Небо над плато Тамоэ (1/1)

Морейна никогда не мечтала о принце. В Монастыре ей просто некогда было заниматься такими глупостями?— знай учись! Учись метко стрелять из лука?— так, чтобы в летящее перышко со ста шагов попасть. Учись бросать копье?— тонкую, острую, потрясающе точную блестящую смерть. Учись…Учись. Ты для того и живешь, сестра Морейна. Для защиты восточных рубежей. Для войны. Не для любви.Морейна никогда не мечтала о принце, но именно с принцем ей пришлось повстречаться в катакомбах Собора. Она спустилась туда по велению долга и жрицы Акары?— кому, как не ей, самой сильной и умелой из сестер, бросить вызов мучающему город злу?Он?— Айден, принц Кандараса?— пришел туда тоже из чувства долга. И еще потому, что в Соборе остались его отец и брат.—?Вам не надо тут,?— сказала она тогда. —?У вас народ. Кто будет им править?—?Зачем же нужен такой король, который отсиживается за спинами своих воинов? —?ответил он спокойно, но так, что Морейна прикусила язык.—?В таком случае,?— она вздернула подбородок,?— я буду вас защищать.Она сказала?— я буду вас защищать?— а сердце говорило вовсе не это. Сердце ее само собой прыгнуло Айдену в руки?— в ту самую минуту, когда она впервые его увидела. В ту самую минуту, когда она взглянула в его глаза?— ярко-синие, как сумрачное небо над поросшим вереском плато Тамоэ.Им некогда было думать о чувствах?— каждый темный угол Собора таил опасность, и каждая тень могла стать их убийцей. Где-то в глубине катакомб прятали брата Айдена?— маленького Альбрехта.—?Я, знаешь,?— рассказывал Айден в редкие минуты отдыха,?— в детстве ревновал его к матери. И к отцу. Вот был я такой, единственный и неповторимый, а тут какая-то мелкота орущая нарисовалась. Мне двенадцать было…Казалось, Морейна теперь знала об Альбрехте так много, как будто она тоже была его сестрой. Альбрехт любил вишню и мог объесться ею до сыпи. Альбрехт однажды сломал руку, упав с лошади, но не заплакал, потому что Айден сказал ему?— мужчинам не положено плакать. Альбрехт картавил, не любил уроки арифметики, прятал под половицей спальни целый взвод оловянных солдат и стеснялся подойти к Генриетте, дочери одной из придворных дам.Она даже успела его увидеть?— перепуганного мальчика с такими же синими, как у Айдена, глазами?— прежде чем его тело прорвалось изнутри, ломаясь и разваливаясь на части, из которых выросло то, что превратило светлый Собор в адское логово.Морейна сдержала свое данное Айдену слово. Она защищала его?— она и присоединившийся позже кеджистанский маг Джазрет, которого не вели ни долг, ни любовь, а только неисцелимая жажда новых знаний; они защищали его.И Диабло, конечно же, пал. Пал, почти даже и не сопротивляясь, гулко хохоча в ответ на вонзающиеся в его тело стрелы; он кривлялся и глумился, изрыгая окровавленным ртом блевотину вперемешку с мерзкой хулой. Диабло пал.А потом…Позже Морейна думала, что должна была сама. Ведь она обещала! Обещала защищать… Ах, если бы она знала тогда, что принц Айден принесет себя в жертву, заключив в собственное тело частичку души Диабло… если бы она знала! Она бы выцарапала ту из его рук и воткнула бы себе в лоб. Никто на свете ее бы не остановил.Но этого Морейна, к сожалению, тогда не знала.Под серым, промозглым осенним небом похоронили то, что осталось от бедного маленького Альбрехта, и Морейна стояла рядом с Айденом, и он крепко, до боли прижимал к себе ее локоть. На его лбу алел свежий шрам, а губы были скорбно сжаты. Морейне хотелось расплакаться за них двоих.—?Морейна,?— сказал он, когда они прощались, а торговый караван уже ждал ее,?