I. ПОНАЕХАВШИЙ (1/1)

Всё началось ранним утром в субботу, девятнадцатого мая одна тысяча девятьсот девяносто шестого года.Серёга мирно спал, облапив подушку, и видел прекрасный сон о том, что он стоит на побережье океана, и тёплые волны лижут его уставшие от постоянной беготни ноги. И всё у него было замечательно, пока мерзкие чайки не начали издавать какие-то совсем уж адские звуки, подозрительно напоминающие трель дверного звонка.Он с трудом разлепил глаза, протянул руку к любимым котлам, которые купил года два назад на остатки заначки, и сматерился — звонок на этой хате чаще всего не работал, но в семь утра нате вам, пожалуйста! Пообещал себе, что как только нормально проспится, доломает нахер эту дрянь, чтобы вообще не звонила. Перевернулся на другой бок, накрыл голову подушкой и попытался уснуть обратно, но проклятое дребезжание никуда не делось — похоже, моральный урод, не гнушающийся будить людей в такую рань, уходить не собирался. Пришлось встать и, почёсывая пузо, выползти в коридор.— Опять Воблин, небось, — проворчал он, давя отчаянные зевки. — Ну, сука такая, точно тебе ебало набью...И, даже не спросив, кто там, рывком открыл дверь.К его удивлению, на пороге обнаружился не оборзевший по самые краешки майор Воблин, а Васян, Серёгин кореш ещ? с Чебоксар. Стоял себе в ч?рном спортивном костюме с адидасовскими тремя полосками и кепочке с тем же приметным лого, светил массивной цепкой на шее и широченной лыбой. Поприветствовал радостно, полез обниматься.— Ты хули тут делаешь? — спросил Сер?га, порядком охуев.— Как это? — насупился Вася. — Я ж говорил в прошлый раз, что тоже в Москву собираюсь, помнишь? Ты мне у тебя перекантоваться разрешил!Сер?га скрипнул зубами, скрипнул извилинами и попытался прикинуть, о ч?м они, в дрезину пьяные, в прошлый раз базарили. Вспомнил, что такой разговор действительно имел место быть, разве что он не ?разрешил? у себя пожить, а настойчиво предлагал вписаться к нему в однушку, а потом не менее настойчиво отмахивался, пока смущ?нный до крайности Васян краснел, бледнел и верещал — дескать, это, наверное, неудобно, и чего я вообще буду тебя стеснять. На самом деле, когда Серёга черкал на бумажке свой адресок, он думал, Вася это не всерь?з, больно уж легкомысленный он для столь радикального шага. Думал, если он и собирается переезжать, то в очень дал?кой перспективе. Не то, чтобы он не был рад его видеть, просто...— Не, я помню. Просто, бля, ты как-то больно неожиданно нарисовался. Ещ? и с утра.— Вот это реально мой косяк, извини, братан, — смущ?нно пробормотал Вася. — Вариков особо не было. Я с поезда в полшестого сош?л, ну, думаю, погуляю пока, но куда с этими баулами гулять... тяж?лые, с-суки!Сер?га поглядел на две здоровенных челночных сумки, так охуенно совпадающих расцветкой с его клетчатыми труханами, и подумал, что они, в смысле сумки, займут половину его хаты. А другую половину займёт неугасимый оптимизм отъевшего щёки Василия.— Ну проходи давай, покуда приехал, чего в дверях застрял, — буркнул он.

