Глава 3. Всё… кроме счастья (1/1)

Глава 3Начавшийся так смутно и кроваво XI век принёс Хогвардсу заслуженную славу одной из лучших магических школ волшебного мира. Французы проиграли-таки пари, открыв двери для учеников в своём Шармбатоне на десятилетие позже британских магов. Казалось бы, сильнейший маг трёх королевств и, по совместительству, директор Хогвардса Игностус Певерелл мог бы гордиться подобным триумфом. Мог бы… вот только перед кем? Жерар Осторожный умер от магической лихорадки. Злейший враг Марволо Слизерин сдох, как собака, получив «Аваду» в спину от взращённого им же конкурента. Ланселот Гриффиндор… Ланс… За последние пять лет, прошедшие с момента гибели лучшего друга, Игностуса уже почти ничто не радовало: ни слава, ни почёт, ни заворожённые лица смотревших ему в рот учеников. Как будто старый друг забрал с собой в могилу всю радость в жизни. За одним единственным исключением. Марк – обретённый ценой грязного предательства сын и наследник. Русоволосый и кареглазый весёлый пятилет… Нет! Магистр даже в мыслях старался не упоминать истинный возраст своего Маркуса! После проведённого им древнего темномагического ритуала кровно введённый в род ребёнок теперь выглядел восьмилетним мальчиком, как две капли воды похожим на «отца». И неважно, что магический дисбаланс, ловко списанный Магистром на проклятие, наложенное на ребёнка опасным врагом-магом, заставлял малыша по ночам плакать от выматывающих душу кошмаров. Со временем, когда разум не по годам быстро обучающегося маленького мага догнал бы искусственно «повзрослевшее» тело, эти всплески должны были прекратиться.Вот только с тех самых пор, как старый маг поддался искушению и похитил ребёнка своих лучших учеников, не было ему в этой жизни покоя. Казалось бы, он поступил мудро, избавляя маленького мага от страданий. Ведь предсказания Оракула сбылись в полной мере. Месяца в школе не проходило, чтобы Годрик с Салазаром не сцепились между собой, словно два диких зверя. Благо дело, поводов для этого было миллион и ещё чуть-чуть для довеска: то ученики Гиффиндора чего-нибудь учудят, то слизеринцы кому-нибудь нагадят. Студенты остальных факультетов и преподаватели только успевали уворачиваться от попадания под перекрёстный огонь. У всех живущих в Хогвардсе уже выработался своеобразный условный рефлекс: как только что-то происходило, все мгновенно прячутся по собственным гостиным и покоям учителей. Не школа, а тренировочный лагерь Боевых магов. Всё точно так, как он увидел в Предсказании. И всё равно, что-то в глубине очерствевшей со временем души Игностуса неприятно шевелилось, больно саднило и нашёптывало на ухо в бессонные ночи, проведённые в его замковых покоях: «Это ты во всём виноват… Ты…» Певерелл пытался заглушить голос совести, постоянно предпринимая попытки помирить своих лучших учеников, но все его усилия приносили лишь кратковременный положительный эффект. Слишком много между этим двумя магами было обид, непонимания, всплесков вины и гордости, помноженных на так и не угасшее чувство. И это если ещё не учитывать действия умело подливавшей масло в огонь Хельги.

Нет, поначалу, когда Салазар с Ровеной после бракосочетания, устроенного в королевской часовне Лондона, вернулись в замок, бывшие любовники почти полгода делали вид, что едва знакомы друг с другом, обмениваясь лишь парой слов при уж очень сильной необходимости. Поругавшиеся по какой-то причине кузины тоже не горели желанием общаться. А вот потом…Всё началось с приезда в школу двенадцатилетних Орина Торнтона и Элрика Свенсона, как две капли воды похожих на своих отцов и соперничавших между собой с рождения. Нет, вражды между кузенами не было, но вот проказ, подколок и братских потасовок – более чем достаточно. Конечно же, было бы лучше, если бы мальчики попали на факультеты Ровены или Хельги. При воспоминании о последней магистр Певерелл недовольно поморщился. При всех своих силе, доброжелательности и верности, француженка была удивительно ревнивым существом и, пожалуй, распределение кого-то из этой парочки на её факультет могло закончиться чем-то похуже студенческих стычек, которые до сих пор нет-нет, да ставили «на уши» всю школу. Но чуда не произошло. Орин совершенно предсказуемо попал на факультет «змей», а Элрик – к «рычаще-кошачьим». И вот тогда-то и выплеснулись во всей красе чувство обиды, которое затаившиеся Годрик с Салазаром испытывали друг к другу. Каждая стычка, каждая потасовка мелких паршивцев, всего лишь выпускавших пар и не испытывавших никакой неприязни друг к другу, заканчивались чуть ли не дуэлью деканов их факультетов. Игностус увещевал, грозил и даже проклинал бывших любовников, но ничего не мог с ними поделать. А ведь возможности помириться были.

