Глава 2. (1/2)
Усир никогда не задумывался над вопросами морали. И не говорил об этике. Разумеется, он понимал - должен был понимать, что оправдания бессмысленному убийству быть не могло. Во всяком случае, для него. Важна была сама причина. Радость, извлекаемая им из акта умервщления чужой плоти была веской причиной. Он создал из этого - как он сам говорил во внутренних диалогах - своеобразное искусство. Он должен был возвращаться к нему раз за разом, выполняя своё истиное предназначение - разрушать прекрасные вещи.
Встреча с сыном в Ядре снова перевернула с ног на голову маленький ублагопокоенный мирок, в котором он пребывал уже почти месяц. Разумеется, дело было в его брате, его любимом, ненавистном и недосягаемом младшем брате. Вернее, в том, что напомнило о Сэте - полноцветный принт на футболке сына, изображение божества, поражающего копьём змея. На звериной морде божества застыло безразличное спокойствие вечности. Рыжая грива топорщилась.
Рисунок весьма точно воспроизводил инсигнию "Независимости", чёрно-красную, где звероголовый повергал оскаленного змея с соколиными крыльями в отвратиельной аллегории на борьбу оппозиции и Госкорпораций. Откуда эта дрянь взялась у ЕГО сына? Такого холодного, рассудительного, спокойного? Оставившего свой пост в корпорации и практически оборвавшего все связи с семьёй четыре года назад. Но Усир был готов простить отступника - Хор, вернее, его мозг, стоил слишком дорого. Разговора не получилось - в достаточно грубой форме сын отказался от любого сотрудничества, мотивируя это тем, что он слишком занят. Своё время он не намеревался тратить на UGR вообще и на кибербезопасность в частности. Усир не сказал бы, что удивился слишком сильно - мальчик всегда был достаточно свободолюбив, но это желание выпендриться принимало угрожающую форму. Может быть, следует окоротить нрав?..Втайне он лелеял неосуществимую мечту - уложить Сэта. Добраться до него самого, посмевшего спрятаться под надёжной скорлупой из строчек кода,цинизма и собственного тела, превращённого в оружиепротив него, Усира. Кроме него была ещё и вторая цель, но она, эта сучья цель, была неотделима от первой. И Усир даже не знал, как же ему разорваться, как же выкрутиться, найти способ опрокинуть на спину не только Сэта, но и эту шлюшку, которая стояла за плечом у грёбаной крысы и вкладывала в крысиные лапки патроны. Или разгонник. Или догоняла крысиного, мать его, божка присадкой через инъектор, корректируя скакнувшую глюкозу инсулином.
Первое время жила призрачная надежда, что взбесившийся брат поскользнётся на зависимости, свойственной большей части его коллег по цеху. Современная прикладная биохимия породила модельные психоделики и нейротрансферы - мощнейшие стимуляторы и галлюциногены в одной на двоих биорастворимой оболочке. Нажравшийся химии человек испытывал сильнейший душевный подъём и неподдельную эйфорию, которая проникала во все клетки его тела, нанося визит господину Мозгу, минуя напрямую гематоэнцефалический барьер. Хакеры использовали наркотики для стимуляции своей нейронной активности, стирая грань между своим воображением и реальностью. К сожалению, тут Сэта поймать не удавалось -Усир помнил и о том, насколько предвзятым кибершовинистом мог тот становиться, когда дело касалось медикаментозной коррекции. Закинувшись таблеткой-фьюжном, Усир включил автопилот и уставился в боковое стекло, погрузившись в гостеприимные волны ВР, великой и могучей Сети. В этих волнах плыло и покачивалось изображение Владыки-из-Омбос, рыжеволосого злобного божества - как мулета матадора, дразнившее воображение и возбуждающее аппетит.