Вася жизнерадостно втащил баулы за порог и захлопнул за собой дверь, легко сладив с разъёбанным вечно заедающим замком, который и Серёга-то не всегда мог с первого раза закрыть.Они познакомились в восемьдесят седьмом — в одну путягу учиться пошли, подружились быстро и крепко. Потом, когда закончили, Серёга потупил пару лет в Чебоксарах, перебиваясь с хлеба на воду, и решил, что надо в Москву валить. Ему это тогда пиздец логичным выходом казалось — в родных пердях и в лучшие годы работы почти не было, а уж после того, как все заводы закрылись, и подавно. Златоглавая же манила невиданными перспективами и сулила несметные богатства, так что он продал бабкино фамильное золотишко, чтобы было на что жить, и купил себе билет в один конец. Ваську он честно звал с собой, но тот всё тянул, тянул, и в итоге так и остался дома.С тех пор они почти не виделись, но когда Серёга приезжал в Чебоксары навестить маму, Вася обязательно заходил в гости — пиво с собой приносил, за жизнь и за общих знакомых раскидывал. Только вот Серёге казалось, что они перестали друг друга понимать, каждый раз заново притереться пытались, но времени на это отчаянно не хватало. Может, дело было в том, что Серёга в Москве своей ороговел, помрачнел, стал взрослым серьёзным дядей, а этот неунывающий при любых обстоятельствах чудила будто законсервировался — Серёга его запомнил улыбчивым двадцатилетним пацаном, таким он и остался. Не повзрослел, короче, ни на йоту.— А жарко у тебя, — заметил он, скидывая олимпийку, а следом за ней и футболку, и подтягивая сползшие штаны. Цепку поправил, но не снял, оставил висеть на голой груди. Сказал деловито, утаскивая один из баулов прямиком на кухню: — Я тебя долго стеснять не буду, не боись. Как работу найду, так и съеду.— Да ладно тебе, оставайся, сколько будет нужно.— Ну, короче, поглядим, чего как. За аренду тебе башлять пока буду, я ж не пустой приехал.— Да чё ты, — нахмурился Серёга. Пускай они с Васей отдалились, но денег с друга он брать не собирался, не по-людски это было. — Не вздумай даже. Не возьму.— А в тот раз ты сказал, что надо!— Так я шутил наверняка!Вася насупился, даже еду из недр сумки перестал вынимать, которой притащил нереальное количество. Пожевал губу, вздохнул:— Ну и шутки у тебя! Ладно, я там это, у мамки пизданул хавки, и к твоей маме тоже зашёл, она тебе кое-что передать попросила, и ещё букет тебе привёз...— Какой букет? — севшим голосом спросил Серёга.— Какой-какой, Чувашии! Ты, короче, завтракать будешь или чё?Завтракали бутерами с дефицитной и на удивление вполне приличной колбасой — где Васька её надыбал в клятых Чебоксарах, оставалось загадкой, — запивали несладким чаем, сахара как обычно не было. Потом вытащили из старенького холодильника пиво и схрумкали под это дело банку домашних сол?ных огурцов, которую Сер?жина мама передала. Вася откинулся на спинку шатающегося стула, вытянул длиннющие ноги в коридор, потому что больше на шестиметровой кухне вытягивать их было некуда. Сложил лапки на пузе, довольно вздохнул и прикрыл глаза.— Ты мне Москву покажешь? — спросил, будто они и об этом в прошлую попойку договаривались.— Да чё тут показывать-то...— Как чё? Столица родины, мать её! Хочу центр посмотреть. Поехали, а?— Сейчас?— Ну а когда?К Серёгиному стыду, за те три года, которые он прожил в Москве, центр он видел дай бог пяток раз, да и то мельком, когда по делам на автобусе через него ехал. Поначалу не было времени — нужно было решать проблемы с жильём и работой, а теперь на долгие пешие прогулки по историческим местам попросту не оставалось сил. Да и понт одному гулять? Надо, чтобы кореш какой-нибудь рядом тёрся, чтобы пиво было и погода хорошая стояла, тогда ещё можно себя от дивана за уши отодрать и на улицу выкатиться. Казалось, сегодняшним странным утром все зв?зды совпали под нужным углом, но идти вс? равно никуда не хотелось.— Я, если честно, Москву плохо знаю, — признался он. — Времени обычно как-то нет, если и гуляю, то, вон, по соседнему кладбищу.Васька на него во все глаза уставился, поёжился.— А получше места не нашёл?..Место получше у них, конечно, было — прямо рядом с кладбищем раскинулся огромный парк, но Серёге там совершенно не нравилось. Людно там было, шумно, дети постоянно бегали, собаки лаяли, чебуреками из кошатины воняло... зато на кривых поросших травой дорожках между могилками он себя чувствовал спокойно и комфортно. Разве что комары летом мгновенно сжирали, но это, ей-Богу, мелочи.— Ну люблю я кладбища, Вась.— До сих пор?.. Не, я помню, что ты в детстве там зависал, и нас с собой затащить пытался...

