Часть 1 (1/1)
Мы курили за школой, когда он мне об этом сказал. Ускользая взглядом в сторону, нервно затягиваясь:— Знаешь, Шэйн… Я думаю, что я гей.Я помолчал немного, переваривая информацию. Потом спросил:— Думаешь? Или уверен? Это разные вещи.— Нет, наверное, не думаю. Знаю.— Хм.Ну что же, гей – значит гей.Серые глаза удивленно захлопали.
— И ты… Тебе не противно?Я даже разозлился, если честно.— Мне все равно. Понятно? Ты мой друг.
Мне действительно было все равно. Говорят, что гомофобами становятся латентные пидарасы – так вот с этим у меня все было в порядке. С девственностью я благополучно рассталсяеще в 12 лет со своей одноклассницей.Я не вел списка своих донжуанских побед, но к выпускному классу количество партнерш наверняка перевалило за сотню.Все-таки я спортсмен, как-никак, да и внешне не урод — чего уж скромничать.Девчонки сами на меня вешались, не приходилось даже прилагать особых усилий. Вот с Чарли другая песня. Худенький, хлипкий – ни роста, ни мускулов. Не мальчик, а… котенок. Да, точно. Маленький пушистыйкотенок.Такой же беспомощный и трогательный. Даже глаза у него были чуть кошачьи: огромные, в пол-лица, темно-серые, с длинными ресницами.
Мы с Чарли были друзьями много лет. Смешное, конечно, несоответствие: я – футболист, огромный как шкаф, и Чарли – похожий на девчонку ботаник. Но попробовал бы кто-то над этим смеяться! Не позавидовал бы я тому человеку.
Наверное, если бы мы познакомились в старшей школе, то друзьями не стали бы. Знаете, сколько условностей в этом возрасте приходится соблюдать, тем более таким «популярным», как я, ребятам. Но мы, к счастью, познакомились еще в детстве – тогда было плевать на то, кто «ботаник», а кто «звезда». Да мне и сейчас плевать, если честно. Бред это все. Но внешние приличия соблюдать приходится.Подружились мы, как это всегда бывает в детстве, в один день.Чарли плакал в туалете. Это не сверхординарный случай: в любой школе каждый день кто-то рыдает в туалете. Я уже было прошел мимо, но… Он плакал так горько и безнадежно, что мне стало очень не по себе.
Я подошел, опустил ладонь на плечо ревущего мальчишки: — Эй!Он чуть дернул плечом, сбрасывая мою руку. Гордый. Но и я тоже не лыком шит.— Тебя кто-то обидел?Сопение и всхлипы.— Скажи мне. Я разберусь.Мальчик поднял зареванное лицо:— Никто меня не обидел.— Тогда почему ты тутхнычешь как девчонка?— Ну и хнычу, да! – сквозь слезы, неожиданно зло крикнул мальчик. – Хнычу! Посмотрел бы я на тебя, если бы утебя мама заболела!Я отлично помнил, как сам рыдал по ночам в подушку, когда моя мама после аварии две недели лежала в больнице. Мне стало жалко этого мальчишку.— Слушай, пацан, но ведь плакать – это все равно не дело, да?— А мне до лампочки. Тебе-то что? Хочу – и реву.Он уже не рыдал, только судорожно всхлипывал да слезы катились по мокрому красному лицу.И серые глаза зло блестели на меня из-под ресниц.— Мне-то? Хотел предложить тебе сбежать вместе с уроков. Но раз ты не хочешь, что ж поделать. Смоюсь один. Мороженое пойду в парке есть. – Я помахал у него перед носом извлеченной из кармана двухдолларовой купюрой.Мальчик хмыкнул – мол, ишь чем купить захотел! Каким-то мороженым.Но у меня в рукаве оставался самый главный козырь.— А потом мы могли бы вместе навестить твою маму. В какой больнице она лежит?Он вскочил с пола.
