Радость моя (ифань/чунмён) (1/1)

Конечнаястанция метро. Две пересадки на автобусах. Полкилометра пешком по пыльному бездорожью, к лесу. Узкая заросшая тропинка с затаившимися в высокой траве камнями. Стоит на мгновение задуматься, как споткнешься. То тут, то там — клёкот да стрекот. Листва шуршит по ветру.

Чунмён вслушивается в каждый звук. Ему не надоедает. Каждый раз он слышит всё новые и новые оттенки мелодии леса и наслаждается ими. Он в восторге от всего, что его окружает.Рюкзак оттягивает плечи, но даже эта тяжесть приятна.

Лёгким шагом Чунмён идёт вглубь, переступая камни и ужей. Лес ему почти родной, Чунмён тут ничего не боится. И надеется, что знает его.Тропинка упирается в деревянную статую, обветренную и расколовшуюся в нескольких местах. Когда-то она изображала человека, но сейчас не разглядеть даже очертаний одежды, не говоря о лице. Невысокая, чуть выше Чунмёна, и округлая, статуя стоит на каменном постаменте, на который Чунмён сбрасывает рюкзак. Чуть покопавшись, достаёт ароматическую палочку и, вставив в разлом, зажигает. Прикрывает глаза, глубоко вдыхает и не может сдержать смешка, когда слышит за спиной негромкое ?радость моя?.

Чужие горячие ладони обхватывают плечи и разворачивают к себе. Чунмён задерживает дыхание и открывает глаза. Чуть полные губы, прямой нос, тёмные глаза и густые брови. Длинные темные волосы. И развевающиеся белые одежды.

- Ифань, - выдыхает Чунмён и льнет ближе, чтобы обнять. Уткнуться носом в мягкую ткань. И представить, что сердце бьётся за двоих.- Ты пришёл, - голос Ифаня тихий, но счастливый. Для Чунмёна — лучший из всех звуков леса.

Они могут вечность стоять, сжимая друг друга в объятьях. Но у них мало времени. Поэтому Чунмён с сожалением отстраняется от Ифаня и возвращается к рюкзаку. Вынимает мягкий плед, пластиковый контейнер с едой и бутылку вина. Раскладывается на траве и хлопает по пледу, приглашая присесть. Ифань неслышными шагами подходит и опускается, укладываясь головой на бёдра Чунмёна. Он улыбается — и для Чунмёна его улыбка ярче солнца.- Тебя не было так долго, - Ифань не прикрывает глаза от солнечного света. Он рассматривает лицо Чунмёна, вглядываясь в каждую линию, в каждый выступ и изгиб. Чунмён чувствует его взгляд. Ведёт пальцами по чужому лицу. И, улыбнувшись, наклоняется, чтобы поцеловать.- Ты не ответил, - говорит Ифань, когда Чунмён отстраняется.- Работа, - пожимает плечами Чунмён. Помогает Ифаню встать и тянется за бутылкой вина.- У нас праздник? - Чунмён до сих пор удивляется тому, как быстро Ифань понимает и принимает этот мир. Совсем недавно (по меркам Чунмёна) он не понимал, почему все ходят как бедняки. И где величественная одежда жреца и жертвоприношения.- Сегодня пять лет как я выпустил тебя из статуи. На свою беду, - Чунмён не может удержаться и смеётся, хотя планировал сказать это с серьёзным лицом.- Как же время летит быстро, - качает головой Ифань и забирает бутылку, игнорируя шутку. - А я до сих пор вспоминаю, как увидел тебя в первый раз. Столько лет было темно и пусто, а тут — солнечный свет, яркость цветов и человек с огнём в руках. Ты был так прелестно напуган. Но не отошел. Не убежал. Смотрел на меня, как на божество.- Потому что ты и есть божество, - усмехается Чунмён. И тянется за новым поцелуем с привкусом вина.Он тоже помнит этот день.Конец мая, духота, жара, выпускной из университета. А у Чунмёна — раздрай и полная апатия. Почти двадцать лет он жил, повинуясь желаниям родителей, которые внезапно решили отправить его в свободное плавание после университета. Делай, сынок, что хочешь, теперь можешь выбрать себе будущее.

