Улица сломанной мечты (2/2)

- Очень вкусный чай. Неплохо бы купить. Как он называется?

- Это чай с бергамотом - Earl Grey. Неужели ты его никогда не пробовал. – Удивилась собеседница.- Нет, мэм. Не приходилось.

- Это любимый сорт чая моего сына и мой. – Произнеся это, она снова улыбнулась, но на этот раз с какой-то не понятной мне печалью. Секунду спустя это выражение на лице отступило, сменившись на буднично ласковое. Потом мы продолжили болтать о разных пустяках, а допив чай, она включила музыку. Слушали мы ее в полной тишине. Я понял, что моя новая знакомая безразмерно любит эту музыку. Выражение ее лица во время прослушивание было просто невероятно теплым, ласковым, любящим. Такое же, как и у моей матери, когда она смотрела Винсента или меня.После нашей встречи с Элеонорой я стал часто заходить к ней в гости. Как и в первый раз мы пили чай говорили, смеялись и слушали музыку. Со временем она стала для меня очень дорогим другом. Невзирая на большую разницу в возрасте мы с ней прекрасно ладили. Конечно, иногда, я не понимал ее, она не понимала меня, но это было само собой разумеющимся, нормальным. Люди ведь не могут соглашаться во всем. К примеру, я искренне не представлял себе, как можно пить настолько сладкий чай или же эту странную тягу к коллекционированию безделушек, но это не важно. Нора была хорошим человеком, но очень одинокой. Она не раз выражала радость по поводу моего прихода, говоря, что, наверное, больше никому и не нужна. Но думаю это преувеличение, потому как к ней часто заглядывала и ее подруга. Очень активная особа, они хорошо ладили, в моменты ихразговоров я чувствовал себя пятым колесом.

За время наших встреч я успел рассказать о доброй половине свой жизни. Элеонора говорила, что любит слушать такие рассказы, но сама она редко говорила о себе, больше о чем-то абстрактном. Говорят, что люди это книги, но с ней все не так просто. Элеонора была мозаикой, которую нужно сложить по крупицам. Из того, что я смог собрать, ясно было не многое. Выросла в деревне, была третьим ребенком в семье.Любит, но не хочет заводить домашних животных, потому что однажды ей пришлось хранить кота. В молодости она путешествовала, чему свидетельствует коллекция сувениров. В двадцать купила жутко дорогую и модную сумку, которую украли в поезде. Работала уборщицей в больнице, официанткой в ресторане, поваром, учителем рисования, фотокорреспондентом для журналов и, наверное, еще много кем. Однажды зимним днем она встретила человека, которого полюбила на всю жизнь. У нее есть сын. Очень много знает о музыке, но сама не умеет играть, разве что, собачий вальс. Около десяти лет назад, попробовала замечательный кофе в Лондоне, а тем же вечером сломала руку, катаясь на коньках. Никогда не лежала в больнице, а теперь, отчего-то их просто ненавидит. Остальное еще более несвязные мелочи. Когда зима была в зените, когда холод становился просто не выносимым мы с Элеонорой, которую я так ни разу и не назвал «просто Норой», пили горячий эрл грей, пытаясь согреться. Этот вечер стал особенным. Перед тем как Элеонора поставила музыку, я задал вопрос, который хотел задать очень давно.

- Элеонора, откуда у вас эта запись? Кто ее создал? – Я знал, что она не хочет об этом говорить, но и врать не будет. Это ее правило, не избегать ответ, если не получилось избежать вопрос.

- Музыку написал мой сын и играет тоже он. – Женщина горько вздохнула. Она не стала включать проигрыватель, а подошла к дивану и села редом со мной.- Где он сейчас? Пожалуйста, расскажите мне. – Осторожно спросил я, заглядывая ей прямо в глаза. Они были полны печали. Совесть больно уколола мое сердце. Я было пожалел о своем вопросе, но она сказала следующее.- Знаешь, это очень болезненные воспоминания. Возможно, настало время поделиться с кем-то. – Она стерла слезинку, появившуюся в уголке глаза. – Ноэль, у меня нет близких людей, кроме тебя. Последние два года я была одна, не считая Глории, но она такая навязчивая, понимаешь? – я кивнул – Ты первый кто заставил меня почувствовать себя снова живой, нужной кому-то.

Я кивнул ей в ответ, как бы подтверждая сказанное. В этот момент она показалась мне такой потерянной, настолько полной горести и печали. Она попыталась улыбнуться, говоря: «мол, я в полном порядке», но это совсем не так. Элеонора взяла кружку чая в обе руки, скорее, что бы успокоиться, нежели согреться. Вот как она рассказала мне эту историю.

