Время для перемен к добру (Иви Куаре, Ульдрен Сов; драма, дружба, hurt/comfort; 769 слов) (1/1)

Иви лежит щекой на чём-то тёплом и мягком, странное ощущение, так давно уже не бывало. Окончательно просыпаться не хочется, но любопытство щекочет изнутри: что же это такое у неё вместо подушки? Иви глубоко вздыхает и приоткрывает один глаз. Моргает, открывает второй...Её голова покоится у Ульдрена на коленях, плащ, которым она была укрыта, лежит где-то в ногах, но тепло и так. Иви прикусывает губу. Лёгкое мерное дыхание сообщает, что Ульдрен ещё спит. Будить его совсем не хочется, лежать Иви удобно и мягко, и ещё как-то неописуемо — она не может подобрать слово, которым называется это ощущение: словно крошечные искорки или капельки Света просачиваются ей под кожу и растворяются в её собственном Свете, горячие, но не жгучие.Звёзды за иллюминатором всё ещё вытянуты в люминесцентные линии, а часы на стене кают-компании показывают, что до Последнего города им лететь ещё больше часа. Иви чуть поворачивает голову, рассматривая чужие черты, смягчённые сном. Татуировка на щеках блёклая, почти призрачная, и при тусклом корабельном освещении на коже заметна едва-едва и почему-то это Иви смешит. И очень хочется провести по ней пальцами, желание это даже не детское — котёночье, непонятно откуда выглянувшее. Кончики пальцев покалывает, и Иви отводит глаза, поднимая взгляд выше.Раньше ей и в голову не приходило, что ресницы могут расти как-то по-особенному, но она никогда раньше и не изучала чужое лицо так, как у Ульдрена — он спал полусидя, подбородком почти упираясь в грудь, и их лица разделяло едва ли больше тридцати сантиметров. Обычно у людей, насколько Иви могла оценить, ресницы делались повнушительнее на серёдке. У Ульдрена ресницы росли очень густо, но у внутреннего уголка глаза они были короткие — а к внешнему, наоборот, удлинялись. Из-за этого казалось, что глаза у него подведены.Пальцы колет совсем невыносимо, и Иви сдаётся. В конце концов, она охотница — терпение никогда не было её сильной стороной. Иви кончиками пальцев касается края татуировки у верхнего века, и Ульдрен чуть не ломает ей нос. Он тяжело дышит, зрачки совершенно слепые, и, кажется, даже не понимает, что едва не нокаутировал Иви головой в переносицу. И не видит, и не слышит ничего. Это страх — такой сильный, что сносит рассудок начисто — тёмный, больной, пережитый в прошлом, о котором Иви может только догадываться. Неконтролируемый, дикий настолько, что остались только физическая память тела и инстинкт защититься любой ценой.И когда Иви выворачивается и сдавливает загнанное подобие человека одним захватом, замыкая в объятия, тот рвётся так, словно от этого зависит его жизнь. Молча, яростно, изо всех сил. Кто бы мог подумать, что в высоком, но худощавом Ульдрене окажется столько силы. Иви на мгновение кажется, что она удерживает танк. А потом случается осознание происходящего. Хрип. Воздух ртом. И обмякший в захвате Ульдрен. С вернувшейся на место головой.— Вета?.. — зовёт Ульдрен. Едва слышно, больше выдохом, чем голосом, и смотрит так, словно, подобно самым могучим колдуньям Улья, собирается выпить душу взглядом.— Это был не Паук, — произносит Иви, не спрашивая.Ульдрен молчит, восстанавливая дыхание. Он сидит, обнимая колени, сжавшись, съёжившись, словно они не на огромной эшевой ?Ит’Атараль?, а на крохотном ивином ?Зимородке?, где колени к подбородку и нет лишнего пространства для кого-то ещё.На часах третий час ночи по Городу — время кошмаров и самоубийц.— Прости меня, — говорит Иви. — Мы должны были... — она замолкает, сдавливает ладони в замке — намертво. — Я должна была проверить все эти слухи раньше. Тебе бы не пришлось через всё это проходить, если бы я была... — Иви прикусывает губу.— Вы нам жизнь спасли, — тихо произносит Ульдрен. — Мне и Глинту, хотя не обязаны были этого делать.Иви резко качает головой. Протест комом стоит в горле. Привычный и знакомый, он болью обжигает грудь, стоит только попытаться его сглотнуть. Одно воспоминание о том, через что пришлось пройти Ульдрену из-за её халатности, ранит: бесконечные нападки Стражей, одиночество и постоянный страх за Глинта. Ранит мысль о том, как Ульдрену удалось остаться настолько добрым после всего произошедшего, о том, что в нём достаточно сострадания, чтобы ни в чём её не винить.— Вета. Спасибо.У Иви перехватывает дыхание. Они сидят в полной тишине, смотрят то друг на друга, то отводя глаза куда-то вбок, а потом Иви решает, что это не дело, протягивает руку и касается ладони Ульдрена. Она у него оказывается немного прохладной и напряжённой, и ещё сильнее холодеет, стоит его коснуться. Ульдрен вздрагивает и свистяще выдыхает, растерявшись вконец, и Иви вдруг кажется это таким... трогательным.— Почему ?Вета?? — спрашивает Иви, осторожно поглаживая костяшки большим пальцем.— Это такое растение, — Ульдрен глубоко вдыхает и выдыхает, выпрямляется, но руку не отнимает. — Аналог земного клевера-трилистника. Символ удачи и... перемен к лучшему.Ульдрен выглядит уставшим, почти измученным, и в то же время он улыбается — улыбается так светло, что внутри у Иви всё переворачивается. В голове пусто. Сердце бьётся очень часто, и Иви чувствует себя восторженной идиоткой.Странник, она восторженная идиотка и есть.