Маленькие сыновья-наследники Рика и Зари вполне себе мирно играли друг с другом, несмотря на недовольство Хельги, и только рождение у неё вслед за первенцем двух дочерей-погодок заставило обычно невозмутимого Салазара вспылить и запретить малышу Ричарду общаться с Альбертом, сыном Гриффиндора.

Игностус, тяжело вздохнув, подошёл к стрельчатому окну своего кабинета и попытался разглядеть сквозь утренний туман, толстым одеялом укрывавший замок, небольшую скалу, нависшую над Чёрным озером. Несмотря на свои семьдесят пять лет, на зрение он не жаловался. Поблёкшие после смерти друга карие глаза смотрели всё так же цепко и настороженно, как и раньше. Вот и сейчас взгляд привычно нашёл едва заметную в белёсом мареве закутанную в чёрную мантию фигуру, застывшую на скале. Утренний ветер трепал длинные чёрные волосы, не собранные сейчас в привычный хвост. Салазар. Каждый день, в любую погоду, сразу после рассвета молодой Основатель приходил на эту скалу и, застыв словно статуя, стоял, неслышно шепча себе под нос какие-то слова. Разговаривал с кем-то? Жаловался? Этого Певерелл не знал. Все его попытки поговорить с нормандцем в этот момент провалились. Слизерин просто исчезал в неизвестном направлении, стоило только кому-то нарушить его одиночество… А на вечерней заре на том же самом месте появлялся Годрик. Ложился на самый край, оперев голову на сложенные руки, и до темноты всматривался в тёмную воду и замок… как будто хотел увидеть что-то и не мог. Этот тоже молчал, ничем не выдавая при посторонних своих чувств, и сорвался только однажды – сразу после своей свадьбы, когда, вернувшись в замок, не смог попасть в их с Салазаром старые покои… Заговорённая стена просто не пропустила молодого мага. Игностус с ужасом вспоминал, как молодой сильный мужчина, один из сильнейших чародеев Магического Мира, словно ребёнок, плакал в его кабинете, обвиняя вероломного друга в измене, а сам с детской надеждой вглядывался в глаза Учителя, словно умоляя: «Ну, помоги же!!! Ты же великий маг!!! Ты всё можешь!!! Верни его!!! Верни…»Салазар продержался дольше. То ли старая комната беспрепятственно пропускала его, то ли выдержка у мага, воспитанного таким монстром, как Марволо Слизерин, была получше, но Зар ни разу не позволил себе сорваться, выпуская пар только в возникавших всё чаще стычках с бывшим возлюбленным… До тех пор, пока спустя три года после возвращения молодой Основатель не ввязался в политическую схватку, в результате которой потерявший расположение Этельреда II Годрик был выслан с земель Английского королевства. Певерелл знал, что Зар полез во всю эту дурно пахнущую кашу только потому, что, в очередной раз разругавшись в пух и перья с Гриффиндором, искал мести. Минутный порыв и врождённые способности к интригам привели к результату, далеко превосходившему желания начавшего эту игру нормандца. А ведь Магистр всегда вдалбливал в головы своим ученикам: «Совершая какое-либо действие или бездействуя в нужный момент, вы должны быть готовы к последствиям своих поступков». Так попытка досадить привела к полноценному политическому «удару под дых», а это, в свою очередь, вывело на новый уровень вражду бывших друзей. Гриффиндор не простил Салазару потерю влияния при Английском дворе, а Певерелл с Ровеной в тот вечер нашли Зара в том самом коридоре второго этажа возле теперь уже окончательно закрытых для всех бывших покоев двух магов с мёртвой безысходностью в глазах и сбитыми в кровь руками. Медленно, но верно вражда набирала обороты, и Игностус с ужасом представлял, что же может ожидать их впереди. Уж слишком хорошо он знал упрямство своих лучших учеников.Шли годы, закончили Хогвардс и улетели в родные края Орин с Элриком, ставшие к тому времени отменными магами. Их поддержка вывела ставшего конунгом Торна в главные советники датского короля, надолго отбив у Септимиуса Малфоя желание соваться вместе с английскими войсками в контролируемые данами области страны. Стал признанным во всём Магическом Мире Мастером по созданию волшебных палочек бывший слуга Зара Оливер, из-за отсутствие отца, чьё имя обычно упоминалось после имени собственного, получивший прозвище Олли-сын-Ванды, или просто Олли Вандер. Достиг двенадцатилетия Марк, сын Магистра Певерелла, единственный человечек, которого одинаково любили и баловали все Основатели. К счастью, мальчик выбрал своим Наставником и Учителем Ровену, на время выведя из противостояния Слизерина с Гриффиндором, ведь неизвестно, чем бы обернулось его обучение на одном из их факультетов. Пришло время, и Марк покинул стены Хогвардса, отправившись на покорение большого мира, а спустя пару лет пришло известие, что любимый ученик Основателей встретил девушку своей мечты и завёл семью. Молодая пара, обосновавшаяся в Певерелл-холле, который вернул Магистру Игностусу новый король, часто навещала Хогвардс и собиралась в скорости отдать в него на обучение подраставших детей. И Годрик с Салазаром, даже к собственным детям не испытывавшие такой привязанности, которую чувствовали к Марку, ходили гордые и довольные, заключая пари, на какой же из факультетов попадут юные представители нового поколения Певереллов, уже ставшие им кем-то вроде племянников или… внуков.Время утекало, как вода сквозь пальцы, оставляя в душе бывших друзей горчащий след. Окончили школу и уехали в родовые гнёзда старшие сыновья, приняв из рук отцов бразды правления. А чувства, которые испытывали друг к другу Годрик с Салазаром, никак не хотели умирать, заставляя разменявших шестой десяток лет мужчин снова и снова сходиться в противостоянии, хоть таким извращённым способом выплёскивая терзавшие души боль и нестерпимую тягу друг к другу.Очередная ссора бывшей пары, случившаяся спустя почти тридцать лет после их расставания, началась как всегда из-за ерунды: один из старших учеников Салазара оказывал недвусмысленные знаки внимания пятнадцатилетнему полукровке-гриффиндорцу, происходившему из набожной семьи и непреемлющему однополые отношения. Юный маг в своём ухаживании не переходил каких-либо границ, и конфликт разгорелся в общем-то из-за нетерпимых комментариев, которые озвучил прямо в Большом зале запутанный святошами мальчишка, полезший в драку. Казалось бы, достаточно было просто развести сцепившихся сопляков по углам и вправить обоим мозги, но не придавший ссоре серьёзного значения Годрик отпустил насмешливый двусмысленный комментарий о «змеях», его совершенно предсказуемо поддержала поддакнувшая мужу Хельга, и невыспавшийся Салазар, проведший полночи в лаборатории за приготовлением сложного зелья, сорвался, наговорив кучу гадостей о неподобающем воспитании полукровок и магглорожденных, чем упрочил себе славу ярого магглоненавистника и довёл до белого каления Гриффиндора. Слово за слово, пара нелицеприятных высказываний, и даже грозный рык всё ещё не утратившего авторитет седого как лунь Магистра Певерелла не смог уже остановить сцепившихся в очередной схватке Основателей. Все находившиеся в Большом зале постарались скрыться как можно быстрее от греха подальше. Такие стычки проходили регулярно и уже никого не могли удивить, но… в этот раз всё произошло иначе.- Слизерин, ты предал то, чему мы посвятили нашу жизнь! Тебе не место в Хогвардсе!- Предал?! Кто бы здесь говорил о предательстве! Магглорожденным не место в Хогвардсе… - Салазар хотел крикнуть, что воспитанных магглами надо тестировать в Гринготтсе, проверяя кровь на наследия прекративших своё существование магических родов, затем соответствующим образом воспитывать, донося до юных волшебников истинные ценности Магического Мира, и только потом допускать до совместного обучения с чистокровными ведьмами и колдунами. Но каскад проклятий, запущенных в него Годриком, не давал возможности произнести речь.

