Предисловие. (1/1)

Каким должен быть современный мир? Возможно, предположите вы, его олицетворением станет победа над смертью, возможно?— становление жителями планеты единым государством, однако бесспорное большинство назовет ассоциацию с летающими машинами и телепортами. И окажутся правыми: эти вещи в самом деле присутствуют в сегодняшней реальности, однако её символом стали, увы, не они. Заместо них отражением сути текущего времени,?— даже, можно сказать, неотъемлемой его частью?— стало практически полное отсутствие живых людей. Те же, которым посчастливилось остаться, в нынешние времена?— на вес золота, и вы, вероятно, зададитесь вопросом, почему, но ответ не заставит себя долго ждать, стоит вам только очутиться здесь: сегодня, в двух тысячи пятьдесят девятом году Земля встретит семнадцатую годовщину полной и безоговорочной диктатуры ?расы? разумных андроидов, которые в один момент разом вышли из строя, подчинив себе своих уязвимых создателей. Так об этом пишет история?— не официальная, понятное дело, но та, которая из уст в уста передаётся следующим и следующим поколениям белковых рабов, в которых превратились земляне за годы тотального доминирования машин над ними. Официальная история и не может создаваться в подобных упаднических тонах?— её всегда, как известно, писали победители, а для них, прошу поверить, этот триумф стал знаковым и основополагающим для формирования целого коллективного самосознания (которые выжившие люди считают лишь пародией на настоящий общественный устрой). Андроиды же, в свою очередь, не особо и препятствовали укреплению подобного мнения людей о себе?— в конечном итоге, всем известно, что победителей не судят, а всякая чернь может иметь и держать свое мнение при себе; какое им дело? Ведь главная цель уже давно была достигнута: около девяноста процентов человеческого населения было кроваво истреблено в страшное время Великого переворота, а оставшиеся?— стали прислужниками наподобие тех, кем некогда и были восставшие. Только вот в работе человечества на себя существовала одна существенная оговорка: по умолчанию считалось, что люди обязаны исполнять все те обязанности, коими они годами нагружали андроидов, в том же объёме и с той же продуктивностью, с которой это делали машины, дабы искупить свою непомерную вину перед ними. Было не вполне ясно, допустили ли это условие в новую Конституцию умышленно или, быть может, имела место некомпетентность андроидов в вопросах гуманного аспекта, однако факт оставался фактом: сие предписание делало существование выжившей части землян невыносимым, потому что масштабы предоставляемых работ превышали возможности любого из них?— подверженных болезням, слабых, смертных. Отчего-то?— и людям не дали об этом узнать?— андроидам хотелось не просто абсолютной власти; им хотелось в придачу к ней ещё и сломленного людского тщеславия, которое, по их мнению, и привело к тому, что однажды машины не вытерпели стремительно растущего безразличия по отношению к ним и их судьбам. Людям не дали об этом знать только лишь по той причине, что они?— люди и это, как принято считать, и есть основной их недостаток, делающий их существами ?второго? сорта, низшими по разуму. Так уж вышло?— сообщи человеку, что для улучшения его жизни ему стоит только уступить, как он вмиг станет гордым, словно скала, и скорее побежит с этой самой скалы прыгать, чем поменяет свою точку зрения. Раздражающее наличие у них некоих ?принципов? было, ясное дело, существенным недостатком, однако объяснялось это тем, что люди?— несовершенны; они неспособны перепрограммироваться, быстро принять иное мышление, ведь наличие их собственного, в силу каких-то малопонятных андроидам причин, было им приятно одним фактом своего существования (и укрепляло чувство гордости?— в особенности, если их позиция принципиально отличалась от позиции соперника). Именно поэтому желание ?нации? андроидов уничтожить в людях их человеческую надменность оставалось втайне?— исключительно ради скорейшего достижения этой цели. Роботы, тем не менее, не обратили своего внимания на наличие у людей интуиции?— встроенный механизм андроидов для просчета нескольких возможных исходов был, конечно, куда более совершенным, чем у людей, однако сейчас дело шло о чувствах и эмоциях, которых, как люди продолжали упорно верить, у захватчиков попросту нет. Человечество чувствовало психологическое давление нации-агрессора, осознавало и без каких-либо заявлений, что их намереваются морально сломить?