Часть 6 (1/1)

Спустившись по скрипучим ступенькам, Розалия обернулась и в нерешительности замерла, теребя кончики пестрого платка, прикрывающего плечи. Не стоило оставлять их наедине, это было неправильно, в первую очередь по отношению к Тимоти, к которому она прониклась всем сердцем. Ее тревоги и волнения оказались не напрасны?— зернышко легкомысленной любви художника, зароненное в благодатную почву чистой души, дало всходы. Но плоды этой любви наверняка окажутся горькими…И все же, Розалия не могла не признать, что что-то неуловимо изменилось в ветреном сердцееде. Настолько неуловимо, что она не решалась в это поверить.?— Надеюсь, ты не играешь, Габриэль. Будь милосерден к нему… и осторожен,?— прошептала она. —?Ты должен понимать, на что идешь, и чем все может закончиться, узнай об этом хоть одна живая душа…Поправив платок, Розалия вздохнула и вышла на улицу.Габриэль затаив дыхание смотрел в лицо юноши, пораженный доверчивостью, с которой тот прильнул к его руке. Жест этот был совершенно невинным, но в то же время наполненным страстью.—?Это прекрасно,?— прошептал Тимоти, словно котенок потираясь щекой о теплую ладонь, пахнущую краской.—?Что? —?не понял Данте.—?Твои слова. Стихи?— они великолепны.—?Нет, речь моя?— потуги нищеты,?— тихо произнес Габриэль, ласково поглаживая нежную щеку юноши,?— Я лишь шепчу: великолепен?— ты…Неслышно вздохнув, Тимоти поднял на него взгляд.—?Прости меня, Данте.—?За что же? —?улыбнулся итальянец, удивленно приподняв бровь.—?За мою дерзость,?— прошептал Тимоти, затуманенным взором скользя по ярким чувственным губам. —?Я вел себя как мальчишка.—?Тебе не в чем винить себя, мой прекрасный Гавриил, ведь я напугал тебя своим безрассудством и грубостью,?— ответил Россетти и, опустив глаза, покачал головой. —?Я не хочу думать, что твоя нынешняя смелость вызвана лишь чарами Диониса, поэтому…Он убрал руки и отвернулся, запустив тонкие, перепачканные краской пальцы в смоляные кудри. Не повредит еще немного поиграть на чувствах этого мальчишки, запутывая их окончательно. Пускай Тимоти не думает, что он воспользуется его сиюминутной слабостью, он вполне способен противостоять искушению и доказать, что его намерения чисты и он подвластен не только низменным порывам.—?Но это не так,?— возразил юноша и, приподнявшись, попытался развернуть художника к себе. —?Данте, я, правда, не боюсь тебя!.. Я… —?он запнулся.Габриэль не сдвинулся с места. Мадонна! Как же это невыносимо!—?Ты пьян и оттого так смел, но во мне такая смелость вызывает лишь сомнения. Я не в праве ею воспользоваться и не искушай меня, прошу. —?Он посмотрел в блестящие голубые глаза. —?Это не ты?— это вино говорит в тебе.Юноша опустил руки, растерянно глядя на него.—?Не следует делать того, о чем впоследствии будешь горько сожалеть, Тимоти,?— вздохнул Габриэль.Поднявшись с пола, он подошел к картине и задумчиво провел кончиком пальца по безупречно прописанным золотым локонам.—?Посмотри на меня!Итальянец обернулся, пораженный отчаянием, прозвучавшем в звонком голосе.—?Да, я пьян… —?кивнул Тимоти и попытался выпутаться из туники, досадливо шмыгнув носом и бросив на итальянца взгляд, заблестевший хмельными слезами,?— но, если тебе угодно знать?— не только от вина! —?наконец, ему удалось освободить ноги и подняться. —?Не только…—?Тимоти… —?Россетти сделал к нему шаг, с трепетом глядя на побежавшие по нежным щекам слезы, на маленькие цветки, застрявшие в золотых волосах, на дрожащие руки, сжатые в кулаки, в широко распахнутые, полные отчаяния глаза. Затеянная им игра грозила покатиться ко всем чертям,?— ты…Звук хлопнувшей входной двери заставил молодых людей подпрыгнуть от неожиданности.—?Прошу прощения, но у вас сильнейший сквозняк, Габриэль.