Нельзя быть недостойным спасения (Иви Куаре, Ульдрен Сов, Эш-9; драма, дружба, hurt/comfort; 770 слов) (1/1)
Говорить ?помогите мне? кажется слишком неуместным и жалким. Ворон не знает, что сказать, что вообще говорят люди в таких ситуациях, поэтому просто игнорирует вопрос, прощается и блокирует канал связи. Прикрывает глаза.В сотне километров от него, где-то посреди Четырёхрогого ущелья, Эш молча стискивает кулаки, хотя больше всего на свете он хочет схватить Ульдрена за плечи и изо всех сил встряхнуть. Или даже вписать его лбом в стену. Потому что Эш чуть не сошёл с ума, пока Иви пыталась продавить вопрос по Ворону через Консенсус, потому что они сделали всё, чтобы спасти его, чтобы защитить его, а этот идиот...Идиот, который нуждается в любви и поддержке, но слишком горд, чтобы попросить об этом, слишком упорен, чтобы даже признать то, что он одинок, что просыпается от неясных кошмаров, что не спал нормально несколько месяцев и живёт на кофе и упрямстве.Эш крепко сжимает кулаки, заставляя себя дышать спокойно. Кьюнг на Европе, и если он сейчас закатит истерику, это не приведёт ни к чему хорошему.В миллионах километров от них, в Последнем городе, Иви стягивает с головы гарнитуру связи, выдыхает и поднимает глаза к небу, по которому разливается розовое с золотом зарево заката. Она не знает, что делать. Но точно знает несколько вещей.Первая. Когда ты каждый день на глазах других людей, проникающих под саму кожу, неприветливых, считывающих каждый твой шаг, слишком опасно выставлять боль наружу.Вторая. Чем сильнее и дольше горишь, тем меньше от тебя остаётся. Пустая оболочка, наполненная горьким пеплом. И в итоге даже спасать может оказаться нечего.Третья. Гореть в одиночестве — в тысячу раз больнее.Проклятье.Нельзя оставлять его одного.В конце концов, Иви охотница — нырять, так с головой.???— Я благодарен вам с Эшем за помощь, но сейчас, думаю, тебе стоит уйти, — говорит Ульдрен.Иви сжимает губы.— Я не уйду, пока ты не ответишь на вопрос. Я уже сказала тебе.Иви подступает ближе.От Ульдрена пахнет королевским листом. Иви с самого начала знала, что будет непросто, очень непросто, настолько непросто, насколько может себе представить девчонка из приюта на окраине Города, но от Ульдрена свежо и горько пахнет королевским листом на всю комнату, и это ставит Иви в тупик.
В повисшей тишине Ульдрен просто смотрит на Иви грустными глазами ребёнка, который уже знает, что его накажут, но пока не понимает — за что. А потом, наверное, забывшись, произносит несколько слов на языке пробудившихся.Он продолжает говорить, сначала — тихо, медленно и очень проникновенно, потом, очевидно, осознав, что Иви его не понимает — быстрее и громче, бурно жестикулируя, а Иви просто разглядывает его так, будто перед ней гарцует на дыбах крылатый единорог, рассыпая горстями волшебную пыль.Чёрный — как просто остаться незамеченным в ночном мраке, если выучиться ходить бесшумно, как кот — плащ перепачкан кровью, издержки профессии, ты же знаешь, Иви — и Иви знает. А ещё она знает, что у Ульдрена блестят глаза.Выражение в стеклянном взгляде сложное, и Иви не знает, за какую грань уцепиться, чтобы не порезаться.От Ульдрена пахнет королевским листом.И горем.Страхом.У него дрожит нижняя губа.Слегка конвульсивно, будто непроизвольно, морщится нос, будто он готов вот-вот расплакаться. Ульдрен вздрагивает, часто-часто моргает и пытается отвернуться. Тогда Иви обхватывает его руками и обнимает.В груди что-то лопается.Ульдрен дёргается от этого прикосновения, как от огня, но Иви не отпускает его, не может. Она пыталась не напирать, пыталась не быть пугающе настойчивой, не здесь и не сейчас, но это же Ульдрен.Это же Ульдрен, с грядущим присутствием в Башне которого смирилась уже даже Икора. Это же Ульдрен, которого Иви защищала перед Консенсусом последние три дня, и за эти три дня спала она суммарно лишь часов шесть.Иви слышит, как трещит ткань плаща в чужом кулаке. Она не хочет отпускать. Но отпускает. Осторожно отстраняется, отодвигается и тонет. Глаза у Ульдрена огромные и глянцевые. Цвета светлого акациевого мёда. И он просто смотрит. Иви не знает, что теперь делать. Она опускает одну руку и накрывает сверху ладонь Ульдрена.— Я не обещаю, что всё наладится по щелчку пальцев, — на выдохе говорит Иви.— Что?— Что не будет никаких проблем, тоже не обещаю — на словах все, разумеется, поступок Паука не одобряют, но, что будет на деле, я не знаю.У Иви в груди печёт. Дрожит. Происходящее отдаёт для неё сюрреализмом, но это происходит в реальности, прямо здесь, прямо сейчас. Происходит.— Я понял, — кивает Ульдрен. — Ты ничего не обещаешь.— Обещаю. Что мы тебя тут не оставим. А если кто-то скажет что-то против, Эш его подержит, пока мы с Кьюнг будем его переубеждать.— Я, знаешь ли, тоже умею...— У нас это получается лучше.Ульдрен молчит, подбирая слова, и Иви его не торопит.— Почему это звучит примерно как: ?Мы заберём тебя в Город, даже если кто-то будет против. Даже если этот ?кто-то? — ты сам??— Вообще-то, именно это я и сказала, разве нет?