Хозяйка. Тьма (1/1)

Буря утихала, засыпая на дне океана в ожидание момента, когда лунное око вновь разбудит её. Волны из ярых прозрачных скакунов превратились в одно кристально-чистое поле, расцветающее под лучами восходящего солнца белыми цветами бликов на воде. Пудра заката частично просыпалась на железные стены плавучего ресторана, пытаясь согреть их своим теплом, если не расплавить всю ту копоть ненависти и грязи, что успела скопиться на тех стенах. Проходили сотни и тысячи лет, а воды океанов и морей даже в самый сильный шторм не смогли смыть с Чрева все те грехи, обволакивающие его изнутри. Неизменным оставалось лишь одно вопрос, ответив на который, можно было бы полностью поменять и исправить ситуацию, стоило найти ответ, что, судя по всему, было и будет невозможным до того момента, когда подводная тюрьма перестанет существовать. Его суть заключалась в том, чтобы наконец-то понять, что же разрушает Чрево и что сделать для того, чтобы предотвратить его кончину прежде времени. Судя по тому, что внешний мир никак не мог и даже не пытался навредить плавучему ресторану, а, наоборот, тщетно старался сохранить жизнь казалось бы обречённому механизму, то он здесь не при чём. Значит, угроза исходила не снаружи, а изнутри, но тогда встаёт ещё один вопрос — откуда и почему же? Быть может, она, будто черви, выползала из тел алчных и прожорливых гостей, наедавшихся до смерти за огромными деревянными столами в исполинских размеров комнатах, ставшими им гробами и общим склепом? А если тьма вылетала из-под железных тесаков безобразных братьев-поваров, находящих в работе лишь средство существования и единственную утеху в грешной жизни, не интересуясь ничем другим? Или, может быть, та ненависть, неразборчиво шепча, словно паутина из-под лапок паука, сучилась в руках слепого сторожа, оборачивающего ни в чём неповинных детей в тканевые коконы, отправляя их в последний путь? Поначалу этих предположений было достаточно, но стоило задуматься глубже, как вдруг стало понятно, что даже если все дурные мысли и злоба, исходящие из чёрствых сердец вышеперечисленных созданий, стали одним чёрным клубком ненависти, его бы всё равно не хватило, чтобы опутать всё Чрево греховной сетью. Должно быть, боль исходит из сердца корабля, ведь именно пронзив его мечом, человек, да и не только он, погибает. Таким местом в подводной тюрьме были именно покои самой Хозяйки, но никто никогда не знал, какую боль она могла испытывать. Более того, никто понятия не имел, испытывает ли она какие-нибудь чувства вообще.Леди медленно и степенно поднималась по винтовой лестнице, не касаясь её стопами, привыкнув парить в воздухе над грязной землёй, способной за несколько секунд замарать идеально белую кожу ног. Хозяйка держала подбородок кверху, глядя на свои покои свысока, а её осанка была настолько идеальной, что она бы запросто могла срастись со стеной, превратив грациозную Леди в скульптуру, на которую та всегда была похожа, особенно если смотреть сзади, когда та спрячет бледные, будто китайский фарфор руки в рукава тёмного кимоно, скрыв последнею деталь человеческого облика. Только поднявшись на второй этаж, женщина аккуратно опустила ступни на дорогой пол, сделанный из красного дерева, и неспешным шагом направилась к своему излюбленному месту — туалетному столику с огромным разбитым зеркалом, напоминающим стеклянную паутину и хранящим множество историй, о которых почему-то никто не хочет вспоминать. Всё это время за развевающимися смоляными волосами и подолом орехового кимоно Хозяйки шёлковым шлейфом стелилась медленная успокаивающая песня, напоминающая колыбельную. Голос Леди лёгким ветерком слонялся по углам комнат, еле слышно шевеля оставленные кем-то на полу бумаги, огоньки свечей и клубы пыли в углах. Женщина словно пыталась убаюкать своё механическое детище, потерявшее покой во время страшного шторма, успокоить огромный корабль, словно малое дитя, чувствуя его нервные движения и еле слышный механический плач. Заснули всевидящие очи, контролирующие порядок в комнатах, а вокруг Хозяйки не было ни души, по крайней мере, она так считала, потому могла в редкий момент не скрывать своих чувств и эмоций и проявить свою истинную сущность, выплеснуть душу, которую та заточила в железной клетке, чьи прутья были холодными, как стены Чрева.