premiere (1/1)
Аксель крутится на месте юлой, задевает локтем, пытается быть везде и со всеми, оборачивается к фанатам пару раз и ни разу не смотрит в глаза Максансу.
Максанс давно заметил за Акселем жадность. Вот и сейчас Орьян старается осознать концентрированное на нем внимание всех присутствующих в зале; потихоньку справляется и расправляет плечи.Это не скупость в привычном её понимании, просто Аксель рвётся взять всё и сразу. Если роль, то обязательно главную, чтобы потом пахать до семи потов;
если это касается друзей, то обязательно обижаться за полчаса времени, проведенные не с ним;
если печенье на очередном интервью, то урвать самое большое и с шоколадными крошками.
Если целоваться в кадре, то до горящих глаз и просьб новых и новых дублей.Мол, вы же просили больше страсти и языка, а мы сейчас целовались, будто обоим по одиннадцать.Максанс никогда не говорит ни слова против. Смеется над язвительными и ревностными замечаниями Орьяна его друзьям, подпихивает тарелку со сладостями, целует жарче и напористей.Он совсем не против жадного Акселя. Особенно, когда это касается их общих сцен.В Библии это, вроде, называется алчность. И она входит в семь смертных грехов.Но если Аксель грешник, то Максанс должен был давно провалиться в кипящий смолой котел. Он сам жадничает: на съемках отбирает у своего ?Луки? стаканчик с кофе. На редких встречах всего каста садится на место Орьяна рядом с девчонками, которые смотрят на него не недовольно, но с удивлением. На премьере очередной серии, в зрительном зале, когда они отрабатывают оговоренный поцелуй в щеку, Максанс полностью забирает себе подлокотник.Он чувствует раздирающее изнутри желание выгнать Акселя с его места, усадить у себя между ног. Или прямо на колени.Представляя Орьяна, елозящего задницей на его бедрах, Макс прикрывает глаза. Он и так знает, что происходит в серии. На экране Лука читает ?Прости?, играет желваками и бьет телефоном о диван. Пока еще не костяшками. Не о железо.Рядом Аксель в очередной раз меняет позу, и Макс подавляет желание придвинуться и положить ладонь хотя бы на острый локоть. Успокоить.
Подтвердить — здесь все тобой гордятся. Все затаили дыхание и не смогут сдержать слез в последние минуты серии. Все любят тебя, малыш.Максанс наклоняется ближе к Акселю, чтобы посмеяться над шуткой девочек, которую не услышал, и цепляет взглядом закушенную губу, напряженный наклон головы и пальцы, вцепившиеся в бедро.Максанс чувствует себя самым жадным человеком на свете. Куда там Орьяну с его любовью завладеть вниманием публики, жаждой отхватить себе самую интересную и трудную роль и непреодолимую тягу к сладкому. Это ведь именно Максансу приходится в последнее время сдерживаться и напоминать себе, что он не имеет права схватить Акселя, приволочь за капюшон и запереть в своей квартире.Исследовать его тело заново, не под прицелами камер, не следуя указаниям Давида и прописанной смене позиций. Заставить его выдыхать сквозь плотно сжатые губы, потом просяще и смущенно стонать, пытаться вырваться. Но Макс бы не позволил. Осторожно отвел руки, закрывающие лицо, зацеловал искусанные им же губы, переплел пальцы, навалился всем телом…В кармане вибрирует телефон.Максансу не нужно смотреть на экран, он и так знает, что Камиль в это время обычно заканчивает на работе и собирается идти домой. Она знает, где он — сама убедила его пойти на показ серии еще раз. Его любимая девочка, заваривающая ему кофе по утрам и нежно целующая на ночь.Максанс сжимает зубы; убирает руку с подлокотника.Аксель плачет в конце, видимо, вспоминает эмоции, испытываемые тогда, когда разбивал руку в кровь. Он старательно трет глаза — все же сейчас ему придется еще около нескольких часов общаться с фанатами, отвечать на вопросы, взаимодействовать со своим партнером по съемкам.Максанс убирает пальцы, неосознанно потянувшиеся к вечно растрепанным волосам Акселя, и чувствует внезапную тяжесть телефона в кармане.Какая ирония — история повторяется почти полностью.Аксель улыбается ему, улыбается ломко и открыто, так, что хочется подтащить к себе поближе и прошептать в губы:?Прости, малыш?.Прости меня за всё, что можно.Если получится.Если у меня хватит сил от тебя оторваться и не причинять потом боли. Если у тебя хватит ума не переносить эмоции персонажа на свои собственные,ведь хоть кто-то из нас должен попробовать.