Невысокий мужчина средних лет застыл на пороге, придерживая чуть не слетевший с головы цилиндр и удивленно переводя взгляд с итальянца на практически обнаженного юношу с мокрым от слез лицом.—?Мистер Рёскин!.. —?встрепенулся художник, коротким жестом приказывая Тимоти скрыться за ширмой. —?Какая неожиданность! —?он широким шагом подошел к покровителю и с жаром пожал ему руку. —?Должен сказать, весьма приятная неожиданность! Будьте любезны, проходите!—?Добрый день, Габриэль. Я решил заглянуть к вам, чтобы поинтересоваться, как продвигается работа над моим заказом, но, судя по всему, я не совсем вовремя,?— Рёскин, проводив многозначительным взглядом изящного миловидного юношу, исчезнувшего за ширмой, скептически приподнял бровь.—?Нет-нет, что вы! —?сверкнул улыбкой Россетти и повел рукой в сторону кресла. —?Прошу вас, присаживайтесь. Мы как раз закончили. Желаете вина?—?Закончили? —?тихо переспросил патрон и нахмурился. —?Габриэль, вы неисправимы…—?О, сэр… —?Данте отчаянно замотал головой и покосился на ширму, где шуршал одеждой и шмыгал носом Тимоти,?— это совсем не то, что вы подумали! Мы закончили работу над картиной. —?Он наполнил бокал и, подав его Рёскину, обиженно хмыкнул,?— Признаться, меня несколько задевает ваше нелестное и, в данном случае, безосновательное суждение обо мне.—?Вы сами в том повинны, Габриэль,?— сухо возразил критик, принимая бокал. —?Благодарю.Данте покорно склонил голову.—?Вы правы, сэр. Но уверяю вас?— я встал на путь исправления. Я понял, что искусство для меня гораздо важнее, кхм… моего прежнего, заметьте, я говорю?— прежнего, образа жизни. Все это в прошлом, мистер Рёскин. Я понял, что нужно усердно трудиться и не растрачивать понапрасну талант, данный мне Богом,?— ?И чтобы сохранить ваше покровительство?,?— подумал он. —?Смею надеяться, что вы проявите ко мне благосклонность и поверите моим словам.—?Очень хотелось бы,?— ответил Рёскин, отпил вина и вопросительно посмотрел на художника. —?Итак, насколько я понял?— картина завершена? Позволите взглянуть?—?Разумеется, сэр,?— кивнул Россетти и раздраженно обернулся на очередной звук шмыгнувшего носа. —?Прошу…Габриэль нервно покусывал костяшки пальцев, бросая тревожные взгляды на патрона и проклиная его непроницаемое выражение лица и упрямое молчание.?Сказал бы сразу, что это никуда не годится!??— в отчаянии подумал итальянец, закатывая от нетерпения глаза. Почти водя носом по холсту, Джон Рёскин пристально рассматривал каждую деталь, каждый мазок кисти, щурясь и загадочно шевеля пышными бакенбардами. Наконец, когда окончательно разнервничавшийся художник готов был взвыть и забегать по студии, круша все подряд, критик удовлетворенно кивнул.—?Могу сказать, что это?— достойная работа, Габриэль. Вы славно потрудились. Ваша Мария поистине прекрасна.—?Благодарю, сэр,?— выдавил Россетти, не веря собственным ушам. Похвала от самого Рёскина! Это ли не счастье?—?Но…—?Но? —?итальянец похолодел.—?…я полагал, что архангел Гавриил должен выглядеть м-м… постарше. Здесь же?— изображен совсем юнец.—?Я искал ангела… —?оправдываясь, пролепетал Габриэль, повернулся к ширме и растерянно почесал затылок. Похоже, он рано возликовал.—?Полагаю, это тот молодой человек, что стоял посреди комнаты, отчего-то заливаясь слезами? —?усмехнулся критик, пристально рассматривая архангела.—?Он самый…Тимоти робко выглянул и, встретившись взглядом с художником, виновато опустил покрасневшие глаза. Данте тяжело вздохнул.—?Позвольте представить вам, мистер Рёскин, мою модель,?— он жестом велел юноше подойти,?— Тимоти Тейлор, мой Гавриил, несущий благую весть.Вежливо склонив голову, Рёскин окинул юношу с ног до головы цепким взглядом?— простая скромная одежда, сменившая легкий шелк, нисколько не умалила его красоту и изящество, а заплаканные небесно-голубые глаза придали его лицу совершенно невинное ангельское выражение. Улыбнувшись своим мыслям, критик протянул руку.