Словно чернильная лужа, тень текла вслед за Леди, напоминая ей о том, кто же она на самом деле, о чём сама женщина так сильно хотела забыть. Прошлое никогда не прощает ошибок и лишь тихо сидит в закоулках памяти, словно хищник, выжидая, когда же настанет момент напомнить о себе. Оно напоминает призрака, следующего по пятам за человеком, желающим избавиться от его постоянного общества, но никак не в состоянии это сделать. Так и печальные воспоминания о прошедших днях годами мучили Хозяйку, с каждым разом становясь всё тяжелее и тяжелее, обвивая женщину, словно тяжёлые цепи, из которых практически невозможно вырваться. Вот Леди подошла к зеркалу, которое, несмотря на трещины на поверхности, всё равно довольно точно отражало профиль Хозяйки, но женщина стояла к стеклу спиной, закрыв лицо волосами. Лёгким движением тонких изящных рук она распустила густой пучок, в следующую же секунду упавший ей на спину, словно смоляная волна, и,коснувшись бледными пальцами фарфоровой маски, сняла её, перевела дыхание и обратилась к зеркалу, чей ответ не удовлетворил женщину. Осколки будто издевались над Леди, отражая вместо утончённой красавицы уродливую старуху, чьё обезображенное морщинами лицо выглядело одновременно насмешливо и мерзко. В глазах уродки не было видно ничего, кроме застывшей ненависти и жажды мести, которая поглотила всё её тело. Белоснежная кожа посерела, угольно-чёрные волосы поседели и поредели, а ровная спина согнулась под тяжестью грехов, заполонивших сердце старухи. Хозяйка лишь печально вздохнула, отвернулась от зеркала и надела на лицо маску, после чего вновь повернулась к осколкам, увидев то, что желала и не хотела лицезреть одновременно. Вместо старухи в осколках, будто в стеклянных лепестках, умытых росой, отражалась прекрасная дама в маске, скрывающей лицо, которое должно было быть милым и нежным, но чем дольше Хозяйка всматривалась в своё отражение, тем яснее понимала, что этого быть не могло. Та Леди, живущая среди осколков зеркала, была похожа на ростовую фарфоровую куклу — прекрасную, но неживую, словно сделанную руками искусного мастера с лица неизвестной женщины. В тот момент Хозяйка неожиданно поняла, что совершенно нет разницы в том, будет ли она смотреться в зеркало в маске или же снимет её, это изменить лишь незначительные детали. Проблема была в том, что никогда отражение не будет принадлежать самой женщине, вместо неё в зеркало будет всегда глядеть кто-то другой, в роль которого Леди так искусно вошла и уже несколько лет не может выйти.Хозяйка давно не помнит, кто же она на самом деле, или же просто пытается сделать видимость этого, пряча истории о своём прошлом в дальних уголках подсознания. Лишь иногда в её голове мелькают смутные воспоминания, от которых она сама была бы не прочь избавиться, но до сих пор не решилась на это. С одной стороны, забудь Леди обо всём, она обрела бы долгожданную свободу, но, с другой стороны, что она принесёт ей, обречённой на одиночество среди холодных стен подводного ресторана, ставшего тюрьмой не только для ни в чём не повинных детей, но и для неё самой. И лишь две вещи не дают Хозяйке утонуть в океане её собственной печали и боли — медленная песня, успокаивающая саму Леди и всех, кто только услышит её, и десятки деревянных кукол, стоящих и лежащих на столах и полках, пусть и выглядящих довольно нелепо, но многое значащих для Хозяйки, будто они напоминали ей о счастливых моментах прошлого, которые, оказывается, пусть и редко, но вполне имели место быть. Именно к ним сейчас направлялась Леди, расстилая за собой шлейф тени и чёрной ауры, летящей за её изящным силуэтом. Наконец-то перед глазами Хозяйки появился желанный стол, на котором её ждали деревянные "воспитанники", преданно смотрящие на женщину своими искусственными глазками. На некоторых из них даже не было одежды, поскольку слепому Сторожу было слишком трудно сшить красивые наряды для кукол самой Леди с его-то портновскими способностями, поэтому платья получали лишь самые дорогие "воспитанницы", одной из которых была Меноко, одна из первых кукол Хозяйки, старая, как само Чрево, что отразилось на её внешнем виде. Именно на неё хотела сначала взглянуть женщина, но тут же заметила, что подушка, на которой обычно восседала Меноко, была пуста. На минуту Леди замерла, оглянулась и вышла из комнаты с куклами, словно предчувствуя что-то странное.После беспокойной ночи Кубо спал недолго, беспокойно, поэтому, как только почувствовал щекочущий луч солнца на лице, открыл единственный глаз и осмотрел комнату. Со вчера в ней ничего не переменилось, вокруг снова царил хаос, приправленный клубами пыли и паутиной по углам, но сегодняшний день добавил нечто новое в мрачную обстановку. Старая деревянная дверь была открыта — видно, замок вышел из строя после вчерашней качки. Юный музыкант отряхнул испачканное пылью кимоно, подумывая о том, что неплохо было бы найти где-нибудь таз с чистой водой и брусок мыла, чтобы искупаться и выстирать одежду, потому смело, с верным сямисеном наперевес, вышел из комнаты, пытаясь остаться незамеченным и лишний раз не пересечься взглядом с кем-нибудь из местных. Впрочем, с первой же минуты самурай понял, что Чрево гораздо загадочнее и темнее, чем он думал - в коридоре, прямо напротив комнаты, в которой тот провёл ночь, сидела деревянная кукла в жёлтом кимоно, которое Кубо уже где-то, кажется, видел...