Стычка набирала обороты. Привычные заклинания всё чаще сменялись серьёзными боевыми проклятиями. Вымотавшая души и выстудившая за десятилетия сердца тоска заглушила доводы рассудка и отодвинула на второй план чувство реальности происходящего. Они как будто выплёскивали из себя всю копившуюся годами боль, уже не обращая внимания на то, что наносят друг другу серьёзные раны. Почему? Да потому, что удары, нанесённые противнику, заставляли кровоточить их собственные души. И каждый из них надеялся, что другой, не он, первым прервёт эту самоубийственную пляску со смертью, послав, наконец, то самое, освобождавшее от тяжёлого бремени, именуемого жизнью, заклинание… «Секо», «Гнилостная смерть», «Круациатус»… Всё шло в ход. Стихийная магия, бушующая вокруг них, запечатала вход в Большой зал, не позволяя Магистру Певереллу и Ровене с Хельгой растащить словно сошедших с ума магов.

Натренированные до автоматизма тела словно сами, не требуя сознательного приказа, продолжали сражение, а скрестившиеся взгляды полных гнева, горечи и тоски глаз продолжали безмолвный разговор. С губ впервые за три десятилетия сорвались так и не произнесённые когда-то слова:- Как же я ненавижу тебя, Гриффиндор!- Взаимно… Это ты начал всю эту проклятую историю… Я! Любил! Тебя!- Люби-ил?! Ты изменил мне, женившись на Хельге…- Нет, это ты предал меня! Твой сын от Ровены старше моего Альберта на полтора месяца!- Ричард – сын моего брата. У нас с Ровеной никогда ничего не было! Это ты… именно ты уничтожил всё, что нас связывало…- Что-о?! – ловко уворачивавшийся до этого от проклятий Годрик замер всего лишь на какое-то мгновение, но этого было достаточно, чтобы последнее не отбитое им Режущее заклинание попало ему в грудь, нанеся страшную, разворотившую правую половину грудной клетки рану и откинувшую тело мага к стене.- НЕ-ЕТ!!! – Салазар, не успевший удержать уже сорвавшееся с палочки проклятие, тотчас же метнулся к залитому кровью телу, в отчаянии шепча Заживляющие и Кровоостанавливающие заклинания. – Годрик… Нет! – Слизерин, едва не надорвавшись, подхватил на руки массивного мага и, наплевав на антиаппарационные чары, переместился в Больничное крыло к мэтру Робину, сменившему на этом посту недавно отошедшую от дел мадам Розалинду. – Мэтр Робин!!! Годрик ранен!- Мерлин!!! Что случилось?! – колдомедик, разглядев рваную рану на груди Гриффиндора, не сдержал возгласа. – Какое чудовище его так покалечило?! – но, заметив полный тоски и отчаянья взгляд обычно холодно-язвительного Слизерина, тотчас же оставил свои мысли и впечатления в стороне, занявшись делом. Салазар помогал ему всем, чем мог: вливал свою основательно потраченную в бою Силу в раненого, подавал зелья и инструменты, держал метавшееся от боли, вызванной восстановлением повреждённых рёбер и мягких тканей, тело.