—?Приятно познакомиться, мистер Тейлор.—?Для меня честь быть представленным вам, сэр,?— тихо ответил юноша, пожав сухую ладонь,?— и прошу простить мои слезы. Уверяю вас, мистер Россетти виновен в них косвенно. Я… немного расстроен окончанием нашего сотрудничества,?— он опустил глаза и едва заметно усмехнулся,?— и, наверное, непозволительно сентиментален. Теперь еще раз прошу извинить меня, но мне пора. Меня ждут.—?Погоди… —?Габриэль шагнул к нему, но тут же в нерешительности замер?— выяснять отношения при патроне было бы верхом глупости. —?Я хотел поговорить с тобой,?— негромко сказал он и покосился на Рёскина. —?Я загляну вечером, хорошо?..Ничего не ответив, Тимоти бросил на него короткий взгляд, учтивым кивком головы распрощался с Рёскиным и быстро покинул студию.Критик удивленно приподнял бровь, взглянув на Россетти.—?Интересный юноша. Где вы его нашли? Впрочем, не имеет значения. Признаться, Габриэль, ваш выбор моделей всегда приводил меня в некоторое замешательство. —?Он замолчал и чуть улыбнулся, увидев на лице художника зарождающиеся признаки паники. —?Но не в этот раз. В этот раз вы меня приятно удивили. Ваш выбор поистине прекрасен?— этот юноша, по крайней мере, внешне?— образец чистоты, и он как нельзя лучше подходит на роль архангела, пусть и совсем еще ребенок.Рёскин прошелся по студии и остановился у окна, сложив руки за спиной.—?Ему семнадцать лет,?— машинально ответил Данте и вздохнул, с тоской взглянув на закрывшуюся за Тимоти дверь. —?И, безусловно, он прекрасен.—?Поэтому советую вам продолжить с ним работу, если есть такая возможность и, если, разумеется, у вас есть идеи.—?Да, у меня есть идеи.Порыв ветра влетел в окно, раскрыв маленькую тетрадь, оставленную Тимоти на подоконнике. Несколько листков весело выпорхнули и закружились по комнате.—?Сквозняк,?— виновато улыбнулся Россетти, закрыл окно и принялся собирать разбросанные странички. —?Да, идеи есть: я давно хотел написать ?Сон Данте?, и Тимоти, по моему мнению, прекрасно подойдет для этой картины?— ангел, дарующий поцелуй прекрасной Беатриче.—?Очень любопытно. Вы знаете, что я всегда приветствовал вашу страсть к Алигьери, он?— великий поэт, и, возможно, вы правы насчет мистера Тейлора. —?Рёскин подобрал и протянул ему несколько упорхнувших страниц, невольно задержавшись глазами на строках, написанных карандашом. —??Есть существа, которые глядят…?,?— пробормотал он и, смущенно кашлянул,?— Простите, это чудовищно невежливо с моей стороны?— заглядывать в ваши записи.—?Не стоит извиняться, сэр. Для меня честь, если вы удостоите хоть мимолетным вниманием мою скромную работу,?— легкомысленно заверил Габриэль, но тут же застыл в недоумении?— строки, произнесенные Рёскиным, были ему незнакомы.—?Хм… это не Данте… —?задумчиво произнес патрон, с интересом пробегая глазами по странице. —?Не знал, что вы переводите сонеты Петрарки. Должен признать?— это весьма недурно. Правда, я бы отметил перемену стиля, но в этом, пожалуй, нет ничего удивительного?— произведения Петрарки несомненно отличаются от Данте Алигьери. Да, я видел публикацию вашего друга,?— улыбнулся мужчина, заметив обескураженный взгляд итальянца. —?Мистер Уолтерз мог бы чаще радовать читателей вашими переводами, а не только статьями о ваших бунтарских подвигах. Признаться, вам стоило бы облечь их в сборник и издать, Габриэль. Вы многогранно талантливый молодой человек. Так пользуйтесь же этим, не растрачивайте себя понапрасну.—?Благодарю за совет, мистер Рёскин. Вы не представляете, насколько я ценю вашу заботу,?— пролепетал художник, расправляя смятый в ладони листок и с удивлением взирая на аккуратный незнакомый почерк.?