2. Сила Камелота (1/1)

Король стоял на холме. Те, кто знал, давным-давно забыли, какого пола был их спаситель, а сияющие в тусклом полуденном солнце доспехи скрадывали очертания и без того невысокой, не слишком контрастной фигуры. Она была королём, всегда держащим в руке вместо скипетра священный меч. По крайней мере, таковыми были слухи. Никто до конца не был уверен, что железка из камня была чудодейственным реликтом времён фейри, способным принести в страну мир и благодать. И король, отстранённый и смотрящий только вдаль, не замечая ни собственного войска, ни резких порывов жгучего морского ветра, тоже не внушал доверия. Но больше выбора не было – та горстка княжеств, что ещё не была разорена нашествиями викингов, больше не могла разыгрывать из себя сильное и независимое государство кельтов. Тень смерти или рабства нависла над каждым, и каждый это чувствовал. В этот смутный час тоскливой обречённости – не важно, суровый воин или осиротевший ребёнок – были готовы цепляться за любое чудо.Артурия знала это и поэтому не заботилась о том, как чувствуют себя её люди. Она выросла в этой атмосфере непрестанного страха и террора со стороны седого, вечно опасного моря, и страх был её родной стихией – гораздо роднее, чем солнечные лучи счастья, столь редкие на этой земле. Именно поэтому ничего не имело значения, кроме победы. Перед глазами проходили грязные, наполненные разрухой и нищетой сцены детства – сожжённые деревни, беспомощные крики, пустота, обездоленность и постоянное бегство, бегство, бегство – до изнеможения, в любое время дня и ночи, по первому звону колокола, без права назвать хоть какой-нибудь клочок земли своим. Её народ почти привык быть гонимым на забой скотом.Всё её существо было напряжено и сконцентрировано, обучено и отточено для победы. Ибо когда тебе говорят, что ты единственная, кто может остановить разворачивающийся со стремительной скоростью конец света – о чём ещё ты сможешь потом думать, кроме этого?Конечно, ты захочешь наконец всё остановить.Стояла привычная для кельтских островов холодная погода, с небом, затянутом белёсым бельмом облаков. Растительность здесь была жёсткая, как наждак, и пронизывающий бесцеремонный ветер никогда не давал передышки. Но это был их дом, и они бы не променяли его ни на что другое.Скользя взглядом по металлической ленте реки, Артурия думала о деревне, истощённой и оставленной на зиму без провианта её воинами. Докладывали даже, что кто-то не удержался в отношении женщин – но то была малая плата при вынужденной обороне в и без того обнищалой стране. Несмотря на то, что панорама озлобленных крестьян живо стояла перед глазами, сожаление ворочалось в глубине сердца как-то слабо, точно на него уже не оставалось сил. В конце концов, их смерть должна была окупиться: Артурия единственная чувствовала исходящую из Калибурна энергию, резонирующую с её собственным телом. Её грудь, её бёдра, её кожа и кости – все они незаметно для других плавились, трансформировались под воздействием древней магии, больше не принадлежа ей. Это и значило быть королём.Из-за гряды медленно, с неумолимостью грозового прибоя показались медные шлемы неприятеля. Артурия почувствовала, как в ней закипает ярость, и вся та боль, которая скопилась в ней за долгие годы лишений, когда она пряталась в надёжно зачарованной башне Мерлина, бессильно наблюдая за бесконечными смертями и страданиями, сосредотачивается в сжатых на рукояти пальцах. Долгожданный час расплаты настал.– Держать строй! Посмотрите на своего короля – если он спокоен, то и нам бояться нечего! – услышала она за спиной призыв Ланселота.Артурия плавно качнулась вперёд, вынимая остриё из рыхлой земли. Всё верно. Она обратит свой гнев в щит. Её боль станет её силой. Её высохшие слёзы станут её стержнем.– Мы победим.Стальной голос был чужд застывшим в испуге людям, так привыкшим за долгих двенадцать лет быть смятыми и раздавленными. Но именно он иссушил их страх, наполнив решимостью. В этот страшный час, когда больше ничего не оставалось, кроме как идти вперёд за свои поля и семьи, кроме как умереть с честью за родное пасмурное небо и свободу, люди впервые поверили ей, и стена копий и щитов сомкнулась за её спиной.“С таким отношением ты всегда будешь одна”Сейчас, стоя впереди войска, вроде бы и с ним, и в то же время неизмеримо далеко от людей, с грузом возложенных на неё надежд, она с отчётливой яркостью ощутила пророчество Мерлина. Это только её поле боя. Не их.