопреки их знаменательному знакомству, ни словом с ней не обмолвилась, лишь присматривалась, перебрасываясь загадочными, полными ожидания взглядами. Чего она ожидала? Какого сигнала? — Ты чего-то хотела? Если да, то говори, — сжалилась обращенная, натягивая вымученную улыбку, ничуть не скрывавшую ее безрадостного настроя. Нелюдимую вампиршу следовало проучить, в этом она убедилась давно. С первой встречи, поддаваясь странному, враждебному чувству. Вынудить бы брюнетку озвучить свой щекотливый вопрос, виновато свести бровки домиком. Амелия преподала бы ей хороший урок, но выражение лица служанки было до того пришибленно-жалостливое, что ей стало совестно за свою жесткость.

У Риоко до невозможности влажные глаза, тихий голосок. Виновата ли она в том, что несмотря на всю свою неподдельную простоту, вызывала лишь липкую жалость и сочувствие, с какими смотришь на прокаженных? Как репей, по природе безвредный, но вызывающий одно лишь желание отмахнуться.

— Не совсем, — замялась служанка, посматривая по сторонам. — Тебя редко встретишь одной, а сегодня с тобой никого нет... — Остальные уже на кухне, — ответила Амелия, перехватывая ее взгляд. — Мне осталось совсем немного и пойду к ним. Не присоединишься? Риоко редко одаривала их своим присутствием, держалась отстраненно. Остальные платили ей той же монетой. Однако, вежливость соблюсти стоило. К вежливости примешалось банальное любопытство. Осмелится ли? — Пожалуй, воздержусь, — в своей уклончивой манере отказалась Риоко, выдохнув. — Если ты не очень торопишься, то можешь мне немного помочь? Я хотела бы поговорить… ?Вот, где собака зарыта?, — с триумфом обнаружила Харрел. Без причины брюнетка бы не подошла. — Так говори, я не кусаюсь. С чем помочь? — Лучше один раз увидеть, что сто раз объяснить, — говоря это, служанка не переставала тревожно оглядываться. — Надеюсь, не труп ждет меня в коридоре… — Почему именно труп? — вздрогнула брюнетка. — Чего еще ради ты со мной заговорила? Не иначе как помочь спрятать улики. — Значит, ты мне поможешь? Тон, в котором проходила их беседа, не внушал доверия. Обращенной не нравилось даже не то, что служанка не понимала шуток, но та озабоченность, с которой Риоко дожидалась ее участия, сквозящая во взгляде вампирши решимость. — Будто теперь я могу отказаться, — на вздохе протянула Амелия, поднимаясь с коленок.

— Только пожалуйста, пусть все останется между нами. Никому не рассказывай. — Показывай дорогу. — Спасибо, что согласилась, — робко прошептала Риоко, подхватывая Амелию под руку. — Полегче, полегче, — растерялась обращенная и резко, как от кипятка, одернула руку. Дурное предчувствие не обмануло. Стоило служанке прикоснуться к ее руке, как странная волна, прилив горячей энергии окатил Амелию с головой. Девушка отступила на пару шагов; ватные ноги предательски подгибались. Запутавшись в фалдах юбки, она чуть не плюхнулась на пол.— Я не убегу, если не будешь держать. — Ты боишься, когда к тебе прикасаются? — удивилась брюнетка лицом, но интонация голоса оставалась ровной. Ониксовые глаза смотрели на Харелл разящими впадинами. Иссиня-черные, пустые, как отточенная водой галька. — Ничего особенного, просто не люблю, когда это делают без спроса, — соврала она, не задумываясь. — Может, ты что-то вспомнила? Что-то настолько болезненное, что заставило тебя отшатнуться? — чужой голос вибрацией отдавался в ушах.

— Я ничего не вспомнила, — отвердело отрезала Харелл, прикрывая дрожащие веки. Горизонт постепенно стабилизовался, блики отступили, размытые пятна становились четкими очертаниями коридора. Амелия в самом деле ничего не вспомнила, но почувствовала, будто внутренний барьер, отгораживающий ее от других людей, дрогнул. Этот барьер существовал лишь в голове обращенной, она сама же его и придумала, но сейчас Харелл как никогда была готова поверить в действенность этой волшебной силы. Иначе вибрацию, прошедшую через ее тело, было не объяснить.