… чем бы я ни занимался, мои мысли неизменно возвращаются к нему. Счастье быть рядом омрачается тем, что я не смею, страшусь раскрыть хоть малую толику моих чувств к этому человеку. Даже самому себе… Мука невыносима, как невыносим он сам: своим талантом, своей красотой, своей улыбкой, своими невероятными глазами, в которых неизменно горит пламя самой Преисподней, способное в мгновение испепелить сердце и лишить ясности разум. Что, впрочем, уже произошло со мной и теперь мне не избежать Седьмого круга Ада, так ярко описанного… Данте. Как забавно… просто до слез.Данте… Я оттолкнул тебя своим ребяческим поступком, своей дерзостью. И теперь могу лишь тихо завывать ночами да переводить чужие вирши. О, великий Петрарка! Если бы не Вы, не Ваши сонеты, я бы сошел с ума, не имея ни малейшего таланта и возможности выразить свои чувства к прекрасному демону. Надеюсь то, что я обращаюсь к давно ушедшему из этого мира, не говорит о помутнении моего рассудка… Но, великий Петрарка, простите неразумного, никчемного мальчишку… Ведь он снова взял на себя смелость перевести один из Ваших сонетов, который с невероятной точностью описывает его муки:От этих глаз давно бежать бы прочь?—Бессмысленны надежды на пощаду,На то, что прекратят они осаду,Что сердцу можно чем-нибудь помочь…?*Россетти медленно осел на пол.—?Габриэль? —?позвал его Рёскин, обеспокоенный затянувшимся молчанием.Итальянец рассеянно взглянул на патрона.—?С вами все в порядке?—?Да, сэр,?— ответил итальянец, задрожавшими руками бережно складывая исписанные листочки. —?Просто немного устал. И… это не мой перевод,?— он облегченно выдохнул и покачал головой, порадовавшись тому, что покровителю не попались на глаза откровения Тимоти. —?Это перевод Тейлора.***Данте Габриэль Россетти?— уже, несомненно, подающий большие надежды, молодой художник и поэт, бунтарь, красавец и сердцеед?— сидел в пабе и, практически не отвлекаясь на бурно обсуждающих последние замечательные новости ?братьев?, сверлил глазами причину этих самых новостей, старательно смотрящую куда угодно, но только не в сторону их столика.Как и предполагал Габриэль, Джон Рёскин оказался в полном восторге от его новой модели и в порыве невероятной щедрости вручил ему в качестве задатка сумму, достаточную для того, чтобы уговорить дядю юноши позволить позировать племяннику и дальше. Кроме того, критик уверил итальянца, что в самое ближайшее время ?Благовещение? непременно займет почетное место в галерее Королевской Академии искусств, дабы быть представленной широкой публике и критикам. Новости и впрямь были сногсшибательные, и в другое время Данте, переполняемый счастьем и гордостью, уже давно бы отмечал все это дело, пустившись во все тяжкие в Садах, но вместо этого сидел в дешевом пабе, бросая беспокойные взгляды в сторону стойки. Мистер Тейлор, получив гонорар племянника и обещание достойного аванса, без промедления дал свое согласие на дальнейшее сотрудничество с художником. А вот Тимоти…—?Габриэль, послушай, пока твой ?Гавриил? не дал тебе ответа, может, уступишь его мне? —?весело поинтересовался Уильям Хант, поигрывая в бокале джином. —?У меня родилась одна идея…—?Нет! —?рявкнул Россетти, опалив друга яростным взглядом, но тут же прикрыл глаза и устало откинулся на спинку дивана. —?Даже не мечтай, Маньяк. Тимоти даст мне свое согласие, можешь не сомневаться. Просто ему нужно время подумать.—?О чем тут думать? —?воскликнул Миллес, возмущенно хлопая невинными глазами. —?Предложение позировать, одобренное и оплаченное самим Рёскиным?— невероятная честь для модели!—?Несомненно,?— вставил слово Фрэд, с подозрением глядя на мрачного итальянца,?— предложение весьма лестное и, я думаю, юноша непременно согласился бы поступи оно, скажем, от тебя, Джонни. Все знают, что милый Джон Миллес не представляет никакой угрозы и ему можно довериться.Габриэль бросил на журналиста испепеляющий взгляд.—?Я не понимаю, о чем ты, Фрэд. На что ты намекаешь? —?