— Я только сбегаю в класс, вещи заберу! Подождешь?Вот так мы с Чарли и подружились. Он был очаровательный, забавный, смешной. Ну точь-в-точь серыйпушистый котенок. И моей маме он очень понравился. В детстве мы были неразлучны. Торчали целыми днями то у нас дома, то у Чарли. Его родители меня обожали – ну еще бы, я был единственным другом их довольно-таки нелюдимого сыночка.Но потом мы начали подрастать: у нас появились разные интересы и разные друзья. Чарли всегда был слишком хрупкимдля спорта. Я же вымахал чуть ли не в два метра ростом еще в восьмомклассе и школьный тренер, не особо-то спрашивая моего согласия, записал меня в футбольнуюкоманду.
Чарли, с такой внешностью и харизмой, была самая дорога в драмкружок. Тем более, его там страстно желали видеть: мальчиков в драмкружке было раз-два, и обчелся. Но Чарли стойко сопротивлялсянапору девчонок-театралок и руководительницы драмкружка, пожилой мисс Саммерс. Он выбрал для себя биологию — видать, решил пойти по стопам своего знаменитого тезки. Препарировал лягушек с десятком таких же ненормальных живодеров, как сам, и выращивал плесень в любимой вазе своей мамы. Я этих его увлечений не понимал и не разделял. Потому к выпускному классу у меня и Чарли были уже полностью сложившиесядва разных круга общения.Но я по-прежнему считал его своим лучшим другом. И он меня тоже.Потому и признался в том, что гей, мне первому.— Ну что ж теперь поделаешь. – Я хлопнул его по плечу. – Не кисни. Свалишь из этой забытой богом дыры, найдешь себе парня, — прозвучало это чуток дико, и я едва не заржал, как полный кретин.
— Подбодрил. – Чарли грустно улыбнулся.
— Мы все не без изъяна. Я вот курю. Если тренер увидит – мне крышка.
— Дурак ты, Шэйн. Тоже мне, нашел сравнение. – Он кинул окурок себе под ноги, притопнул кедом. – Ладно, пойдем. Перемены осталось всего минуты две.
*********В субботу мы обыграли Ленгсингтон-хай-скул со счетом 10:2.И отмечали оное счастливое событие в тесном кругу в пятьдесятрыл дома у капитана команды. Чарли был с нами. Ребята к нему хорошо относились, и не только потому, что он мой друг.Знаете, существуют в природе такие загадочные ботаны: вроде бы они и ботаны, и хилые, и по всем статьям их надо бить, презирать и окунать головой в унитазв школьном туалете каждое утро – так ведь фиг.Я не знаю, что это – может, чувство собственного достоинства, может, полное и безоговорочное приятие себя со всеми плюсами и минусами, но у Чарли это было. И это защищало его от издевок и побоев лучше любой брони.
Наотмечались мы на славу. Чарли пришлось вести мою машину, потому что я был изрядно нетрезв. Он, интеллигентно матерясь, впихнул меня на заднее сиденье, а сам сел за руль.— Чтоб я еще раз… Спортсмены, а пьете, как сантехники.— Ничего ты не понимаешь, — вяло возражал я с заднего сиденья. – Для нас эта победа как… как… ну как для тебя новый вид лягушек открыть!Чарли замерцал на меня своими прекрасными очами.— Шэйн, открытие нового вида земноводных в современном мире – это действительно было бы заметным событием. А обыграть в школьном матче толпубабуинов – хм, так сказать… И это ведь еще даже не финал был! Представляю, как вы в финале надеретесь.— Если выиграем. Чарльз Нэйман, вы что, моя мама?Чарли устало усмехнулся.— Да ну тебя.Моя же мама, в отличие от Чарли, не стала читать мне нотаций. Открыла дверь, оглядела меня, повисшего на плече у друга, как какую-то диковинную букашку, горестно поджала губы. И, ни слова мне не говоря, обратилась к Чарли:— Ты домой сегодня не едь, ладно? Оставайся здесь. Уже ночь, поздно — мало ли что. Терезе ясама позвоню.
