Глава 1 (1/1)

Небольшой кожаный чемодан с поблескивающими ремешками сиротливо покоился у двери. Стол был пуст, полки над ним тоже, с кровати предусмотрительно сняли простынь, подушку и одеяло, с окна?— занавески. Девушка еще не вышла из комнаты, но уже не чувствовала себя в ней. Словно это отдельный мирок, в котором ей не осталось места. Пальцы с тоской перебирали выемки ключа. Из зеркала в полный рост прощальный взгляд посылала девушка в приталенном темно-синем платье. Новое, с высоким воротничком до самого подбородка, аккуратными строчками, белыми рюшевыми оторочками на рукавах и подоле, доходившем до пят. Строго и неприметно, идеально подогнано по фигуре. Но девушке было в нем неуютно, как в холщовой робе. Навязанная одежда с утра ждала ее на спинке стула, навязанные туфли?— у полога кровати, и жизнь предстояла такая же навязанная. Девушка выдохнула и потуже стянула низкий хвост. Затем задернула зеркало непроницаемой тканью. Так, начиная новую страницу, переворачивают старую. —?Почему ты все еще здесь? —?вопрос повис в воздухе, как натянутая тетивой стрела. —?Прости,?— выдохнула девушка, прикрывая глаза. Она не выдерживала пристального, изучающего взгляда его холодных васильковых глаз. Они доставляли ей почти физическую боль, по телу пробегали мурашки. Столько нескрываемого равнодушия в них таилось. У льда в его сердце, казалось, тоже не было порога. Старший Муками оценивающе оглядел ее с головы до ног, и, убедившись в соблюдении всех указаний, удовлетворенно кивнул головой. Комната была убранной и пустой, нужные вещи собраны в дорогу, подобранная одежда не оставляла сомнений в ее скромной, почти протестантской наружности, которая как никогда пришлась бы к месту, где ее ожидали. Однако девушка почему-то медлила, перетаптываясь с ноги на ногу, словно ожидая чего-то. Лицо Муками на мгновение озарила догадка. —?Никогда бы не подумал, что ты так привяжешься к этому месту. —?Оно было мне домом, пусть и несколько лет. —?Не много же тебе нужно для счастья, раз считаешь это место своим домом, —?она понимала, Руки было, с чем сравнивать. —?Но ведь и собака радуется своей конуре. Если все пройдет гладко, то ты сможешь вернуться. —?А если нет, то умру,?— закончила она за него, но без грусти. Ее достаточно долго готовили к этому. Вышколили каждый шаг. —?Карла, быть может, тиран, но не сумасшедший. Главное, не переусердствуй,?— усмехнулся он, и губы его поддернула тонкая, как весенняя корочка льда, улыбка. —?Следи за тем, что он делает, кому отправляет письма, если удаляется, то куда. Это не так сложно. —?Хорошо. —?Я буду периодически навещать тебя и забирать сведения. —?Лично? Стой… А если он почувствует твое присутствие? —?Почувствует? Для этого нужно хотя бы разуть глаза. А их первородная гордыня сильно тому препятствует. Карла слишком занят выявлением предателей в стане отца, чтобы следить за своим собственным. Не будь я нужен здесь, в Пандемониуме, то и сам с успехом мог бы у него поселиться. Девушка рассмеялась, представив такое соседство. Смех ее, звонкий и переливчатый, был непривычен в этих пустынных сводах и гулко отскочил по стенам. —?Тогда мне будет намного спокойнее. Значит, моя задача только шпионить. —?Нет, твоя задача?— докладывать мне, не упуская ни единого слова. Особого ума здесь не требуется,?— добавил он, прикладывая указательный палец к виску. —?Будешь носить подносы, следить, чтобы в комнате горел камин, когда холодно, и было распахнуто окно, когда жарко. Можешь и тапочки приносить. Со всеми обязанностями тебя ознакомят на месте. В целом, это работа не для прислуги, а для комнатной собачонки. Но в этом и заключается твоя роль. Та, с которой тебе легче всего справиться. Быть собачонкой. Я выражаюсь доходчиво? С Руки всегда было непросто. День не проходил без колкого замечания. Упражнялся ли он в остроумии перед тем, как блеснуть при дворе, или вымещал на ней бессильную ярость за их подневольное положение? Могла быть и третья причина. В чем девушка точно оставалась уверена, так это в том, что ему приходилось не легче, чем ей. Колечки угольных волос, небрежно взъерошенные у челки, словно посыпанные пеплом концы; мрамор холодной кожи, отточенные, как у греческого Давида, черты лица; нисходящая полуухмылка, лишний раз демонстрирующая его превосходство над окружающими. Ко всему прочему, хорошее состояние, длинная родословная, изысканность в каждом жесте. Жизнь ни в чем не обделила этого юношу, так откуда же взялся такой кладезь желчи? Такая бесконечная разочарованность в людях? —?И, конечно, если его пожелания выйдут за грани твоих обязанностей… здесь тебе уроков не нужно. Заключительный удар нанесен мастерски, с потрясающим хладнокровием. Будь они противниками на поле боя, она взмолилась бы о пощаде. Но они являлись союзниками, потому ей стало только досадно. Иногда где-то в самых сокровенных мечтах она верила, что даже могла его полюбить. Любить ей хотелось. Безотчетно и преданно. Да и сама любовь ее стоила не так дорого. Пары ласковых слов и взглядов, которыми он изредка, будто по ошибке, ее одаривал. Но мечты эти раз за разом разбивались о стену его отчуждения. Не для того ли он ее и воздвиг? Между ними всегда оставалась какая-то пропасть. И стоило Руки, забывшись, сделать шаг навстречу, как, спохватившись, он уже тремя уходил назад. —?Прощай,?— произнесла она без сожаления, удивляясь, как голос ее приобрел столько силы. Прощаться оказалось легче, чем по кругу перебирать слова при приветствии. Казалось, взмах?— и свобода. —?Прощай,?— холодно донеслось в ответ.