Викинги остановились, увидев двинувшуюся ни них из леса лавину кельтов, и ощерились оружием. Впереди шёл их вождь – самый крупный, под два метра ростом, с исполинским размахом витых плечей. Одна только его фигура возвышалась над поляной, внушая своим громадным, необъятным видом ужас. Быть может, люди Артурии отпрянули. Или она сама вырвалась вперёд. Но это был безмолвный, неподвижный миг, когда его топор взмыл вверх над головой оставшегося в одиночестве Короля. Гигантская гора, нависшая над мерцающей звездой. Буря и скала. Смерть и бесстрашие. Миг и бесконечность. Затем – кто-то говорил, что Калибурн засиял в воздетых руках Артурии и нездешний, неведомый голос пропел на языке фейри; кто-то утверждал, что вождь викингов просто пошатнулся и, рассечённый Калибурном, рухнул перед своими соотечественниками. Но после этого, бесспорно, на мгновение вышло солнце и охватило Короля золотым сиянием.Викинги дрогнули. Их сердцами овладел суеверный страх, но свирепые, беспощадные воины не могли отступить. Они не знали, что такое поражение, и теперь они ринулись в бой с ожесточённой злобой, но удача больше не сопутствовала им. Завязалась жестокая резня, где под хмурым мертвенным небом было пролито много крови, и под конец даже воздух загустел, пропитался багровым оттенком.Артурия не заметила, когда опустила к земле священный меч. Всё, что она чувствовала – это переполняющую данную ей силу и тяжёлый стук крови в висках. Первый раз тяжёл даже для Избранного. Теперь она смотрела на покрытое изуродованными телами поле, на залитые грязью искажённые лица, на выбитые глаза и зубы, на чёрное кровавое месиво, смрадно растёкшееся по земле, от которого тошнота поднималась к горлу. Эмоций не было. Была лишь уверенность, что она выполнила предназначение. И выполнит ещё раз.Она смотрела на это уродство, на ужас и смерть, словно желая вобрать их в себя и навсегда забыть о редких детских мечтах, которые лелеяла давным-давно в неведении, как и любой ребёнок. Сплести венок. Пробежаться, смеясь, с друзьями по утренней росе. Вместе пасти лошадей, распевая песни за ночным костром. Вести хороводы в праздник весеннего равноденствия. Сперва они потускнели под гнётом тоски и царящего вокруг насилия, в котором не было места для беспечности. Теперь же перед ней лежал иной путь. Пусть это счастье достанется какой-нибудь другой девушке.– Мы победили. На следующий год враг вернётся, и мы снова, уже окрепшие, дадим ему отпор. Мы будем охранять наш остров столько, сколько потребуется, пока никто не посмеет ступить сюда без нашего разрешения, – громко крикнула Артурия, и ликующие несмотря на усталость князья, обернувшись, ответили ей единодушным криком.Только теперь они заметили, что она стоит совершенно невредимая. Ни царапины, ни повреждений лат у неё не было, и кровь на ней была чужой, и облик по-прежнему бесстрастного, неподвижного, точно статуя, Короля кольнул их сердца неуютным, неведомым им прежде страхом. Как один, они склонились перед ним на колено.- Ваше величество, мы собрали огромное количество трофеев, - приблизившийся Ланселот почтительно указал на гору уже стащенных в кучу доспехов. – Вы имеете право распорядиться ими, как хотите.- Мне ничего не надо, - равнодушный взгляд Артурии едва скользнул по сияющей массе металла. - Используйте всё для торговли, на восстановление наших городов и деревень.Ланселот вздрогнул и схватил её за руку.- Но, ваше величество, вассалы… - торопливо зашептал он. Артурия подняла свободную от меча ладонь.- Хорошо. Пусть сюзерены берут столько в награду, сколько сочтут необходимым. Но моей долей, как самой большой, распорядитесь на всеобщее благо. Я повелеваю вам взять это на себя. Зимой у меня будет слишком много других забот.- Да… да, ваше величество, - помявшись, Ланселот всё же отступил.Он понял, что Артурия не сможет правильно воспринять его слова. Никто не осмелится обладать самым захудалым трофеем, если Король не возьмёт оттуда ничего, ибо это значит возжелать большего, чем Избранный. Никто не посмеет выглядеть более жадным и богатым, чем Король, ибо это кощунственно. Но обделённость сеет зерно обиды и отчуждения, а это – точно не то, что нужно королю. Но она не поймёт. Это было видно по её отстранённому, задумчивому взгляду, который мало кто из смертных мог выдержать. Именно поэтому Ланселот осёкся, а затем впервые с горечью ощутил, что теперь чужим Артурии стал и он. Но она не заметила и этого.“О бедная дева, что будет отдана этому чудовищу,” – поймал он себя на мимолётной мысли и ужаснулся. Воистину, то, что все сейчас праздновали как победу, было лишь началом их страшной борьбы за счастье, которое – кто знает? – смогут ли они достичь…