— Иногда мы гасим неприятные воспоминания в памяти, а в критические моменты они высвобождаются. С тобой могло приключиться нечто подобное… — О критических днях я слышала, а вот критических моментов не припомню. Что это? Какая-то вампирская заморочка? Не обижайся, меня не так давно обратили.

Риоко тихо, как мать, наблюдавшая за очередной шалостью своего непоседы, выдохнула. — Это не какая-то заморочка, это по-настоящему важные вещи. И это касается не только вампиров, но и людей в том числе. Одни предпочитают подавлять болезненные воспоминания, другие замещают их ложными. Не все делают это осознанно. К вытеснению может быть врожденный талант. Людям свойственно стирать из памяти вещи, которые причиняют им дискомфорт. Или они начинают переиначивать вереницу событий, трактовать ее свою пользу, чтобы избавиться от чувства вины или страха. А порой вытеснению способствуют люди, заинтересованные в том, чтобы исказить разум нужного им человека. Видоизменить его память. Особенность человеческой памяти заключается в том, что ни одно воспоминание, как глубоко оно ни было бы запрятано, не исчезает бесследно. Это объясняется довольно просто: память — все равно что вода, скрывающаяся под глыбой льда. Стоит только убрать ледяную корку, как все, что таилось под ней, выливается наружу. Так, любое неосторожное событие может повлечь за собой ?пробуждение?! Амелия выслушала ее тираду с отстраненным, недоверчивым видом. Она старательно откашлялась в ладонь, прежде чем спросить: — Не пониманию, какое отношение все вышеперечисленное имеет ко мне. — Мне почему-то безумно кажется, что ты ?спишь?. Как глыба, внутри которой скрывается другой человек. Я сама еще не уверенна… Госпожа Айко добра к тебе, потому что видит перед собой честную и трудолюбивую девушку. Остальные служанки милы с тобой, потому что ценят твои открытость и простоту...

Риоко произнесла немало приятных слов, но все они попадали мимо. К Харелл относились хорошо, потому что она сама того хотела и вела себя так, чтобы добиться расположения, со всем соглашаясь и всем улыбаясь. То была заслуга притворства, а не обаяния. Не пусти она его в ход и веди себя, как хотелось, люди шарахались бы от ее, как от огня. Однако, служанка упрямо талдычила свое, и это пробуждало в девушке раздражение. — Ты позвала меня, чтобы осыпать комплиментами? Не особенно верится. А если за тем, то я слишком ценю свое время, чтобы выслушивать всякую околесицу. Либо переходи скорей к делу, либо пошли отсюда.

Если вначале Риоко казалась ей неплохой партией для дружбы, той, которую щедро иллюстрируют в книгах, то теперь Амелию откровенно воротило. Мало того, что служанка набросилась на нее при знакомстве, как голодающий на торжественный стол, затем избегала, а теперь начала опутывать неясными, туманными выражениями. Неудивительно, что брюнетку саму сторонились. Она будто круглосуточно была не в себе, витала в воздушных замках. — Дослушай хотя бы раз. Неужели не желаешь во всем разобраться? Мне одной было горестно здесь находиться. В этом замке. Понимать происходящее, но оставаться не в силах его изменить. Перед твоим приездом я испытала странное чувство, всколыхнувшее мою душу. Предчувствие или предостережение. Это только предстояло выяснить. В миг нашей встречи я уже знала, что не ошиблась. Ты здесь не случайно. Провидение привело тебя для чего-то большего, чем выметать пыль с кладовой. Во время нашего разговора я наделялась это уловить, найти решение, которые мы вместе должны были привнести, чтобы все исправить. Но с тобой ничего не было. Ни в первый день, ни в последующие. Пустота. Пустота в улыбках, пустота в разговорах, словно мне отвечает лишь половина человека, фантом. Вторая его часть куда-то запряталась! ?О чем она говорит? Какие еще предзнаменования? Что мы должны исправить? Фантомы, пустоты. И кто выражается такими словечками? Кажись, она и вправду не в порядке. Не зря ли я ей нагрубила? В конце концов, быть чудачкой — не преступление. Ну и несет какую-то себе глупость, пусть и несет. Свет на том клином не сошелся. С другой стороны, я ведь даже толком ее не знаю, мало ли куда ее занесут эти бредни и во что они затем выльются. Понятно, почему остальные с ней не водятся — себе дороже обойдется. Пожалеешь таких, а потом сядут на шею, будут приходить постоянно, капать со своими откровениями. Героиня нашлась… В довесок аристократка, они все набалованные и немного повернутые. Лучше осадить ее сразу, не хочу во все это ввязываться?. — Риоко, из твоего потока слов я не поняла ни единого, но мне и не нужно их понимать. Что бы ты ни искала во мне, ты ничего не найдешь. Я понимаю, ты была одинока, никто не прислушивался к твоим историям, а пришел новый слушатель, и ты сразу в него вцепилась.Но это не повод за меня держаться. И все эти мысли о моей неполноценности… Лишь отражение твоих сомнений на свой собственный счет. Мы никак не связаны. Забудь.