В Больничное крыло с палочкой в руках ворвалась Хельга, набросилась на не обращавшего на неё внимание Слизерина, и оттащить её от врага, ранившего её мужа, смогли только совместные усилия Ровены и Магистра Певерелла. Но Зару не было в тот момент никакого дела до воплей разъярённой ведьмы, осуждающих взглядов лучшей подруги и гневных слов Учителя. Осудить сильнее, чем он казнил себя сам, его уже никто не мог. На второй план отошли все обиды и копившееся противостояние последних десятилетий, одиночество и отчаянье, заставлявшее Салазара по ночам кусать до крови губы, тихо воя в подушку, и недавнее желание довести бывшего любовника до того, чтобы тот, озверев, прервал его мучения, оборвав не приносившую радости жизнь. Теперь ради того, чтобы Годрик выжил, он готов был пойти на всё, что угодно.Борьба за жизнь мага продолжалась почти сутки с переменным успехом, но железный организм Годрика и силы, влитые в него Слизерином, всё же взяли своё: ближе к полуночи рану удалось полностью заживить и восстановить все повреждённые проклятием ткани. Хельгу, всё норовившую оттащить врага от постели мужа, мэтр Робин напоил Снотворным зельем, а вымотанный Салазар, так и не съевший за весь день ни крошки и не сомкнувший глаз, остался у кровати любимого, одарив попытавшегося, было, отправить его отдыхать колдомедика таким взглядом, что понятливый волшебник больше не стал ни о чём просить, отправившись в свою комнату с намереньем выспаться после такого тяжёлого дня.Рик, измученный перенесённой болью и усталостью, спал, разметавшись по кровати, а сидевший рядом с ним Салазар до боли вглядывался в любимое лицо, в которое, озлобленный обидой и гордостью, не желал смотреть все эти годы. Рука зельевара невесомо коснулась паутины появившихся вокруг глаз морщинок, лёгким прикосновением попыталась разгладить горькие складки возле рта и, наткнувшись на ухоженную рыжеватую бородку, которой не было у прежнего Рика, невольно отдёрнулась прочь. Тридцать лет. Целых три десятилетия. Сердце привычно затопила глухая боль при воспоминании о потерянном сыне, следов которого ни он, ни Годрик так и не смогли обнаружить, как ни старались. А в голове, ни чем уже не сдерживаемые, теснились мысли, которые он гнал от себя все эти годы: «Если бы отец не распускал эти слухи… Если бы Рик им не поверил и не связался с этой французской сукой… Если бы я не опоздал на пять дней и успел поговорить с ним до свадьбы… Если бы не оттолкнул тогда в Лондоне… Если… Если… Если… Как тогда сложилась бы наша жизнь? Учитель говорил мне, что наша ссора была предопределена и являлась лишь вопросом времени. Но я почему-то не верю в это». На какой-то миг перед глазами Салазара, как наяву, предстало видение этого не случившегося будущего: улыбавшийся ему Рик, такой же бородатый, но без этих старивших его складок вокруг рта, и он сам, похожий на себя прежнего – открытого, весёлого человека, смеющийся над проделками внуков… Представшая перед глазами картинка заставила нормандского мага улыбнуться, напрягая привыкшие лишь к презрительным усмешкам мышцы. Да-а, у их с Годриком сына сейчас могли бы уже быть собственные дети. Рука словно сама собой вновь потянулась к лицу любимого, даря осторожную нехитрую ласку, а мысли вернулись к вертевшимся в мозгу картинкам счастливой жизни, которая-могла-бы-быть-но-не-будет-никогда. «А впрочем, почему никогда? Дети выросли. Ровена с Хельгой счастливы в школе, мы с Риком могли бы…» Рождённые усталым сознанием счастливые мысли мгновенно отступили на второй план, стоило только взгляду поймать в стеклянной дверце шкафа человеческое отражение. Гладившая лицо Рика рука мгновенно метнулась к креплениям, выхватывая палочку, а тело развернулось к дверям, готовясь к атаке… В комнате никого не было. Уставший мозг сыграл с ним дурную шутку, заставив увидеть в стекле образ ненавистного отца. Зар, напрягая зрение в рассветном полумраке, вгляделся в отразившую его кошмар поверхность, желая убедиться, что всё это лишь привиделось его вымотанному сознанию и… похолодел. Из «зазеркалья» на него смотрела точная копия Марволо Слизерина: те же стекавшие по плечам волнистые чёрные волосы, тот же овал лица и небольшая щегольская бородка, по нормандской моде, те же тёмные провалы мрачных глаз и ставшее привычной маской холодно-отстранённое выражение лица. Чудовище. Тот самый монстр, которым он так боялся стать, и которым в итоге всё же стал…- Я не монстр… - Зар и сам не заметил, что шепчет эти слова вслух.