Мы с моим мужем, Джоном, назвали сына Вильгельм. Его отец был ирландцем, а там сокращенно имя звучит как Лиам. Нам обоим это нравилось, и мы называли сына только так. С начала все шло хорошо, но потом Джон начал часто выпивать, престал обращать на нас внимание. Однажды, напившись, он сильно ударил меня, а потом решил уйти из семьи. Лиаму тогда только исполнилось восемь. Хоть мой сын всегда был сам себе на уме, но после ухода отца стал просто неуправляем. Дрался в школе, ругался с учителями, сбегал с уроков. Это был самый тяжелый период в моей жизни. Для матери нет ничего ужаснее осознания того, что ее ребенок превращается в настоящего монстра. В то время я должна была много работать, ведь денег не хватало, от усталости все еще больше валилось из рук, голова шла кувырком. Эти первые полтора года без Джона были просто ужасны, он исчез из нашей жизни, я даже не знала где он. Со временем ко всему привыкаешь, пытаешься не обращать внимания на мелкие неурядицы с работой, закрывать глаза на шалости сына.Я уже потеряла надежду, но случилось маленькое чудо. Хотя, наверно, называть это чудом не уместно. Это был скорее щелчок в голове. Я была вызвана в школу по поводу разбитого окна. Мы были вдвоем с Лиамом. Директор долго и очень сердито ругал нас обоих. Разговор зашел о том, что мать одиночка не может вырастить сына, а тем более такая ужасная как я.В тот момент мне стало так больно, что чуть не разревелась. Тут Лиам вскочил на ноги и ударив по директорскому столу кулаком сказал : «Вы ничего не знаете. Моя мама лучше всех родителей вместе взятых. За свои поступки отвечаю только я!». Мне вдруг стало так тепло внутри. Долгое время я думала, что сын меня ненавидит, а тут он меня защищает так искренне. Выйдя из директорской мы долго говорили. Я поняла, что ни в коем случае не должна сдаваться и быть сильной ради Лиама. Конечно, потом он тоже хулиганил, но не так часто, и к тому же начал разговаривать со мной о своих проблемах.Потихоньку все налаживалось. Прикатились прогулы школы, жалобы от учителей не поступали.

Прошло пять лет с ухода мужа, когда мне позвонили. Звонивший сообщил, что Джон умер, был убит в пьяной потасовке. У него не было никого кроме бывшей жены и сына, единственных наследников. Мы с Лиамом приехали в квартиру Джона, где он жил последние два года. Вещей в доме почти не было. Основные бытовые предметы, одежды и то только тру рубашки, да брюки. Книг не было, не былопластинок. Создавалось впечатление, что это квартира биоробота из научно фантастического фильма. Единственное, что хоть как-то доказывало жизнь Джона это гитара, спрятанная в чулане. В футляре с ней была наше семейное фото, измятое и почти выцветшее. От этого зрелища я заплакала. Когда мы познакомились, он был хорошим человеком и замечательным музыкантом. Джон любил музыку, любил книги, любил рисовать, любил свою гитару и любил нас. Я не понимала, что же с ним случилось. Как он мог докатиться до такой жизни? Как я могла позволить этому случиться? Нельзя было оставлять его одного. Почему я не помогла ему? Почему даже не попыталась понять? Это до сих пор гложет меня.К счастью, в тот момент со мной был Лиам. Я благодарна богам за то, что он находился рядом. Уйдя из квартиры, мы взяли с собой только гитару.Эта гитара, стала символом для меня. Она была с Джоном, сколько я его помню. Он ею действительно дорожил, когда то выступал с ней и называл «моя рабочая лошадка». Эта гитара 61-ого года Gibson SG Specil, раньше я ни как не могла запомнить ее название. С ней связаны такие светлые воспоминания, когда мы еще были все вместе.По вечерам мы втроем выходили гулять в парк, муж брал гитару и играл что-нибудь из репертуара Элвиса или Битлз. Никогда не забуду то восхищение в глазах Лиама, с которым он смотрел на отца. Наш сын как зачарованный наблюдал за движениями пальцев по струнам. Джон пробовал учить его, но он был еще мал. В те дни мы были действительно счастливы.

С появлением гитары в доме снова зазвучала музыка. Неприкаянный дух Лиама направился в нужное русло. Мальчик с энтузиазмом изучал аккорды, нотную грамоту и другие приемы игры. Видеть своего ребенка поглощенного какой-то работой, приносит несравнимую радость и гордость.Я действительно даже не думала, что в моем сыне было такое упорство. Я полюбила его игру на гитаре, это сблизило нас, мы стали много болтать и больше, чем, когда-либо до этого, доверять друг другу.