Он даже не знал, что же он на самом деле хотел сделать с Сэтом - желание овладеть, подчинить себе, превалировало над желанием изломать, как куклу, расчленить, вывернуть наизнанку,растерзать, изваляться в выпущенной крови, даже пожрать сердце и внутренности - у Усира было крайне богатое воображение. Он бы с удовольствием продемонстрировал парочку любительских пыток и на прекрасной блондинке... Но, к сожалению, с этим бы пришлось повременить. Можно было насладиться мыслями о том, что рыжая крыса - самая прекрасная цель. Которую дополняет изысканный десерт - та маленькая шлюшка, породистый щеночек с холёной блестящей шубкой. И сладко поразмышлять о том, что же он сделает с обоими разом. Большинство его случайных партнёров узнавали на себе все его фантазии и изыски. Онстарательно превращал их последние часы в царство запредельной боли и агонии. Он с тщанием выбирал свои будущие жертвы - все его мальчики были похожи, как родные братья - с нежной не загорелой кожей, с худыми подростковыми телами, со схожими чертами лица. Он наслаждался страданиями. Жаль, что эти мальчики оставались с ним ненадолго - на день, два, пока тела не начинали портиться.
Они устраивали его в первозданной форме - изящные мёртвые куклы с обескровленными кожными покровами, с беззащитно подогнутыми пальцами и большими красными ртами, которые он открывал на их шеях.В их расширенных смертью зрачках Усир видел отражение своего брата. Своих мальчиков он укладывал с собой впостель, ласкал их - уже не могущих оказать сопротивление, называл чужим именем. На время ему удавалось избавиться от своего одиночества, но наступало утро, и приходилось избавляться от потерявшего очарование мёртвой плоти трупа. UGR могла предоставить своему руководителю всё, что угодно, в том числе и полную неприкосновенность его частной жизни. Такие мелочи, как уборка номера, его не волновали - деньги решали всё. Враньё это, когда говорят, что они - не главное. Какая разница, кто ты и откуда, если на твоём счету достаточное количество кредов - перед тобой раскроются любые двери. Можно купить всё, в том числе молодость, здоровье, чужую кальку мнемософта, воспоминания, подделать корпоративные документы, ИК, медицинские справки. Говорят, что не в деньгах счастье. Враньё. Именно креды открывали любые двери. Они были универсальным кодом, перед которым бессильны любые стены и замки. На хуй мораль, если у тебя есть власть, и деньги. Что там говорит эта "Независимость" с их дурацкими принципами? Общедоступный бесплатный доступ в дигитальный мир? Анонимность и свобода? На что они надеются - поставить раком госкорпорации? Положить энергоснабжение на лопатки и использовать безопасные возобновляемые источники? Ха. Если бы сильным мира сего на самом деле мешала горсточка анархистов, то вопрос их существования был бы давно решён. Чёрт его знает, куда Сэт спрятал базу, в какую дыру их из-под носа федералов сдуло четыре года назад, но это тоже только вопрос времени. Как и поимка всей отбитой шайки. Вот в том, что лидера анархисты не выдадут в обмен на допуски, на помилование, да на что угодно, Усир был уверен. А жаль, жаль... Мысли под фьюжном были неторопливые, вязкие и путаные.
Взгляд задержался на фасаде здания старой постройки - бетонная глухая стена была расписана уличным художником под фреску эпохи Ренессанса, уродливо пародирующую потолок Сикстинской капеллы, где сплетались фигуры в силовой броне регулярной армии, синих медицинских халатах, сивилл изображали уродливые тучные старухи, а сцену сотворения человека интерпретировали по-новому, поместив на место Адама тека, "нового человека", перестроенного в лабораториях до неузнаваемости. В роли Бога-творца выступал сам Президент, бессменный и всемогущий, с лысым морщинистым лбом Сократа, он плыл в палевых облаках в тоге патрикия, окружённый сонмом министерства, опираясь на солдат в "скорлупе". Тек улыбался пустым гладким лицом. В люнетах страшного суда кнехты и современные послушники новых киберрелигиозных течений с соколиными крыльями, очевидно, изображавшие ангелов,несли атрибутику современных борцов за свободу - персональный имплантируемый базис, ампулы с биохимическими высерами подпольных барыг и инструменты хирурга, лица Христа и Девы Марии были скрыты за шлемами наёмников, а ад изображал заседание кабинета министров во время принятия нового закона. Между фигурками сновали путто, бескрылые жирненькие голые младенцы с половыми органами гермафродитов. Фреска была свежая - потёки краски ярко блестели в свете уличного освещения. Боты клининговой компании смывали её вместе с верхним слоем штукатурки. Давно следовало бы запретить это ублюдство, называемое уличным искусством. В Ядре Метрополии не место всякому дерьму на стенах. Правда, супруга курировала выставки этих наивных мальчиков и девочек... Бесполезное занятие, но весьма в духе Исис - делать вид, будто она занята делом, не прилагая никаких усилий для того, чтобы быть хотя бы чем-то полезной.