Он подался вперед и усмехнулся. —?Я хочу услышать твои обвинения, господин моралист, честь и совесть Братства.—?Хочешь сказать, что Тимоти просто так отказывается и ты здесь ни при чем?—?Он не отказывается.—?Но и не соглашается.—?Пока.—?Хватит! —?Маньяк со стуком опустил бокал на стол и развернулся к Россетти. —?Признайся, Габриэль, ты совершил ошибку? Ты пытался…—?Ничего я не пытался! —?зашипел Данте и вдруг с отчаянным стоном опустил голову на руки. —?Черт побери! Да! —?Он взъерошил темные кудри и, оторвавшись от рук, обвел ?братьев? тоскливым взглядом. —?Да, пытался. Но я остановился и принес свои извинения. Это было в самом начале и, как видите, мы успешно завершили работу!—?Но, как видно, Тимоти не горит желанием продолжать ее дальше,?— усмехнулся Фрэд.Россетти дернулся, готовый вцепиться в журналиста, но Миллес придержал его.—?Пожалуйста, не ссорьтесь,?— он сжал руку итальянца, заглядывая в горящие опасным огнем глаза. —?Успокойся, Габриэль, прошу тебя. И поговори с Тимоти еще раз.Россетти зло выдернул руку и вновь откинулся на спинку дивана, переводя дух. Закрыв глаза, он потер грудь, разгоняя сдавивший ее приступ ярости, и с удивлением обнаружил за пазухой маленькую тетрадь.—?Если он захочет его слушать… —?буркнул Фрэд, опасливо покосившись на художника.—?Захочет,?— заверил его Данте и направился к стойке.***Габриэль вытащил из-за пазухи тетрадь и протянул юноше.—?Ты забыл кое-что.Взглянув на тетрадь, Тимоти шумно вдохнул.—?Ты в порядке? —?обеспокоенно спросил художник, заметив, как стремительно здоровый розовый румянец на гладких щеках сменяется мертвенной бледностью. —?Тимоти?Юноша поднял на него полные ужаса глаза.—?Ты читал?..—?Читал,?— честно признался Данте. —?Ветер разбросал листы по всей студии и, собирая их, я невольно взглянул на записи. Прости, я не имел права и это низкий поступок, но ведь я не подозревал, что эти записи?— твои, думал, что это моя никчемная писанина. —?Он улыбнулся. —?Твои переводы потрясающе талантливы. Я не знал, что ты этим занимаешься. Почему ты не рассказывал мне?—?Только переводы?.. —?юноша с трудом смог произнести слова?— горький ком стыда перекрыл горло.Габриэль опустил ресницы.—?Нет. Не только.С губ Тимоти сорвался тихий стон. Он попятился от стойки и, круто развернувшись, бросился к небольшой дверце, ведущей во внутренний дворик. Негромко выругавшись сквозь зубы, итальянец поспешил за ним следом.Дворик освещался одиноким мутным фонарем, подвешенным у входа в покосившийся сарай, и Габриэлю с трудом удалось рассмотреть в полумраке хрупкую фигурку, вжавшуюся в деревянную стену.—?Тимоти…—?Уходи!—?Почему ты гонишь меня? —?тихо спросил Габриэль, медленно подходя к нему. —?Или ты смел лишь на бумаге, и я оказался прав?— твой утренний порыв ничего более, как действие вина? И я поступил разумно, не поддавшись искушению, хоть оно столь велико?Тимоти отступил, пытаясь слиться с тенью, и закрыл ладонями лицо.—?Ответь мне. Я?— прав?—?Нет.—?Тогда почему? —?мягкий, бархатный голос прозвучал совсем близко, и теплые руки коснулись его плеч. —?Почему ты стыдишься своих чувств? Ведь они чисты и прекрасны…Тимоти задрожал, почувствовав у виска горячее, сводящее с ума дыхание.—?Потому что я не знаю, кто я для тебя, Данте. Глупый, слабый мальчишка? Очередная игрушка?.. —?прошептал он, отчаянно желая знать ответ и страшась услышать его.—?Ты?— мое вдохновение… —?Габриэль мягко отнял руки юноши от лица. —?Мой спаситель, посланный мне свыше. Моя… любовь.Тимоти судорожно вздохнул и плотно сомкнул веки, ощутив тепло чужой щеки, осторожно прижавшейся к его пылающему лицу. Мягкие губы нежно коснулись скулы, скользнули ниже и замерли, обдавая нестерпимо жарким дыханием. Из груди юноши вырвался шелестящий стон. Не открывая глаз, он приник губами к источнику этого дыхания, даря первый несмелый поцелуй…