Однажды он мне сказал: «Мама, я стану знаменитым гитаристом, на меня будут равняться все новички. Я куплю тебе розовый Кадиллак, как Элвис!».Я посмеялась, мол зачем мне Кадиллак, тогда он добавил «я выиграю эту битву». Мне было не совсем понятно, о какой битве шла речь. Лиам имел привычку говорить странные вещи, те, что пришли на ум секундой ранее. При этом никогда не объяснял их значения.

Я знаю, его слова серьезны, то не было простым ребячеством. Это не было обычной подростковой мечтой, а самой настоящей целью, топливом его жизни. Сочиняя собственную музыку, он всегда строго судил ее. Не давал себе спуску ни в чем.В восемнадцать у него была собственная группа, популярная в местных кругах. Лиам постоянно носился с ней туда-сюда, прослушивания, репетиции, концерты, все это составляло его жизнь. Он писал всю музыку и большинство песен, был гитаристом, но не пел. В группе он собрал самых разных людей. Основными критериями были талант и упорство. Хотя, тот парень что играл на бас - гитаре был несерьезен, но, по словам Лиама имел огромный талант, а он уж заставит его работать. Я несколько раз приходила на концерты группы. Музыка, по большей части мне нравилась, но были песни, которые я не понимала. Находясь в толпе молодежи, я чувствовала себя не в своей тарелке. Тяжело осознавать, что ты для них просто старушка. Друзья сына были весьма вежливы со мной, но чувствовалось, что я не могу быть частью этого мира. Хотя все это не важно. Главное я была рядом с Лиамом, а он не считал меня лишней, разговаривал со мной, как с другом. Мы были вместе. Все-то время, что я смогла провести со своим сыном – незаменимо. И сейчас, это единственное, что еще теплица в моей душе, не давая ей остыть.

На ее глаза навернулись слезы, но сейчас она не стала их смахивать. Лицо превратилось в ледышку. Дальше шла самая тяжелая часть ее истории. Я не могу позволить ей оставить эту боль внутри.- Что случилось в вашим сыном? – Осторожно спросил я.Ее взгляд переместился на меня. Несколько секунд, словно прибывая в своих воспоминаниях, Элеонора молчала, но потом продолжила.- Он умер зимой, несколько лет назад. – Слезы, копившиеся в уголках ее глаз, разлились по щекам. – Это произошло так странно неожиданно. Мы посчитали это обычной простудой и не стали обращаться к врачу. Сейчас, я бы отдала все, что у меня есть, чтобы вовремя обратится за помощью тогда. Ему становилось все хуже и хуже, кашель усиливался, но он такой упрямый, я не могла заставить его пойти в больницу. Потом он начал терять вес. Когда мы, все-таки, обратились в больницу, тот шарлатан диагностировал обычный грипп и прописал рецепт на лекарство. Оно не помогало, а состояние моего сына все ухудшалось. Внезапно кашель стал кровавым. Я вызвала скорую, на этот раз ему сделали рентген. Выявили туберкулез. Меня тоже проверили, но как не странно я была здорова. Лиама положили в больницу, но лечение не помогало. Он стал совсем худым и бледным, угасал на глазах но, словно, противостоя боли, продолжал играть на гитаре, принесенной мною. Эту мелодию, что мы с тобой слушали, он написал практически стоя на пороге смерти. Ночью, сбежав из больницы, в его-то состоянии, Лиам сделал эту запись в студии, где то неподалеку. На следующий день, отдавая мне ее, он сказал: «Пусть в ней воплотиться моя мечта, я ставлю на нее все. Буду жить вечно, она – это я.»В комнате повисло молчание. Я не знал, как могу ее поддержать. Что вообще нужно говорить в подобной ситуации. Сейчас Элеонора,пряча лицо в руках, тихо плакала. Ее плечи дрожали. Она казалась такой хрупкой и беззащитной, словно последний осенний листочек на дереве. Я неуклюже приобнял ее, похлопывая по спине. В кино всегда так делают, но годиться ли это в подобной ситуации? Так мы с ней просидели в тишине около десяти минут. В последний раз, приглушенно всхлипнув,Элеонора освободилась из объятий, утирая покрасневшие от слез глаза.- Знаешь, давно я так не плакала. – Сказала она, попытавшись снова улыбнуться.- Это ничего. Вам не нужно всегда быть сильной и тянуть эту ношу одной. – Нужные слова, как-то сами пришли ко мне. – Теперь вы не одна. Когда потребуется, я дуду с вами. Мне не хочется, что бы вы грустили.- Спасибо тебе за это.