Приходило время расставания с новым другом. Он расчленял тела, раскладывая их по большим мусорным пакетам, чтобы послушные киберы-уборщики утащили органические отходы в ёмкости с жидким липофагом. Оставлял их, как отбросы. Потом пил отвратное пойло - коньяк, в который он щедрой рукой добавлял кислотку и стимуляторы, выпадающие кристаллическим осадком на дно стакана - до тех пор, пока комната не начинала кружиться перед глазами, блевал в раковину, трезвел, засыпал на изгаженных простынях, чтобы вновь проснуться одиноким.
Брат был недосягаем - клановые принципы хакеров оставляли его неприкосновенной персоной, каждая из крыс, повинуясь стадному инстинкту защищать своего от вторжения извне, образовывала магический цифровой круг, через который невозможно было - ну, или почти невозможно пробиться лягалам. Во всяком случае, ничего, кроме пары фото, за последний год Усир получить не смог.Впрочем, этого было достаточно. Тёмно-зелёный, почти чёрный, квадратный, архаичный - памятник самому себе и яповскому ушедшему в прошлое автопрому "Патрол" был достаточно приметной машиной. Тем более, что на ходу осталось их не так уж много... Каким бы хитрым и изворотливым ублюдком не был Сэт, всегда найдётся кто-то, способный сожрать даже такую крупную и костистую рыбу.
Ночь. Чернильный, индиговый купол неба с серебристой дорожкой Млечного Пути над базой "Независимости". В Голубых блёстках неоновых огней и дрожащих холо Ядра, имитирующих ночное небо. На внешнем кожухе вентсистемы оседает зябкая изморозь. Надель, образовывающаяся из конденсата, покрывает турели Периметра.
Ночь, наполненная болью - в своей неуютной комнатушке Хор осторожно прижимает к повреждённой глазнице пропитанную анестетиками и антибиотиками марлевую салфетку - на этот раз Анпу не пожалел ни медикаментов, ни времени. Имплантированная оптика, заменившая разорванную сетчатку, обладающая крайне высоким уровнем адгезии к тканям, казалась чужеродной. Пока что. Малейшее движение глазного яблока вызывало боль. Анпу даже проявил нечто, похожее на сочувствие. Или на извращённое любопытство - разглядывая глазное дно Хора в офтальмоскоп, он участливым тоном спрашивал, что случилось. Натолкнувшись на стену озлобленного отторжения, зашёл с другой стороны, ведя разговор на нейтральные темы. Возможно, он ему даже сочувствовал, кроме того, к мнению медика прислушивался Сэт. Инструменты подавала ему миниатюрная девушка, с очень тёмной, как бы лоснящейся кожей, чем-то похожая повадками на гладкую чёрную кошечку. Звали её то ли Бесс, то ли Баст.Ночь - заинтересованная. С высоты хирургической кровати Хор рассматривает медика - да, может быть, и в самом деле красивый. Язык не повернётся сказать, что хрупкий -под кожей обнажённых рук зло ходят длинные мышцы. И холодный. Лицо - как скульптура, застывшее, безразличное. Много пирсинга, даже чересчур - септум, нижняя губа, уши, скорее всего - язык. Невысокий - на полную ладонь ниже самого Хора. Жилистый, как будто пол жизни провёл, убегая от кого-то. Интересно, он и на ощупь такой же - жёсткий, как подошва, твёрдый и холодный? Но складный, удивительно складный. Хор с лёгким удивлением обнаружил в себе даже какой-то плотский интерес к этому человеку. На секунду представил свои ладони на поджаром животе - тёмные на такой коже. Поднял глаза, встретился с ледяными радужками Анпу, и ответом на его заинтересованный взгляд был сущий звериный оскал, явно говорящий - "Только попробуй."Ночь, остро пахнущая кварцовкой в смотровой, антисептиками, чужой кровью и сладкой белковой вонью реплантата сетчатки с комбинированной оптикой. Выражением лица он чем-то напоминает того шакала из учебника по истории, который сторожит ковчежец с внутренностями фараона Тутанхимена Хекаиунушемы - был такой фараон, самый знаменитый, наверное, оставшийся в памяти людей. Странно. Исчезла культура, исчез Каир, исчез Берлинский музей, а люди помнили имя. На развороте в учебнике на золотом кубике ковчежца лежал шакал, смоляно-чёрный, невозмутимый - вот такое выражение лица было у Анпу.