Пытался, только эти балбесы впечатлительные отказывались. Им одного раза хватило, когда они насмотрелись страшилок и решили себе нервишки пощекотать — ночь на Карачуринском провести. Вася с Саньком испугались и сбежали ещё до того, как стемнело, а Вадя, хоть и досидел до утра, ещё неделю от малейшего шороха дёргался.— Я ж тебя не заставляю, — пожал плечами Серёга.— Вот и не надо! Я их за километр на всякий пожарный обхожу. Стрёмно там как-то, ну его на хуй... Мы лучше в центр поедем. У меня карта есть, по ходу разберёмся, где там чего!

— Может, завтра?— Не хочу завтра, хочу сегодня. Поехали, говорю!Спорить с этим прущим напролом локомотивом было абсолютно бесполезно, поэтому Серёга пожал плечами и пошёл одеваться. Прикид его Вася заценил — восхищ?нно присвистнул, пощупал кожанку, на широкие джинсы облизнулся — Серёге они не нравились, но других в ближайшей комиссионке просто не было. Собственно,наличие там хоть каких-то джинсов было настоящим чудом, поэтому он купил их и не выделывался.— Еба-ать ты модник, — сказал Вася.— Да иди ты...— Не, не, погоди. Кое-чего тебе не хватает.Он снял с себя цепку и повесил её на Серёгину шею. Оглядел его с ног до головы ещё разок и удовлетворённо кивнул сам себе. Заулыбался.— Дарю!— Вась...— А?— Вась, ну ты чё?— Я — чё? Я ничё! Тебе она всё равно больше идёт. А я себе потом ещё надыбаю, не боись.— Не могу я так.— Можешь! Ты меня к себе пожить пустил, денег с меня не взял, должен же я тебе хоть что-то приятное сделать, а?— Хуя себе, ?что-то?! Это дорого.— Говорю же — нормально всё, я не пустой приехал. Всё, хорош копошиться, погнали уже.Ну, погнали, хотя троллейбус как назло плёлся с черепашьей скоростью и тормозил у каждого столба. Вышли в районе двадцатых домов по Тверской, потому что Вася воспылал желанием поглядеть на Патриаршие и крутился вокруг несчастного пруда добрых пятнадцать минут. Серёга за ним не бегал — сидел на спинке исписанной матюками грязной скамейки и смотрел, как облезлые утки флегматично клюют упаковку от сникерса. Думал, если здесь всё почистить, выйдет вполне неплохой скверик. Маленький, правда, зато уютный.— Эх, надо было хлеба взять, — засопел Васька. — Уток покормить. Гля, голодные какие. Несчастные.— Обойдутся, дармоеды, — сплюнул Серёга. — Кормить их ещё...Пернатых ему, конечно, было жалко, но у него в последнее время с деньгами стало совсем туго, не всегда себе родимому на хлеб хватало. И на трамвай тоже, поэтому до ларёчка с аудиокассетами, в который он полтора года назад вбухал все спрятанные под матрасом бабки, ему частенько приходилось топать пешком.