Не удивлюсь, что эта история с пустотами и воспоминаниями — твоя любимая байка... Хочешь, чтобы я была откровенной? Ты последний человек на этом свете, с которым бы я связалась. Нам, проще говоря, не по пути. Без обид, я хотя бы честна. — Амелия, — не сдавалась Риоко, хмуря домиком брови. — Люди видят в тебе столько хорошего. Почему ты сама боишься открыть глаза? Неужели смотреть чужими на себя лучше? — Как же бесит, — выругалась обращенная, меняясь в лице. — Я объясняю ей одно, а она все равно талдычит по-своему! Ты ведешь монологи на птичьем для меня языке и хочешь, чтобы я пред тобою за них оправдывалась? Говоришь, что со мною что-то не так, что в памяти у меня провалы, но память моя достаточно хороша, чтобы напомнить: я дала тебе согласие на помощь, а не на зондирование моего мозга! Что бы ты там ни делала, прекрати.

— Извини, мне следовало бы догадаться, что такие разговоры не ведут сгоряча. Просто знай, что наш разговор начинался не ради того, чтобы тебе навредить. ?Мне навредить? Ты на полголовы ниже меня, уже в плечах, руки-веревки. Того гляди, возьмешь — и переломятся?. — Ради чего бы он ни начинался, давай как можно скорее его закончим. Помощь больше не нужна? Все, что хотела, выболтала? — раздраженно цокнула девушка, вскинув подбородок. Свинец недобро переливался в прищуренных глазах. Боль до сих пор напоминала о себе неприятной тяжестью в висках.

— Мне не хотелось бы оканчивать наш разговор на подобной ноте. Вина целиком и полностью лежит на мне, — упрямо продолжила вампирша, игнорируя враждебный настрой. — Даже переубеждать не стану. — Для таких разговоров между людьми должно образоваться хотя бы подобие дружеской связи, доверительных отношений… — Предлагаешь нам подружиться? — обращенная скептически повела бровью. — Предлагаю узнать друг друга получше. Прочные связи не образуются на пустом месте. Чтобы что-то приобрести, нужно прежде что-то равноценное отдать. Принцип равновесия. Чтобы загладить свою вину, первый шаг совершу я! — Только прошу, пожалуйста, пусть это будут не очередные разговоры. У меня голова от твоих объяснений кругом. Еще раз вернемся к этой теме, и я разворачиваюсь.

— Обещаю, тебе очень понравится! — улыбка бесцветных губ воодушевляла. Амелия, не высоко оценившая брюнетку при первой встрече, не могла того не признать. ?Неужели ей есть, что предложить мне? Глупая девушка. Знай она, с какой целью я здесь оказалась, не стала бы с таким рвением добиваться моей дружбы. Никто не стал бы вокруг меня бегать… А в чем-то она права: они все видят во мне то хорошее, чем я должна казаться. Пускай все так и останется, незачем нам сближаться, но на ее сюрприз посмотрю, а дальше, как пойдет. Назову ее другом, зато быстрее отвяжется. Руки сам говорил, что ложь бывает во спасение?. Они шли в молчании. Не потому, что слов не находилось. Харелл впервые очутилась в этой части замка и с едва скрываемым любопытством осматривала незнакомые коридоры.