- Знаете, ваш сын был действительно удивительным человеком. Я думаю, он бы действительно смог добиться успеха. Его песня действительно замечательная! – Осторожно произнеся это, я посмотрел на нее. Думаю, она была рада слышать это. В глазах Элеоноры мелькнул огонек радости. Она на секунду прикрыла глаза, словно представила что-то.- Да, я тоже так думаю. Ведь он никогда не врал.- Это так здорово иметь мечту. В отличие от меня ваш сын знал, чего хотел от жизни.

- Он был не на много моложе тебя, когда выбрал ее. Не все же люди одинаково мыслят и чувствуют.Я, на пример никогда не знала чего хочу, но не жалею об этом. Может быть потому, что женщина, у нас и психика по-другому устроена. В разные моменты жизни все ощущается по-разному.- Я понимаю, но мне, кажется, что-то не хватает. Чего-то очень важного. Если у меня не будет стремлений в жизни, то как быть?- Мне тут пришла одна идея. – Элеонора поднялась с дивана и быстро скралась за дверью в спальню. Оттуда послышался шум. Появившись в дверях спустя минуту, она держала в руках гитару. Ту самую гитару, на которой играли Лиам и его отец – Gibson SG Special. По ее виду, как-то сразу определялось, то что она уже много чего повидала. На корпусе виднелось несколько царапинок, колки были слегка расхлябаны, но в целом она была в порядке.Хотя учитывая сколько ей лет сохранилась гитара хорошо, думаю, с ней очень бережно обращались.

- Может быть, тебе попробовать научиться играть на гитаре? Я могу дать ее тебе. – Продолжила она, подойдя ближе ко мне.- Но у меня же нет такого таланта, как у вашего сына. Мне брать его гитару, которой он так дорожил, это будет не хорошо. – Я выставил руки вперед в знак отказа. Но при этом, в глубине души хотел взять гитару.

- Ты не можешь утверждать, пока не попробуешь! Не получится это, займешься другим. Ты говоришь, что не знаешь, чего хочешь, но на самом деле просто ничего еще не пробовал! – Она легонько провела по струнам, произведя тихий звук. – И не надо выдумывать глупости. Гитара создана, что бы на ней играли, а не для пыления в чулане.

- Вы действительно готовы отдать ее мне? – В моем голосе прозвучало восхищение, что удивило и меня самого.

- Конечно! – Она улыбнулась, очень искренне. – Я буду рада, если ты научишься играть. Будет здорово снова услышать живую музыку, а не электронную запись. – С этими словами она передала мне гитару. Предмет приятно отяжелил руки. Я начал изучающее смотреть на нее. От чего-то, она показалась мне очень красивой. Ее форма, цвет и логотип Gibson на головке были гармоничны между собой.- Я могу дать тебе книжки, по которым учился играть Лиам. Надеюсь у тебя все получиться. Главное не сдавайся и прилагай как можно больше усилий в том, что делаешь.- Я постараюсь! – Кивнул я, не сводя глаз с гитару у себя на руках.Выходя и дома Элеоноры, я был полон надежд. Эта гитара, за моими плечами, несла собой вечный дух молодости, свободы и мечтаний. Может это и глупо, может, выглядит как ребячество, но я постараюсь. Как старался Лиам.Этот парень не хотел жить обычной жизнь обывателя, мечтал выделиться среди других, хотел быть признанным. Это желание быть запомненным, оставить хоть что-то после себя, было настолько сильно, что даже после смерти его музыка способна селиться в сердцах людей. Жизнь Лиам - погоня за мечтой, борьба за нее. Свободный дух, дух полный поэзии, он здесь прямо сейчас, в каждом звуке его музыки. Быть тем, кто он есть, делать то, что любит, отдавать своему делу полностью. Что плохого в мечте танцевать под собственную мелодию? И все, что он делает и видит становиться его жизнью, прожитой для того, что бы на последнем вздохе он смог улыбнуться.

Вот она цель, будущееи прошлое смешались в одном вздохе. Каждый шаг привносит новизну. Больше никаких сомнений. Пустота ушла, приведя все в гармонию. Теперь, я действительно не хочу заглядывать вперед. Жить, так как жил он, парень, поселившийся в моей душе, как образ пальцев перебирающих струны.Я хочу жить и не хочу умирать. Просто хочу дышать, наслаждаясь каждым глотком воздуха, каждым днем, проведенным на земле!

The End…You and I are gonna live forever