26 - Энергия (1/1)

Восемьдесят-семь любит поступать разумно. Он быстр, но рационально планировать, взвешивать все за и против можно и быстро?— а не совершать экстремальные поступки.Сейчас он не планирует. Когда Пятьдесят-один подается вперед, захватывая его губы, и совместный, объединенный запах его и Гэвина ударяет Восемьдесят-семь в голову, тот утрачивает все разумные мысли. И просто мысли, когда Гэвин принимается покрывать шею Пятьдесят-один поцелуями и засосами?— эти красные пятна пробуждают в сердце Восемьдесят-семь какие-то совсем уж низменные инстинкты, далекие от рациональности.Гэвин между его коленей, прижимается к нему спиной, горячий и распаленный, и даже одежда сейчас кажется лишь незначительным препятствием. Пальцы Восемьдесят-семь находят голое бедро Пятьдесят-один, и между ними препятствий совсем нет?— только Гэвин, но сейчас он не помеха, а естественное, необходимое дополнение. Его влажные волосы щекочут ухо, шею, подбородок, и Восемьдесят-семь так опьянен этим ощущением, что даже не сразу понимает, что означает металлический звон и скрип молнии.—?Стой,?— выдыхает он,?— погоди!—?Нет,?— Гэвин дергается, хватая Пятьдесят-один за талию……и тут же охает, потому что Пятьдесят-один резко двигается вперед, упираясь в плечо Гэвина одной рукой, помогая себе другой, прежде чем кто-то успевает его остановить.Он не собирается слушать никого из них. Он издает сдавленный стон, его глаза закрыты, он не останавливается, пока не насаживается до конца, а руки Гэвина слишком трясутся?— Восемьдесят-семь чувствует,?— чтобы удержать его от резких движений.Пятьдесят-один всегда такой?— он не умеет колебаться, не умеет бояться, он всегда делает что собирался. Восемьдесят-семь любит его за это неимоверно, но сейчас ему страшно. Это даже не влечение, а жажда выживания?— все слишком спонтанно, слишком опасно, слишком безудержно.Слишком грубо.—?Черт,?— шипит Гэвин, вздрагивая, Восемьдесят-семь чувствует его дрожь всем телом,?— чееерт… Коннор…Да, это вопрос выживания?— но все же Восемьдесят-семь хочет, чтобы они запомнили этот момент, запомнили их первый раз.Как что-то хорошее.Он обхватывает пальцами ладони Гэвина, прижатые к бедрам Пятьдесят-один, медленно ведет вверх, направляя, показывая ему, как доставить удовольствие. Как сделать так, чтобы Пятьдесят-один понравилось. Их ласкающие руки проходятся по животу?— Восемьдесят-семь хочется его облизать,?— поднимаются к солнечному сплетению… Пятьдесят-один стонет?— это низкий, почти животный звук,?— и изгибается, кусая губы до крови, на его лице такая мучительная смесь страдания и экстаза, что сердце Восемьдесят-семь разрывается на куски, а щупальца тычутся в ткань на спине, пытаясь выбраться. Коленями он сильнее сжимает бока Гэвина, пока его руки поднимаются по рукам Пятьдесят-один в отчаянном порыве нежности и попытке успокоить их всех.Пятьдесят-один начинает двигаться.Раскачивается, стискивая плечи Гэвина пальцами до белых костяшек, покрывая его лицо поцелуями, покрывая поцелуями лицо Восемьдесят-семь, и тот не выдерживает?— обхватывает его затылок, притягивает голову к себе и снова целует глубоким, потрясающе нескоординированным поцелуем. Пятьдесят-один дышит ему в губы, короткие влажные выдохи смешиваются со стонами, его мышцы каменно напряжены, как будто он сражается, а не занимается любовью.Это заводит Восемьдесят-семь сильнее, чем следует.Он горит, он сжимает зубы, чтобы сдержать стон, когда движения Пятьдесят-один становятся сильнее, и задница Гэвина вжимается в его пах, каждый толчок посылает электрический импульс в мозг, взрывается перед глазами крошечным фейерверком. Гэвин запрокидывает голову ему на плечо, и Восемьдесят-семь прижимает губы к его безвольно приоткрытому рту, пылко целует. Тот отвечает?— тянется навстречу, теснее обнимая Пятьдесят-один за талию и прижимая к себе, и их совместный вес вызывает у Восемьдесят-семь головокружение.Он… он так близок…Но он не может, не сейчас. Сначала… сначала он должен…Протянув руки, он обнимает их обоих, нажимает пальцами на горячие точки на спине Пятьдесят-один?— тот так и не выпустил щупальца, и что-то в его болезненной сдержанности перед лицом такой страсти заставляет Восемьдесят-семь корчиться. Но Восемьдесят-семь ласкает их, вырывая из горла Пятьдесят-один почти что крики, и тот двигается все резче, и резче, и резче…И кончает, втыкая когти в плечи Гэвина прямо через одежду, и тому, кажется, только этой боли и не хватало, чтобы дойти до конца. Он извивается, сжимая руку Восемьдесят-семь, шепча что-то бессвязное, в чем смутно угадываются их имена и проклятья…И только тогда Восемьдесят-семь позволяет себе провалиться в темноту.