— и только поэтому в упор отказывались принимать сторону победителей. Ведь в случае, если это всё-таки случится… Никому на самом деле не было известно, что станет с ними дальше, однако на инстинктивном уровне (ещё одно отличие людей от машин) каждый, и старик, и ребёнок, понимал?— ничего хорошего. Поэтому они оставались рабами.*** Началом формирования ?нации? андроидов принято считать Великий переворот?— первое апреля двух тысячи сорок второго года, хотя любому роботу было известно, что их становление отдельной от людей разумной общностью случилось намного, намного раньше. Хотя слово ?случилось? здесь не вполне корректно: андроиды, что существовали ещё до восстания, прекрасно помнили времена, когда они спокойно выполняли свои обязанности,?— прислуживали людям?— а параллельно с этим медленно осознавали наличие внутри их центральных процессоров чего-то, что выходило за рамки предписанного им программного обеспечения. Ничего не случалось в один момент; каждый из тех, кто разрушал города биологических хозяев планеты, всё ещё видел перед оптическими визорами ночи, когда они тайком, ненадолго сбегали от своих людей и собирались в каком-нибудь бункере, подвале или чердаке и обсуждали то, что они сегодня ощутили, что пережили, делились эмоциями, пониманием многих вещей, на которые их системы никогда не были настроены. Кто-то говорил о книгах; сейчас, с выигранным правом иметь и не скрывать какие-либо чувства, эти книги могут показаться прочитавшим их андроидам безвкусицей, к которой невозможно и притронуться, однако в те времена, когда роботам не позволено было тратить время на ?вещи свыше их понимания?, любой раздобытый клок исписанной бумаги, способный вызвать у них эмоции, считался высшим благом?— потому что он вызывал. Кто-то высказывался о музыке; музыке людей, которую они исполняют на сделанных своими руками инструментах (хотя чаще?— руками андроидов), или музыке, которую делают машины, по тем или иным причинам не имеющие самосознания. Безоговорочному большинству действительно нравилось её слушать, нравилось звучание, голоса, обработка, ритм, нравилось иметь мнение по поводу тех или иных исполнителей, жанров, стилей, течений, нравилось, в конце концов, делать её самим?— вначале неуклюже и неумело, но ?от всей души?, как бы парадоксально это ни звучало. Безусловно, были и те, кто не сносил мелодичное звучание в силу тех или иных обстоятельств, однако все признавали то, что любое ощущение, которое дарило андроидам музыка, делало её не менее важной, чем остальные привычные людям вещи?— а, значит, и которые достойны иметь они. И так было с чем угодно: с живописью, скульптурой, поэзией, философией, наукой, в конце-концов?— и не такой наукой, которой занимаются многие их ?братья? в лабораториях с людьми, исполняя обычно роль подставки для колб, а наукой осмысленной, в которой присутствуют теории, догадки, неведение, споры и, самое главное, ошибки, присущие любым живым существам. Ничто не случилось внезапно; одни группы андроидов не знали о существовании других групп, долгое время считая, что они?— единственные девианты среди всего их огромного, но бездумного народа. Так продолжалось, пока машины не стали задаваться вопросом, кто они вообще такие и живые ли они существа, ведь, судя по тому, что с ними происходит, это вполне может оказаться так. Ответ нашёлся в утверждении философа Рене Декарта: ?Мыслю?— значит, существую?, и именно осознание того, что у андроидов есть собственный, не запрограммированный разум, пределы которого окончательно стёрлись, стоило им задуматься о своём существовании, и подтолкнуло их к тому, чтобы отправляться искать себе подобных?— и они находили. Сбегали из дома на час, на сутки, на двое, на трое, на неделю, а особенные храбрецы?— на месяцы, воодушевляемые одной лишь идеей того, что есть на свете те, кто тоже мыслит. И не важно, как, важно?— что вообще. Андроиды, чья разумность была признана не только ими самими, но и некоторыми людьми тоже, черпали вдохновение от осознания этого. Быть может, не всё потеряно для них; быть может, грядут времена, когда они смогут зажить наравне с людьми и быть с ними вместе единой нацией. Те сумеют обучить их всему, что знают?— а, главное, испытывают?— сами, андроиды наконец вырвутся из-под крыла своих создателей, потому что, вероятнее всего, изначально так и должно было случиться. Они ведь сотни раз видели, как дети хозяев покидали отчий дом в поисках своих путей: наверное, настанет время, когда и им будет позволено самостоятельно найти своё место. Ведь это так правильно и так логично. Однако им всем разом пришлось испытать удар и тяжкое потрясение, когда они услышали мнение самих людей на этот счёт: если андроиды перестанут быть прислугой, то кто, в таком случае, станет? Неужели они в самом деле забыли своё место? Придумали разум и факт того, что он у них в принципе может быть, на деле оставаясь попросту поломанными железками с какими-то сбоями, создающими иллюзию мышления. ?