И ушла. Лучше бы онана меня накричала, отхлестала по морде – да что угодно, только не так!Это ее молчаливое осуждение оказалось во сто крат хуже любых нотаций.Да, моя мамочка умеет поставить на место.Чарли, видимо, почувствовал мою растерянность и ненавистьксамому себе.Легонько сжал мое плечо:— Ничего, Шэйн, не расстраивайся. Ну подумаешь – напился. С кем не бывает.Все-таки, хороший он парень. Умеет почувствовать состояние другого человека найти нужные слова… ведь сам же только что проедал мне плешь на тему алкоголизма!Мы пошли в мою комнату. Там было еще одна кровать, и Чарли часто оставался ночевать у меня. Правда, тогда я еще не знал, что он гей… Впрочем, наплевать.В комнате я сразу хотел сразу завалиться спать, ноЧарли с воплями и руганью погнал меня в душ, заявив, что от меня несет, как из клетки с обезьянами.Наконец мы улеглись. Чарли тихонько сопел на соседней кровати. Но я ж так не мог – меня, как напьюсь, всегда тянет на задушевные разговоры.— Чарли.
— Чего?— А как ты понял, что ты… ну, это?— Чего «это»?— Ну… педик.— Шэйн, отвянь, а?— Нет, ну мне просто интересно.— Спи, блин. Завтра рано вставать.……………………— Чарли?— Шэйн, ты достал. Хочешь подушкой по башке?— Не очень.— Тогда заткнись.……………………..— Чарли?...— Бля, ну чего еще?!— Я хотел спросить… это… ну… а я тебе как?— В смысле?— Ну в ТОМ смысле, ты понял. – Я пьяно хихикнул.— А тебе это зачем?— Ну как… мы тут лежим рядом, почти голые, я симпатичный парень, — я опять глупо хихикнул. – И ты ни о чем таком не думаешь?В голову прилетела увесистая подушка. Меткий, поганец.— Ответ ясен?— Вполне.— Я рад. Подушку верни.— А ты попробуй отбери.С кошачьим шипением на меня прыгнуло теплое худенькое тельце.Началась возня: с гиканьем, ржанием, победными кличами, сопением, пыхтением и летящими во все стороны перьями. Чарли ввязался в заведомо проигрышную битву – я легко подмял этого дурачка под себя,уселся на него верхом и принялся колотить подушкой.— Шэйн… идиот! – пыхтел он снизу, прерываемый ударами. – Слезь с меня! Кретин! Ты же весишь почти сто килограммов!— Ни..че..го! – Я тоже запыхался. – Вражина. Вот узнаешь теперь, как в людей спальными принадлежностями кидать!Враг был повержен, в пух – в прямом смысле этого слова, и в прах— в переносном. По комнате летали перья.— Смотри, Чарли, прям как Рождество наступило, да?Чарли молча пытался из-под меня выбраться. Ясное дело, что у него это не получалось. Я придавил его к кровати, чтоб задать окончательную трепку на сон грядущий, и… Не знаю, что на меня нашло. Может, пить надо меньше, может…Он лежал подо мной, весь такой беспомощный, запыхавшийся, раскрасневшийся, такой милый, такой хорошенький прям как девчонка…Молчание.Широко распахнутые серые глаза.— Шэйн, убери руку, пожалуйста.-Я…-Заткнись, будь любезен.Он слез с моей кровати, подобрал подушку с пола и пошлепал к своему месту.Думаю, даже в темноте было видно, как у меня горят щеки.******На следующее утро я пытался завести об этом разговор, извиниться,но он не стал меня слушать.— Ничего не говори.— Но…— Я все понимаю, тебе интересно, как это, да? А для меня это не шутки. Ты мой друг, Шэйн.— Это все алкоголь, — я старался не встречаться с ним взглядами.— Ну и закончим на этом.Закончим-то закончим, но стыдно мне перед ним все равно было ужасно. А самое поганое, что Чарли все понял – этот мой нездоровый интерес, как будто он был каким-то диковинным зверьком. Все понял, и даже не обиделся.Если б я был геем, я бы за такое…«Если б я был геем»???!!!Шэйн, немедленно приди в себя!!! Попей водички. И больше никогда, слышишь, никогда не смей произносить такое, даже мысленно.