— Слыш, ну чё ты злой такой?— Не злой я, Вась!Он вздохнул, обратил ясны очи обратно к уткам — кажется, они догадались, что упаковка от сникерса несъедобная, и поплыли на другой конец прудика. Бедные голодные твари. Он вот тоже в последнее время понял, что ничего хорошего ему в этом мире не светит, только плыть ему было некуда.— Я нищий, — нехотя признался он. — Переехал, блядь, в Москву, а денег как не было, так и нет.— Ну, это дело поправимое... — тихонько ответил Вася, приземляясь рядом с ним. Поёрзал, притиснулся плечом к плечу, совсем как в старые добрые. — Слышь, а чё денег-то нет? Ты же говорил, у тебя же бизнес свой...— Бизнес! — всплеснул руками Серёга. — Ещё б доход с этого бизнеса был хоть какой-нибудь.Он нашарил в кармане сигареты, щёлкнул зажигалкой, глубоко затянулся. Васе тоже одну прикурил по доброте душевной. Сцепил зубы — портить ему настроение своим мандежом не хотелось, но молчать он уже не мог, наболело. Слишком долго держал это всё в себе, не мог поделиться ни с кем, даже с матерью. Говорил, дело в гору идёт. Говорил, при?были пока небольшие, но стабильные. Говорил, ещё полгода, максимум год, — и можно будет расширяться до полноценного магазина. Потом открываться у соседних станций метро. Потом по всему городу. Сеть свою сделать, акции продать и годам к сорока пяти уйти на заслуженную пенсию, грея жопу на пляже, попивая холодное пивко и закусывая жиренькими раками. Он и Васе всё то же самое говорил, когда приезжал. Не хотел их обоих разочаровывать.— Раньше более-менее было, а сейчас... Ну кто эти кассеты сейчас покупает? — сказал. — Выручки нет почти, зато, блядь, рэкетиры толпами ходят. Менты тоже ходят доёбывают. Продавцов нанять не могу, сам пашу. Вот, в прошлом месяце студента одного нанял, чисто на выходные, чтобы хоть высыпаться иногда... тоже, кстати, наш пацан, чебоксарский, кореш один познакомил. Ну, посадил я его на копейки, и знаешь, что? Ровно в ноль, блядь, вышел. Не заплатил бы ему — было бы лишних двести тысяч. Двести, Вась! А ты говоришь, бизнес...Вася его за плечо приобнял, стиснул покрепче, пытаясь приободрить. За былое враньё осуждать не стал, и Серёга ему за это был ужасно благодарен.— А почему ты кассеты-то продавать решил? — спросил он с любопытством.— А что, помидоры надо было?— Ну да. С помидорами-то было бы всяко вернее. Кассеты — это роскошь, а жрать люди хотят всегда.— Ты, Вась, такой умный, конечно... на ближайший рынок сходи и погляди, кто там всем заправляет.— Чурки? — трагичным шёпотом спросил Вася.— Ну.— Это, Серёж... ты тока не обижайся, но ты, вроде как, сам не совсем... ну...— Да русский я, блядь, — рыкнул он. — Заебали!— Да я ж не к этому! Я к тому, что ты бы мог, ну... подыграть, да? Договориться с ними как-то?..— Я, Вась, ни с кем, нахуй, договориться не могу. Я для русских недостаточно русский, а для чурок — недостаточно чурка. И вообще, какого хуя я, блядь, договариваться о чём-то с ними должен? У нас у самих работы нихуя нет, ещё они, суки, припёрлись.Вася не стал спорить, только тихонько вздохнул. Прижался покрепче, башку свою наголо бритую ему на плечо положил. Серёга было напрягся, что им за такую хуйню кто-нибудь предъявит, но в половину девятого утра в субботу в скверике никого не было. Ругаться он не стал — больно соскучился по прикосновениям. И по возможности поговорить хоть с кем-нибудь, кроме редких безразличных ко всему живому клиентов его ларька.— Ладно, извини, что-то я разошёлся, — признал он, когда молчать стало совсем невмоготу.— Да не извиняйся, — улыбнулся Васька. — Я ж понимаю всё. Ничего, братка, мы с тобой прорвёмся, слышь?— Думаешь? — криво усмехнулся Серёга.Усмехаться-то он усмехался, но своему другу — этому наивному беззаботному добряку — отчего-то поверил. Неосознанно погладил пригревшуюся на груди цепку, решил, пусть она станет напоминанием о том, что последние крохи человечности терять никак нельзя. И неожиданно для себя улыбнулся.