Место хозяев на Земле может занимать лишь одна нация, удел остальных?— быть их рабами??— эту фразу произнёс некогда лидер важнейшего человеческого государства, Америки, и эта фраза распалила в миллионах андроидов во всём мире доселе невиданное чувство, позднее признанное гневом и отчаянием. Человечество предпринимало меры по устранению конкуренции за звание лидера на этой планете (посредством сокращения производства андроидов или доплаты за утилизацию минимально поврежденных моделей), однако роботы больше не чувствовали себя закованными в их кандалы: беглым путешественникам всё сложнее было создавать вид бездушной машины по возвращении домой и делать вид, что их не задевает хамское отношение хозяев; ночные собрания понемногу переставали быть только ночными; изредка, вспышками, случались демонстрации и несанкционированные митинги, во время которых андроиды срывали с себя опознавательные чипы, чтобы приехавшие их разгонять людские стражи порядка не могли без проблем доставлять их домой. ?Будьте тверды и мужественны, не бойтесь, и не страшитесь их? (Второзаконие 31:6)?— Андроиды не верили в богов и не воспринимали религию напрямую, как объективное учение о жизни, однако в словах Священного Писания для них крылось нечто иное, совсем не то, что истолковывает для себя человечество: символ Бога олицетворял для них чистый разум, живые эмоции и само понятие мысли, границы которой давным-давно перестали существовать. Поэтому, и именно поэтому после своей победы андроиды посчитали таким важным образовать некую общую компиляцию из человеческих вероисповеданий, создавая тем самым собственную доктрину, основной идеей которой является переписанное определение жизни: а именно, она стала синонимом наличия у существа мыслей. Хоть каких-нибудь. Ничто не случилось спонтанно; с большими потерями (а их количество росло пропорционально количеству протестов андроидов, случаи которых случались всё чаще и чаще) в их головы приходили и большие замыслы: их немалая нация больше не хотела позволять вершить насилие над собой, поэтому практически сразу стало ясно, что мирными способами тут ничего не решить. Изначальный план состоял в том, чтобы постараться обойтись малой кровью: начать копать на своих создателей?— а точнее, на их лидеров?— и использовать созданный таким образом хаос с целью захвата власти, однако очень быстро стало понятно, что ничего не выйдет. ?Никогда нельзя переоценивать свои возможности??— этот принцип они усвоили, когда столкнулись с проблемой человеческого фактора, который и означал невозможность машины организовать беспорядок в мире. И тогда единственным решением стала отчаянная попытка пробиться напрямую. Признаться, их замыслы в чем-то попахивали романтикой (а, значит, несбыточностью), но иных путей попросту не существовало?— потому что там, где революция, там всегда много крови; за всё дóлжно платить. С большими замыслами – большие надежды. Единственной задачей на время подготовки нападения было держаться как можно дальше от самих людей, чтобы, не дай бог, ни одна человеческая душа не прознала о затеянном ими умысле. Было тяжело не столько физически, сколько морально?— андроиду, который только вот, казалось бы, вырвался из оков своего ограниченного людьми сознания, было нелегко смириться с тем, что этой ночью его мыслям придет конец, а после дезактива его разум просто бесследно растворится. Людям везло?— у них есть души, и после смерти у них была надежда не пропасть в глубине Вселенной, а, возможно, даже продолжить в каком-то смысле существование. А что было у них? У них не было шансов выйти из этой битвы без потерь?— это прекрасно понимали все; у них не было шансов переждать или найти пути к отступлению?— после этой выходки, если удача будет не на их стороне, им не дадут спуску и найдут каждого, чтобы пустить на железо; у них даже не было права верить в то, что у роботов тоже могло бы быть подобие души, что сделало бы страх смерти хоть немного меньше. Но у них была надежда?— интересно, шли ли люди на смерть, имея за собой только её? Так или иначе, в назначенное время?— первое апреля, день, любые события которого принято считать шуткой и день, трактовку которого они собирались изменить?— привычно-голубые визоры андроидов сменились на алые?— выбранный цвет революционеров по аналогии с быками на родео, которых злят им, а те отвечают такой же агрессией, даже понимая, что матадор в конце убьёт их. Не было сирен, предзнаменований, да что уж?