«Да-а?! А кто не далее как вчера едва не отправил на тот свет любимого человека? Кто сделал всё, чтобы его положение при английском дворе пошатнулось? Кто дрался и оскорблял его все эти годы? Что дальше, Cалазар? Ты становишься таким же, как твой отец. В следующий раз… ты убьёшь Рика…» - внутренний голос был полон презрения к нему и абсолютной убеждённости в своей правоте.- Нет! Никогда!«Тогда уйди! Оставь его в покое! Или ты даже на это не способен?!»- Ты прав… - Зари осторожно склонился над телом спящего и невесомо коснулся губами его рта, тотчас же разрывая поцелуй, заставив себя не обращать внимания на сорвавшийся с уст любимого в полузабытьи шёпот «Зар…», и стремительно вышел из палаты, направившись прямиком к кабинету директора.Ровена, поджидавшая его возле Больничного крыла, присоединилась к мужу:- Зар, это больше не может так продолжаться…- Ты права.- … в один прекрасный момент… Что-о?- Ты хотела сказать, что я превращаюсь в чудовище, которым был мой отец. Ты права.- Нет-нет! Я не это хотела сказать! Ты не чудовище! Просто… вам с Риком надо либо послать к Мордреду весь Магический мир и быть вместе, либо…- Расстаться. Ты права. Моё пребывание в школе может закончиться для него, да и для всего нашего дела плачевно. Именно поэтому я и принял решение…- Что ты задумал?!- Отправлюсь в Серпентер. Помогу Ричарду. Работа в школе налажена и присутствие кого-то из Основателей – лишь дань традиции и собственная наша потребность учить.- Но, Зари, а как же… - Ровена застыла посреди коридора, ошарашено глядя вслед другу, которого все считали её мужем.- Ты? А ты останешься, - Салазар с печальной улыбкой посмотрел в глаза жене и, обняв за плечи, прошептал на ухо: - Я уже большой мальчик, «мамочка», и не нуждаюсь в чьей-то заботе. Хогвардс – это твоя жизнь, поэтому я не хочу, чтобы ты покидала его. А мой отъезд… Вот увидишь, он принесёт всем только облегчение.На то, чтобы уговорить Магистра Певерелла освободить его от обязанностей декана и преподавателя, ушла пара часов. Игностус и сам понимал, что это противостояние не может больше продолжаться. Когда-нибудь его самые лучшие ученики могли перейти черту и убить друг друга. Поэтому не сильно-то и сопротивлялся отставке Салазара.

К тому времени, как выспавшийся и восстановивший свои силы Годрик проснулся, его бывшего возлюбленного уже два часа как не было в замке. То, что было потом, не сохранилось в записях ни одной из хроник, и только в книге хозяйственных расходов осталась скупая сиротливая строчка: «На восстановление Больничного крыла были потрачены десять тысяч галлеонов». В этот раз с утихомириванием Годрика не справилась даже Хельга, и только объединёнными усилиями обеих Основательниц и Магистра Певерелла Гриффиндора удалось успокоить.Время продолжало свой неумолимый бег. Слава Хогвардса и магов, его основавших, вышла далеко за пределы трёх королевств острова. Имена Основателей гремели по всему магическому Миру. Ими восхищались. Им завидовали. Их боялись. Слова «Слизерин» и «Гриффиндор» стали символами Власти и Могущества. Годрик с Салазаром старались видеться как можно реже, пересекаясь только на каких-то очень важных мероприятиях в Лондоне и Эдинбурге. Ричард Слизерин женился на ведьме-француженке, подарившей ему двух сыновей и дочь. У Альберта Гриффиндора было четверо сыновей, а его сёстры, вышедшие замуж за двух датских военоначальников, принесли Рику каждая по двое внуков. Казалось, Жизнь намеренно разводила их в разные стороны, а Время прицельно лишало общих друзей и знакомых.

