Обещание, пронесенное сквозь века (2/2)
— Я не хочу чувствовать тут пустоту. Хочу стремиться к чему-то значимому. Ты знаешь, с какой целью меня создали. Но я не собираюсь идти этим путем. Я иду против предназначения. И от этого я чувствовал...растерянность. Но не теперь.
— Нашел смысл жизни? — ухмылка все также нисходит с лица Гильгамеша, а взгляд его привычно насмешлив. В голосе улавливаются оценивающее довольные нотки. А Энкиду чувствует, что королю любопытно.
— Можно сказать и так. — по лицу скользит улыбка, а на сердце теплотой разливается покой. — Моя жизнь — принадлежит тебе. Я буду твоим орудием, Гил. Отныне и вовек я буду служить лишь тебе. Что бы ни случилось, я всегда буду на твоей стороне. Можешь использовать меня, как тебе будет угодно.
— Это явно не то, чего я ожидал! Перестань уже называть себя орудием! — ярость озаряет лицо короля яркой вспышкой, а голос срывается на крик. Усталый и беспокойный. Но Энкиду спокойно сидит пред ним и продолжает улыбаться. — Ты говоришь о стремлении, так разве служение мне походит на это?
— Более, чем. Мое желание быть с тобой рядом, помогать тебе, сражаться за тебя или вместе с тобой бок о бок. Увидеть, к чему приведет твое правление. Увидеть, как далеко мы сможем зайти вместе. Стать свидетелем того, как наша цивилизация станет еще более великой! Ты тот, кто изменил мою жизнь. Теперь же, я посвящаю ее тебе. Я был орудием богов. Но не справился с их задачей. Так что я вверю себя и свою жизнь тебе. Я — твое орудие, Гил.
— Перестань относиться к себе, как к бездушному существу! Перестань говорить так, будто ты лишь часть моей сокровищницы! — от клокочущей внутри ярости Гил даже вскакивает с места и теперь грозно и величественно возвышается над другом. И голос его гремит над плато, подобно громовым раскатам. — Тот, кто находится со мной на равных, существо из плоти и крови, существо, что разделяет со мной и горе и радость, взывает к лучшей части моей души — просто не может быть простым оружием! Таким же, как холодный металл моих сокровищ! Я готов принять твою верность и желание быть со мной. Но только, как друга!
— Я согласен, — кивает Энкиду. — Главное, что ты принимаешь меня.
Он поднимается со своего места, глубоко вздыхает, глядя на Урук и, словно совершая какой-то ритуал, свидетелем которого становится весь Мир, поворачивается к Гильгамешу и протягивает ему руку.
Гил проводит ее взглядом, разглядывает серьезное лицо друга и решительный блеск его глаз и не может сдержать одобрительно усмешки.
— Ну раз так... — говорит он. — Хочешь принести торжественную клятву?
— Что-то вроде! — смеется Энкиду и встряхивает головой. — Клянусь служить тебе верой и правдой, быть твоим оружием, всегда быть на твоей стороне, во веки веков, до скончания времен...
— Все-все, хватит. Я понял. — недовольно хмурит брови Гильгамеш. — Тебе нет нужды во всем этом клясться. Но... Я дам обещание. Что же. Раз ты говоришь, что будешь моим оружием до самого конца, то я обещаю, что всегда буду тебя беречь. Во век не будет никого, кого я смогу признать так же, как тебя. Никто и никогда не сможет занять твое место.
— Да будет так.
Они синхронно тянут друг другу руки и с чувством жмут их, переплетая пальцы, скрепляя клятву, данную друг другу пред безмолвным ликом луны и всем окружающим миром. Оба сдержат свою клятву и пронесут ее сквозь века. А Гильгамеш не забудет ее даже тогда, когда встретит на этом месте умирающего Кингу и спасет ему жизнь. Для него проходили годы без Энкиду, но он оставался преданным и верным своему обещанию. Как и его дорогой друг...
У Энкиду много счастливых воспоминаний о времени, когда он был жив. Но некоторые, особо ценные, подобны самым дорогим сокровищам. И каждое достойно особого внимания, словно пристально рассматриваешь бриллиант в свете солнца и наслаждаешься его завораживающим блеском и отблескам света, пляшущего на его гранях. Для Энкиду также. И он уверен, что и Гил испытывает что-то подобное.