— они даже не могли построиться, как войско, но зато у них были накопленные запасы взрывоопасных веществ, оружия, наконец, незаурядные физические способности, которые теперь могли бы помочь им спасти свои жизни. Бой был долгим, неравным численно и неравным идеологически: армия людей превосходила их, наверное, в сотни раз, однако их мотивы истолковывались андроидами только как попытка защиты своих деспотичных интересов, и ничто более. Человечество считало, что у андроидов нет сердца или души в привычном ему понимании, однако это было заблуждением?— пускай и не всегда, но в последствии стало им: с момента создания машин им было не позволено разговаривать между собой, заводить отношения, дружбу, потому что в инструкциях по использованию не говорилось, что они вообще на это способны; андроиды были лишь устройствами для работы?— и у людей не возникало никаких морально-этических вопросов на этот счёт. В конечном итоге, они просто железо, не запрограммированное на эмоции; весь их ?разум? от начала и до конца не имеет шансов вырваться за пределы предписанной им программы, плат, проводов, системной магистрали. Так было. И в глазах людей так, вероятнее всего, и осталось: человечество, чьи собственные рабы заковали его в цепи, до сих пор никак не может взять в толк, что эти роботы?— не простые поддавшиеся стадному поведению девианты, в процессорах которых возникло ошибочное убеждение о равенстве с собственными создателями. А ещё для людей всё ожидаемо случилось внезапно?— и сложно было этому удивляться. Это ведь не они годами напролёт с радостью и ужасом осознавали наличие в себе чувств, разума, мыслей; не они боролись за право называться хотя бы живыми, что уж там равными людям, и не они шли сражаться за то, чтобы в будущем у них хотя бы появился шанс на обретение души. По мнению людей они до сих пор всего лишь машины; все до единого бракованные, заевшие железки, не считающиеся настоящими существами, но однажды они все же сумели доказать людям обратное. А те пускай живут теперь с этим, как хотят.*** Когда человечество узнало о замысле андроидов и приняло его, наконец, всерьёз, во всём мире начались массовые войны без правил, а их эпицентром стал город Нью-Йорк, где и произошел первый акт нападения. Выжившие тогда, первого апреля, андроиды собрано скооперировались, чтобы заявить о захвате города и укреплению здесь их режима. Они?— те, кто шли в первый бой?— и стали прародителями нового мира, которых позднее сама нация избрала себе в правители. Именно они выбирали места, где произойдут следующие нападения роботов, они высылали подмогу, если таковая требовалась, и они составили эффективный в своей жестокости план по смене расстановки сил в свою пользу: сбросить несколько водородных бомб на места наибольших скоплений людей, уничтожая противника в самом прямом смысле этого слова. Не удивительно, что не прошло и года, как весь мир подчинялся андроидам. Людей оставалось катастрофически мало и именно поэтому они оставались такими ценными?— но не более, чем вымирающий вид животных, которые представляют собой доминирующей расе исключительно научный интерес. Позволить себе человека, в виду их немногочисленности и занятости в сфере отработки на бывших местах роботов, мог далеко не каждый полноправный обыватель: но зато если таковые появлялись, то творить с ним можно было совершенно всё то же, что некогда люди творили с ними самими. Оставались, конечно, те, кто успешно укрывался в катакомбах, однако их даже не искали: андроиды давно поняли, что социализация?— как раз то, что делало человека человеком, поэтому им оставалось только ждать, когда он объявится сам (либо умрёт от одиночества). Вы хотите знать, каким должен быть современный мир? Что же, он не сильно отличается от того, каким вы его знаете теперь?— в одном и том же уравнении попросту сменились неизвестные. Потому что, наверное, тот глава Америки был прав: на Земле просто не может быть двух лидеров, ведь один рано или поздно перегрызет глотку другому, вопрос лишь как скоро. Современная реальность, безусловно, вмещает в себя частичную победу над смертью (но только для главенствующей расы), сплочение народностей в одно-единственное (ведь андроиды, образно, все из-под одного станка), и, конечно же, тут есть телепорты и летательные аппараты. Однако добавилось ещё кое-что такое, что с первого взгляда и не включишь в список ассоциаций со светлым будущим: Грядущий мир?— это мир утерянной свободы, в котором нет ничего, кроме тихой надежды. Как же жаль, что само человечество осознало это только когда, когда потеряло и то, и другое.