Почти на девяностом году жизни погиб, спасая своего внука, Игностус Певерелл, к тому времени уже давно ушедший с поста Директора и живший у сына в Певерелл-холле. Примчавшиеся на его похороны Салазар с Годриком только удивлённо переглянулись и пожали плечами, когда Марк рассказал им, что последними словами его отца, которые тот твердил, словно заклинание, перед тем, как впасть в кому, были: «Простите меня, мальчики». И ни один из таких сильных и мудрых магов не понял, что это у них старый Учитель просил прощения, проваливаясь во тьму и бесконечность колодца Оракула, в котором под хохот старой ведьмы Мелюзины раз за разом к нему приходили яркие и страшные картины того, чего он добился в своей гордыне, приняв видение одной из возможных ветвей развития реальности как не подлежащее сомнению предсказание будущего. Именно поэтому терзаемый чувством вины Игностус и не смог победить кому.А через пять лет после смерти бывшего директора во время неудачного эксперимента в своей лаборатории погибла Ровена. Трагедия, унесшая единственного друга, заставила постаревшего и ставшего нелюдимым Салазара окончательно отойти от политической жизни и управления Серпентером, передав все права и титул Ричарду, а самому с головой погрузиться в составление новых зелий и работу над книгами, многие из которых он, понимая всю опасность хранившихся в них знаний, специально писал на Серпентаго, чтобы не допустить попадания информации в руки посторонних людей.

Прошёл ещё десяток лет. Оба разросшихся рода, конечно же, уже не разделяла вражда, как было во времена Марволо и Ланселота. Но постоянная настороженность и ожидание удара в спину почти сводили на нет все возможности общения. Ричард и Альберт по праву заняли места Глав Родов, проявив себя мудрыми и сильными магами. Годрик и Салазар практически не влияли на принимаемые ими решения. За одним единственным, таким странным и единодушным для практически не общающихся Основателей исключением. Из всех возможных претенденток на роль жены своего младшего внука Рик выбрал младшую дочь Орина Торнтона, а Зар – в супруги младшему внуку – сына Элрика Свенсона. Теперь обе пары были вполне счастливы и имели уже собственных детей, достигших совершеннолетия, так что досужие разговоры, если они и были, давно сошли на нет. Казалось, рутина жизни и время разделили бывших возлюбленных навсегда, погасив когда-то сжигавшие их чувства. Но это только казалось. Просто маги научились носить маски, не позволявшие окружающим видеть боль и тоску, постоянно терзавшие их души. Не раз и не два после смерти Ровены Салазар порывался выбраться из своей лаборатории, в которую сам же себя и заточил, и поговорить с Гриффиндором, но одного взгляда в так не любимые им зеркала, на ненавистное, с каждым годом всё больше напоминавшее отца отражение хватало, чтобы это желание оставалось лишь порывом. Годрику было ещё сложнее. После того, как он отошёл от политики, переложив свои обязанности на сына, любая попытка отправиться в Лондон или Эдинбург, где он мог пересечься с Салазаром, вызывала у страдавшей каким-то неведомым недугом и прикованной к постели Хельги приступ истерики. Только в снах они могли встретиться и поговорить друг с другом.

