# 5. Ваня и Ваня. (1/1)
В чем главный навык придворного? Давить зевки, так, чтоб это было незаметно. Так думал Фаллен, очаровательно улыбаясь очередному собеседнику. Больше всего ему хотелось поехать домой, упасть в кресло перед камином, кликнуть прислуге, чтобы принесли пару бутылок токайского, а сами все убирались к чертям собачьим и не смели беспокоить.Но увы и ах, место при дворе, куда деваться, почет, уважение и зависть всех знакомых. И самого Вани — пятилетней давности. Знал бы незаконный сын небогатого барона, скромный курсант навигацкой школы, какую карьеру за пять лет сделает — в восторг бы пришел, не знал бы, какому святому свечку ставить.На деле выяснилось, что для карьеры-то постоянные интриги и сплетни нужны, а еще полнейшая невозможность распоряжаться собственным временем прилагается. С утра сбегай расспроси у дворцовой челяди какое настроение у государыни императрицы, потом обязательные визиты к малознакомым и малосимпатичным людям, сплетни, наушничество, переживания мелкие — кто не так посмотрел да не сяк улыбнулся. Вот и сейчас — прием в малом летнем дворце, блеск свечей отражается в зеркалах, вокруг улыбки и гомон, а осточертело всё до чертиков, впору волком завыть. Надо было сказаться больным и отклонить приглашение.Фаллен уже твердо решил сослаться на головную боль и откланяться, как вдруг его остановили.— Иван Иванович, удача-то какая, что я вас встретил, друг мой! Вы-то мне и нужны! — фрейлина Ее Императорского высочества улыбнулась Ване дежурной улыбкой и поманила кого-то. — Не могли бы вы, душа моя, провести нашего гостя до покоев Лестока, боюсь, Иван Игоревич один заблудится… А у него срочное письмо от генерала Краснощекова.
Фаллен поднял скучающий взгляд на высоченного лейб-гвардейца и подавился вздохом. Даже голова закружилась от нахлынувших воспоминаний: навигацкая школа, детская дружба, невинная совсем поначалу. И поцелуи украдкой в самых темных углах школы, совсем уже не невинные. Ваня это всё помнил прекрасно, хотя отчаянно пытался забыть. А вот Евстигнеев, кажется, забыл. Смотрит бесстрастно, с вежливой полуулыбкой, треуголку гвардейскую держит на отлете.
— Так вы меня проводите? — Фаллен мысленно сам себе подзатыльник отвесил, уж больно неприличная пауза по его вине была.— Рад буду услужить, мадемуазель Новицкая. Следуйте за мной, сударь.Он шел по темному коридору — государыня скуповата была, коридоры челяди освещались не в пример хуже, чем бальные помещения — нервно поправлял манжеты рубашки дрожащими пальцами.
Пять шагов, десять, пятнадцать, до дверей Лестока примерно 40, довести, раскланяться и уехать к себе. Парой бутылок токайского он сегодня не обойдется. Водку.
Двадцать шагов.
Широкие ладони хватают за плечи и толкают в нишу возле очередной лестницы, где совсем уже темно, прижимают к стене, ведут по груди, животу, тискают, сминая кружево рубашки. Евстигнеев всем телом его прижимает к стене и сбивчиво шепчет в висок, опаляя горячим дыханием:— Ваня, Вань, ты не помнишь меня совсем? Не помнишь, да?! Ванечка…И всё к чертям, будто этих пяти лет не было, ни ссоры дурацкой, ни почти-вызова на дуэль, только вкус таких знакомых губ и непривычно царапающее ладони шитье на парадном мундире.