Жрущая - где-то на границе зоны отчуждения, под самым Периметром, волчья стая загнала метаоленя - хрупкое копытное с большими глазами и изящными рожками. Мощные челюсти со смаком смыкаются, пасти чавкают ещё живой плотью, пенятся кровавой слюной.Ночь, наполненная опасностью - на пневмоподвеске покачивается припаркованный в тёмном гнусном углу фургон органлеггеров, хищников Дна. Через час всё, что осталось от очередной жертвы, сольётся в утилизатор. Ярким живым огнём пылаетмусор в импровизированном мангале - бочке из-под хлоргидрата. Руки - заскорузлые, покрытые грязью, греются в этом пламени.
Ночь, скрытая ото всех за закрытыми дверями, наполненная медленным движением навстречу друг другу, нивелирующая агрессию, сводящая к закономерному результату весь день, прожитый под маской отрицания всего, отрицания чувственности ради тайного счастья украденных мгновений. Кончики пальцев нащупывают жёсткую структуру ткани - это одежда. Плотную и скользящую - кожа, слабо светящаяся в жуткой темноте собственной белизной, без модифицированного пигмента. Ночь, погружённая в тепло дыхания и серебряный холод.
Ждущая в каре, стилизованном под ретромобиль полуторавековой давности роскошная блондинка в платье, открывающем крепкое юное тело между лаковыми шнурами, набирает кому-то сообщение. Последняя мода отрицает нижнее бельё, и через сеть видны и золотые накладки на сосках, похожие на цветочные бутоны, и безволосый лобок. Синий блеск экрана ложится на покрытую сверкающей, золотистой, невесомой пудрой кожу женщины. Она улыбается.
Ночь пёстрая, яркая, душная, воняющая феромонами, с запахом калипсола и дорогих духов - в "Небесах", закрытом клубе для высшего общества - извивающиеся полуобнажённые тела, сверкающие от пота и мономолекулярной плёнки. Лица, изуродованные макияжем. Искажённые хирургией и молдами киборгизации. Музыка, обрушивающаяся на полубезумных тандоров, одурманенных гормональными стимуляторами и наркотиками.Ночь - агонирующая. Где-то в лабиринтах Метрополии у загаженной ниши в луже собственной мочи и рвоты отъезжает любитель нейротрансферного кайфа -днём это был примерный отец семейства, ночью - просто ещё один раб корпорации, купивший парочку джеков у барыги, решивший присосаться к ВР через прова-нелегала с хостом где-то в Европолисе. А может быть, кто-то просто сунул плоскостной нож порядочному гражданину в брюхо, и он умрёт ещё до приезда кареты скорой, и замученный сменами фельдшер безразлично упакует его в мешок.
Ночь - тоскливая. Чернокожая помощница Анпу грела кофе на маленькой спиртовке. Она была бессменной медсестрой, ангелом-хранителем медчасти "Независимости", и питала искреннюю, но неразделённую любовь к своему безэмоциональному руководителю. Анпу же обращал на неё внимания не больше, чем на клопа. Он скалил звериную линию зубов в недоброжелательной улыбке, когда кто-то приближался к нем, предупреждая, что лучше не переходить границы.Маленький поисковый кибер "Jkl", похожий на забавную четвероногую игрушку-собаку, отличался от своего раннего прототипа, Айбо, набором рецепторов-уловителей, посаженных на гибкие полимерные соединения шеи. Бионическая копия гибрида вомероназального органа змеи и обонятельных волосков насекомых улавливала высокомолекулярные запаховые метки. "Jkl" будет преследовать свою добычу, подсаженный на молекулярную метку, подчиняясь программам преследования, самопротекции и подчинения, передаваемых незримыми хозяевами последовательностью кодированных импульсов. Остановить кибера, фиксирующего каждый вдох, каждое слово, каждый шаг жертвы можно только стерев приказ из его памяти, а это не так-то легко сделать извне.