Всё изменилось внезапно после смерти Хельги, когда, разбирая её архив, Рик наткнулся на старое письмо от Ровены, опровергавшее слухи о её помолвке с Салазаром и рассказывавшее о магической лихорадке, в которой целый месяц провалялся его возлюбленный. Дата на пергаменте не оставляла сомнений – жена знала о лживости слухов… Знала и ничего ему не рассказала, очень умело сыграв на его горе и с недюжинной женской хитростью затащив в постель. Теперь и слова Зара о Ричарде, и сдержанные объяснения Ровены, и намёки Магистра Певерелла приобрели совсем иной смысл. Годрик и раньше раскаивался в собственной порывистости, бросившей его в объятия Хельги и заставившей всю жизнь словно бы просить у жены прощения за то, что он её не любит и не сможет полюбить никогда. И теперь… теперь, спустя столько лет, выяснить, что все его попытки сохранить верность жене и позабыть старую любовь были совершенно напрасны – это было страшным ударом. Перед Годриком словно наяву промчалась вся его жизнь, после расставания с Салазаром заполненная только выполнением взваленного на свои плечи долга и обязанностями. Сердце обожгли боль и обида за напрасно потерянное время, собственную глупость и желание ничего вокруг не замечать. Маг, перерыв все бумаги, нашёл дневник жены и заставил себя прочитать наполненные слепой любовью к нему и ненавистью к Салазару строки. Верная, милая и, казалось, неспособная на предательство Хельга предстала перед ним совершенно в ином свете. Конечно же, он был сам виноват в том, что позволил ей манипулировать собственной жизнью, но после всего, что узнал спустя столько пустых, даром потраченных лет, не собирался чтить память покойной. И словно каменная плита, с каждым прожитым годом давившая на плечи всё сильнее, рассыпалась невесомой пылью, дав магу вдохнуть полной грудью. Годрик принял решение отправиться в Серпентер и, не обращая внимания на нежелание Салазара с ним общаться, попросить у него прощение за свою слепоту и все совершённые ошибки.Восьмидесятилетие – не возраст для сильного чистокровного мага. Сборы в дорогу не заняли много времени, и уже через несколько часов Рик с сопровождавшим его оруженосцем приближался к границе антиаппарационных чар Хогвардса. Он рассчитывал добраться в Серпентер часов за пять, мысленно готовясь к нелёгкому разговору с Заром… Вот только у Судьбы на него были совсем другие планы. Со всеми этими переживаниями Гриффиндор совсем забыл, что наступило полнолуние. Как только они пересекли границу Защиты, со стороны Запретного леса донеслись громкие крики о помощи. Маги, не задумываясь, метнулись на зов, на ходу выхватывая палочки…Но даже такому сильному волшебнику, как Годрик, не под силу было справиться с целой стаей оборотней, напавших на двух улизнувших из замка студентов. Детей они спасли, магическим ударом отбросив неосторожных сопляков, нашедших приключение на собственную пятую точку, под прикрытие Защиты. А вот сами были окружены потерявшими разум тёмными существами. К тому времени, как очухавшиеся после жёсткого приземления студенты смогли добраться до преподавателей и привести помощь, смертельно раненный Годрик Гриффиндор уже умирал, и даже лучшие целители и колдомедики ничего не могли с этим поделать – магический резерв был истрачен полностью, и баланс между жизнью и смертью необратимо нарушен.

Директору Хогвардса ничего не оставалось, как только связаться с замком Гриффиндоров в Годриковой лощине и принести страшную весть Альберту. До самого утра Альберт и его сыновья пытались спасти жизнь отца, но тот даже не приходил в сознание. Не помогли ни ритуалы, ни мощные родовые артефакты. И только на рассвете Годрик открыл глаза и, обежав собравшихся в палате магов словно искавшим кого-то взглядом, позвал едва слышно:- Зар…- Слава Мерлину! Может, всё обойдётся… - утративший уже надежду на спасение отца Альберт повернулся к младшему из сыновей. - Хьюго, ты слышал? Он звал твоего Балтазара.Ни один из них не удивился такому выбору. Все знали, что самый младший из правнуков, непохожий на светловолосых Гриффиндоров, пошедший в мать-датчанку семнадцатилетний черноволосый и кареглазый, невысокий и стройный, как тростинка, Балтазар (для родных – просто Зар), всегда был любимчиком прадеда и любил старого мага больше всех остальных членов своей семьи. Мальчишку не пришлось долго искать – он, как и половина обитателей замка, узнавших о несчастье, маялся под дверью, дожидаясь вердикта колдомедиков.

О чём говорил с юношей последние полчаса своей жизни старый Основатель, никто так и не узнал. Годрик едва слышно, но решительно выставил всех из палаты. Сам же юный маг наотрез отказывался об этом рассказывать даже Главе Рода, ссылаясь на последнюю волю прадеда. Но только сразу после похорон Балтазар покинул Хогвардс и, захватив припасов на несколько дней пути, исчез в неизвестном направлении. В его камзоле возле сердца был надёжно спрятан флакон с воспоминаниями, который он должен был доставить адресату… любимому адресату.Зар за свою жизнь не аппарировал ещё никуда, кроме родного поместья, дома в Лондоне и особняка Гриффиндоров в Эдинбурге, а попросить помощи у родственников, не посвящённых в тайну прадеда, не мог, так что ему предстояло всю дорогу до Серпентера проделать старым добрым маггловским способом – верхом на лошади. Мерно покачиваясь в седле и автоматически считывая ауры окружающих людей на предмет выявления потенциальной опасности, юноша не переставал думать о том, что ему довелось увидеть в воспоминаниях умирающего. Эти мысли вызывали душевную боль и какое-то тревожное ожидание. Подумать только, а он-то, наивный, думал, что прадед с прабабкой – это образец идеальной счастливой пары… До ужаса скучной, по правде сказать, пары. Балтазар любил деда и, конечно, никогда не высказывал вслух своего мнения в ответ на восторги родственников и знакомых, но всегда мечтал о чём-то большем, чем спокойная… «сиропная», как он говорил, жизнь с воркующей вокруг мужа жёнушкой. А оказалось… Зар пару раз видел того самого Слизерина, в честь которого его, как недавно выяснилось, назвали, но никогда бы не подумал, что этот мрачный и желчный старый пер… хмм… колдун мог быть тем открытым, смеющимся над шутками красивым полураздетым парнем с зацелованными губами, каким он был в воспоминаниях его прадеда. Да и, собственно, самого Годрика он в подобной роли не представлял. А ведь эти двое когда-то были именно такими…От подобных дум юношу отвлёк зарокотавший неподалёку гром, и Зар с досадой заметил, что ещё недавно безоблачно-ясное небо затянули тяжёлые дождевые тучи:- Вот Мордредова немочь! Как некстати! Придётся искать укрытие.Здешние грозы он знал. Не успеешь спрятаться – насмерть продрогнешь на леденящем ветру под стеной ледяной воды, несущейся с неба. Лучше было переждать сутки, чем потом валяться в лихорадке.