— я приеду к тебе следующей весной. Слышишь? Я не знаю, как переживу без тебя зиму, но уж как-нибудь попытаюсь…—?Ты… —?она не поверила своим ушам.Он не дал ей договорить?— притянул к себе и крепко поцеловал, и Морейна застыла, потому что совершенно не знала, как принято отвечать на поцелуи; она лишь чувствовала, как по ее щекам катятся слезы.—?Почему ты плачешь? —?с беспокойством спросил он. —?Морейна, милая…—?Мне просто очень хорошо сейчас,?— прошептала она. —?Так хорошо, что мне могут позавидовать ангелы. Так хорошо, что страшно, Айден…—?Зима,?— сказал он, уткнувшись лицом в ее рыже-каштановую макушку. —?Нужно пережить зиму. Главное, что мы победили, Морейна. А дальше мы будем жить.—?Жить,?— эхом отозвалась она. —?Мы будем жить, Айден.—?Конечно,?— улыбнулся он, и было в этой улыбке что-то болезненное; но его глаза оставались все такими же синими, и Морейна не смогла не улыбнуться в ответ.Таким она его и запомнила.Потому что принца Айдена она больше никогда не видела, а весной вместо него в Монастырь пришел Темный Странник с развороченным лбом, и, конечно же, весь Монастырь встал на защиту, и Морейна тоже, но ее сердце разрывалось на куски, ее сердце горело, выло, истекало кровью, и, конечно же, этого не могла не увидеть Андариэль, адская Дева Страданий, ведь она пришла вместе с ним, потому что демоны никогда не ходят в одиночку…—?Я тебе его верну,?— доверительно сказала Андариэль. —?Это нетрудно. Вытащу кристалл и… Но не за так.—?Пошла вон отсюда,?— выплюнула Морейна.—?Мне-то что,?— она пожала красивыми белыми плечами. —?Не хочешь, не надо. Я свое слово, в отличие от тебя, держу. Думай.Они ушли. Андариэль и он.А боль все не притуплялась. Боль становилась все сильнее и сильнее день ото дня. И Морейна сходила с ума от этой боли.Она обещала. Она так его любит…До чего же острые ржавые крючья рвут ее изнутри!..Она его любит. И сестер тоже любит. Акара, смешливая Флейви, серьезная Фиона… Ее семья.Айден.Синие, как небо над плато Тамоэ, глаза.В дальнем уголке сознания билась мысль?— Айден, настоящий Айден ни за что не принял бы такой жертвы. А мы ему не скажем, в горячечном полубреду думала Морейна. Не скажем, не скажем… Мы с Андариэль ему не скажем.А потом она вонзит осколок себе в лоб, да-да, и этим искупит свою вину. Конечно же, искупит!И они с Айденом будут жить.Где-то в глубине ее разума кричала и билась о закрытую дверь настоящая Морейна?— та, что составляла ее сердце и суть; и в замочную скважину этой двери Андариэль с улыбкой впустила ядовитый пар.***Кровавая Ворона, которую больше никто не звал Морейной, бродит по кладбищу без цели и желаний. Она знает только, что должна поднимать из могил мертвецов, а зачем, для чего?— ей неведомо. Да и неинтересно.В ее памяти порой вспыхивают картины?— величественное здание с резными воротами, высокая женщина в фиолетовом жреческом одеянии, группы девушек с луками; иногда перед ее внутренним взглядом возникает мужское лицо с яркими синими глазами и шрамом на лбу. В такие минуты Кровавая Ворона садится на чью-нибудь могилу и тупо смотрит на высаженные вдоль аллей тисы. Ей кажется, что в безмятежной картине ее мирка что-то слегка меняется?— но Кровавая Ворона не понимает, что именно.И тогда Кровавая Ворона горько плачет, сама не зная, почему?— она плачет, и плачет, и плачет, и не может остановиться; ей кажется, что она упускает нечто важное, гораздо более важное, чем ковыляющие по дорожкам кладбища мертвяки, и изнутри ее снова начинают рвать крючья.Кровавая Ворона, которую больше никто не зовет Морейной, смотрит на небо над плато Тамоэ и все еще ждет весну.