# 16. Ваня и Ваня. (1/1)
Фаллен идет быстрым шагом, почти бежит по пустынным улицам. Асфальт, мокрый после дождя, чуть поблескивает в свете фонарей. Дойти до перекрестка, налево, еще, кажется, домов пять — и круглосуточная аптека. И потом домой, во весь дух. Может, повезет, и ни на кого не нарвется.Блядство, что единственная круглосуточная аптека — аккурат на территории ?семнашки?. Вот и приходится бежать, сука, как трусливому зайцу, а куда деваться? Одна надежда, что четвертый час, все спят давно, поди…Или не все. Завернув за угол, Ваня больно сталкивается плечом с высоким чуваком в черной толстовке.— Поосторожнее, ты, —кидает тот и внезапно замирает, рассмотрев в тусклом свете фонаря на углу кто его толкнул. — Оп-па…Сердце у Фаллена пропускает удар и начинает колотиться в разы сильнее.
Блядь.Блядьблядьблядь.Ебаный Рудбой.
Еще неделю назад они столкнулись, в их квартале. Фаллен тогда с Гнойным и еще парой пацанов были, отпинали эту суку с радостью, хорошо так, качественно, и сумку с фотоаппаратом в крошево растоптали, у всех к Рудбою свой счет имелся. Фаллен и сейчас здоровенный синяк на скуле у того видит.Как и ухмылку.
— Фа-а-аллен, — его имя почти выпевают. — Ты сейчас один, без охраны?Фаллену очень хочется развернуться и бежать, и плевать на стыд, на то, что потом все говнюки из ?Семнашки? будут пальцами тыкать и ржать, что зассал. Он делает шаг назад, но его резко хватают за плечо и швыряют к стене так, что он прикладывается затылком и больно прикусывает язык. Во рту сразу солоно, он сплевывает кровь на асфальт. Рудбой, видя это, щерится еще больше, а потом с размаху пинает его по голени.— Су-у-у-ка, — выдыхает Фаллен, смаргивая невольно выступившие слезы.
— Больно? — издевательски интересуются у него. Фаллен чуть склоняется, вроде как перевести дыхание, а потом кидается вперед, чтоб сшибить с ног. Неудачно, блядь, прямиком на кулак напарывается, губы взрываются от боли, но Фаллен успевает-таки вцепиться в ворот чужой толстовки, а потом — зубами в лицо, аккурат под тем самым синяком. От неожиданности Рудбой теряет равновесие, его удается сшибить с ног. Тут надо бы валить, и побыстрее, поблизости могут быть рудбоевские дружки, тогда Фаллену точно полный и окончательный пиздец, но он не может. Ярость и боль ослепляют, он усаживается сверху и бьет почти вслепую еще раз и еще. Не попал, попал, кулак вспыхивает болью еще раз и еще.
А потом он замирает, вглядываясь в чужое окровавленное лицо.В голову лезет непрошеное воспоминание, как еще пару лет назад они жили по соседству, были друзьями почти, ночами засиживались у компа, споря о музыке и играх, и было так тепло от случайных прикосновений, а потом этот ебаный переезд и теперь всё время больно, больно, больно — Фаллен отчаянно всаживает кулак в асфальт рядом с головой Рудбоя и стонет сквозь зубы, прижимая руку к груди.— Вань, — вдруг выдыхает Рудбой и это, блядь, совсем уже невозможно, в ушах звенит, Фаллен наклоняется ниже, чтобы разобрать, что тот шепчет разбитыми губами, ловит чужое дыхание, чужой запах, такой знакомый, совсем за это время не забывшийся. Чужим губам, соленым, наверное, так же больно сейчас, как и Фалленовским, но остановиться совершенно невозможно. Потому что последние два года Ваня ни о чем так не сожалел, как о том, что так и не решился поцеловать второго Ваню.Он отстраняется, когда перестает хватать воздуха.Рудбой слизывает с губ кровь — то ли свою, то ли Фаллена — лицо его кривится, от боли, кажется. Фаллен с трудом поднимается на ноги, его пошатывает. Рудбой тоже поднимается на ноги — кажется, ему еще тяжелее. Ребра-то поди с того раза еще не отошли.— Пидор ты, Ваня, я это знал всегда, — слышит Фаллен хриплый выдох, а потом его снова толкают к стенке, прижимая всем телом. Целоваться разбитыми губами пиздец как больно, только внутри еще больнее, будто всё возможное, но несбывшееся рассыпалось в стеклянную крошку и режет изнутри не переставая.