На счастье юноши, неподалёку обнаружился вполне приличный постоялый двор, правда, переполненный так, что парню пришлось делить одну комнату на двоих с прибывшим почти одновременно с ним закутанным в тёмный плащ магом, чья одежда выдавала в нём нормандца, но после жизни в Хогвардсе это не составляло для него особой проблемы.

Сосед по комнате, поначалу настороженно отнёсшийся к такому нетипичному представителю саксонской магической аристократии, после поглощения вкусного ужина оттаял и оказался весёлым парнем, внешне гораздо больше похожим на Гриффиндоров, чем их младший отпрыск. О чём общительный Балтазар и поспешил ему сказать:- Знаешь, ты гораздо больше меня походишь на членов моей семьи.- Я только что хотел сказать о тебе то же самое, - светловолосый сероглазый парень протянул руку и представился. – Ты можешь мне не поверить. Зная моих родственников, мне с первого раза никто не верит. Но я – Родерик Слизерин.- Балтазар Гриффиндор... - взгляд юноши пробежался по тёмной одежде собеседника, с ужасом обнаруживая траурную повязку на левом плече.Светлые глаза Родерика точно так же задержались на полоске чёрной ткани, охватывавшей его плечо.- Гриффиндор? Твоя траурная повязка. Извини, что лезу не в своё дело, но мне надо знать… Кто?- Мой прадед, Годрик Гриффиндор.- Как?- Был смертельно ранен в схватке с оборотнями, умер три дня назад.- На рассвете?- Откуда ты…- Мой прадед, Салазар Слизерин, умер в своей лаборатории от удара, в тот же час. Я был единственным, кто оказался рядом, и он взял с меня слово, что я…- Что ты доставишь его воспоминания Годрику? Ты… видел их?- Да.- Я тоже. Прадед перед смертью просил меня отнести свои воспоминания любимому человеку и передать только одно слово…- НАВСЕГДА?- Навсегда.Парни сидели за маленьким столиком в своей небольшой комнате, так и не вспомнив о недоеденном ужине. Говорить не хотелось. Но чувства неловкости и желания поскорее расстаться почему-то не было. Миссии, порученные им самыми любимыми людьми, потеряли всякий смысл. Никто, кроме них, больше не знал о чувствах, пронесённых через всю жизнь двумя магами, которых весь остальной мир считал врагами. И не должен был узнать. Казалось бы, оставалось только переждать грозу и расстаться, но Зару почему-то не хотелось уходить от этого светловолосого мага с его заразительной улыбкой и лукавыми серыми глазами. Чтобы сгладить неловкость и немного разрядить повисшее в комнате молчание, он наклонился, вглядываясь в узкое тусклое оконце:- Гроза кончилась. Мне… пора возвращаться. Ну что ж, прощай, Слизерин.- Рик.- Что?- Друзья и близкие зовут меня Рик.Голос парня раздался над самым плечом Балтазара, заставив юношу резко развернуться, тут же уткнувшись носом в шею придвинувшегося к нему почти вплотную высокого мага.- Зар.- Я недавно отпраздновал своё совершеннолетие и теперь собираюсь поступать в Магический Университет Сорбонны. Как ты смотришь на то, чтобы отправиться туда вместе?Вопрос был задан в совершенно неприемлемой согласно положениям магического этикета форме. А вкупе с нарушающей тщательно оберегаемое личное пространство мага близостью – просто наглым. Но почему-то вместо того, чтобы возмутиться и вызвать наглеца на магический поединок, Зар почувствовал, как его губы расплываются в совершенно неподобающей аристократу задорной улыбке, поднял голову, встречаясь взглядом со смеющимися серыми глазами, и выдохнул:- Почему бы и нет, - и тут же оглянулся по сторонам, ища того, кто шепнул ему на ухо, голосом прадеда: «Удачи».- Тебе не кажется, что… - точно так же завертел головой Рик, ища призрак Салазара.- Нет, не кажется. Нам совершенно точно пожелали удачи.- Ну что ж. Будем выполнять пожелание предков?- В обязательном порядке.Новые друзья весело рассмеялись, собрали вещи и покинули так вовремя попавшийся им на пути постоялый двор. Впереди перед ними лежали сотни дорог и… вся жизнь, чтобы их пройти. И пожелание удачи.

Чего ещё желать?Только веры, надежды и любви.