А Чунмён не знает, чего он хочет. Он не знает, как это — хотеть что-то делать. Целенаправленно к этому идти. Он может лишь кивать головой, как китайский болванчик и идти по дорожке, протоптанной родителями. А тут — свободное плавание и иллюзия выбора.Чунмён не умеет жить в неопределенности, которая душит его, словно зыбучие пески.

Он срывается из города сразу после вручения дипломов. Едет и сам не знает куда. Идёт, сам не зная зачем. И дойдя до статуи, опирается на неё спиной и достаёт из кармана пиджака мятую пачку сигарет. Он не курит, это всё Чанёль. Увидел его бледное нахмуренное лицо, подошёл и незаметно вложил в руку.- Расслабься, - и так же незаметно растворился в толпе, что чудо с его ростом.В той же пачке — зажигалка. Чунмён пару раз щёлкает ею, прежде чем вырывается огонь. Прикуривает. И в ужасе подскакивает, когда со стороны леса на него налетает мужчина в красной летящей одежде. Точь-в-точь из китайский фильмов с удивительными спецэффектами.И мужчина — удивительный.- Помнишь, как я учил тебя корейскому? - Чунмён делает глоток и зажмуривается, подставляя лицо под ласковые солнечные лучи. - Ты ничего не понимал и злился так, что на мне одежда тлела.- Знай я тогда то, что знаю сейчас, обязательно спросил бы — неужели я такой горячий? - Ифань смеётся, прикрывая лицо длинным рукавом. Чунмён смотрит на него, прищурившись, и тянется рукой, чтобы дёрнуть за кончик ярко-красного уха.- Я рад, что даже такой могущественный дух огня, как ты, может так умилительно смущаться.Ифань несильно бьёт по рукеи прячет лицо в своих рукавах.- Помнишь, как я принес тебе жареный рис с кимчи, а ты отказался есть, говоря что это еда рабов?- Мне всё ещё стыдно, правда.- А курицу помнишь? Хочешь, ещё принесу?- Нет, я не ем жирную пищу.- Кто бы вообще задумывался о внешности.- Если я растолстею, ты перестанешь ко мне приходить, - Ифань со смешком поворачивается к Чунмёну. Чунмён закатывает глаза. По большей части, чтобы не видеть этой дурацкой и красивой улыбки, с которой Ифань на него смотрит.- У тебя даже интернета нет, чтобы ты так шутил.- Я просто боюсь, что однажды ты уйдешь, - Ифань не перестаёт улыбаться, и у Чунмёна всё сдавливает внутри. - И не надо говорить, что этого никогда не произойдёт. Ты человек, Чунмён. Люди всегда уходят.Ифань бесконечно красивый. Даже когда его глаза полны грусти и тоски. И улыбка печальная, но такая искренняя. Ифань смотрит на Чунмёна. Как на божество.- Прекрати, - Чунмён подсаживается ближе, обхватывает руками лицо Ифаня касается его лба своим. - Не смотри так. Или я скажу непроходимую глупость.

- Скажи, - шепчет Ифань.

- Даже если я уйду, мы обязательно встретимся снова.- Радость моя, - Чунмён чувствует, как в эти два слова Ифань вкладывает всю свою нежность. И растворяется в ней. Ифань обхватывает его руки, легко касается губ и пропадает с дуновением ветерка.Благовония догорели.Чунмён сидит ещё некоторое время в одиночестве. Пьёт вино, ест и смотрит на солнце. Он знает, что Ифань — бестелесный и невидимый — всё ещё рядом, всё ещё с ним. Чунмён не торопится уходить.