— Не думаю, а знаю, — ответил Вася. — Щас вот халтурку найду какую-нибудь, тогда верняк прорвёмся. Если с бизнесом твоим совсем хуёво будет, то и тебя куда-нибудь приткнём, ты, главное, не боись!— Я и не боюсь.— Это хорошо, тогда я рад. Так, ну пошли дальше-то? А то засиделись, как старпёры какие.— Пошли.До Красной площади ползли медленно, наслаждаясь тёплым майским солнышком и любуясь поистине величественной архитектурой. Такая Москва Серёге безумно нравилась, он бы хотел поселиться в одном из этих роскошных домов и навсегда забыть, что такое однушка в хрущёвке. Правда, в отличие от Васяна, он был реалистом и прекрасно понимал, что честным трудом на такую хату ему до конца жизни не заработать — тут бы ноги с голода не протянуть. Были, конечно, варианты зарабатывать трудом нечестным, но он до такой жизни пока не докатился. Надеялся, что никогда не докатится.Между тем город потихоньку просыпался. Тверская заполнялась разного толка народом, и все куда-то спешили, наплевав, что сегодня выходной.— Куда бегут хоть? — спросил Вася.И очень удивился, когда узнал, что бегут москвичи просто так, без особой цели. Поначалу даже не поверил, пока не увидел, что добрая половина тех, кто ещё пять минут назад обгонял их быстрым шагом, праздно застыла около крикливых агитаторов. Серёга только усмехнулся — он тоже не мог привыкнуть к местному темпу жизни.Он ловко обогнул толпу зевак, а вот Васяна затянуло — бедолага оглянуться не успел, как ему в руки сунули листовку и начали верещать про выборы, до которых оставалось меньше месяца. Голосуй или проиграешь, будущее великой страны в твоих руках, вся хуйня. Голосовать Серёга не собирался, Васяна своего отдавать на растерзание — тем более. Его от одного слова ?выборы? уже тошнило, мерзкие морды кандидатов и так из всех щелей лезли.— Во кампанию развернули, — недовольно заметил он, за шкирку вытаскивая слегонца осоловевшего Васю из лап беспринципных уродов. — Гастроли какие-то придумали, танцульки, реклама эта ещё... видел же?— Ещё б не видел, — покивал он. — Обосраться со страху можно!— И главное, ведутся. Совсем народ с ума посходил.— Всё с нашим народом нормально, — недовольно пробухтел одутловатый мужик, который всё это время стоял рядом и с заинтересованным видом пялился на устроенный агитаторами цирк. Разумеется, их разговор он тоже прекрасно слышал. — Просто заебались мы плохо жить. Праздника душа требует!— Чё, отец, думаешь, лучше станет после выборов? — спросил Серёга, даже не пытаясь скрыть иронию в голосе.— Может, станет. А может, и не станет, кто его знает. Вы, молодёжь, ещё не видели ни хрена. Не знаете, что такое всю жизнь прожить в огромной жопе, во-от в такенной! Вот будет вам столько же, сколько мне, тогда и будете рассуждать, кто там сумасшедший, а кто просто хочет жить нормально. Не хорошо даже, хорошо пусть эти ублюдки живут в Америках своих, а просто нормально! Раньше ведь как — хоть какая стабильность была, а сейчас...— Так ты б определился, хорошо было или плохо.— Ты мне поумничай ещё! Ну, плохо жили, зато были уверены, что квартиру не отберут, что работа будет, еда какая-никакая. Я в девяностом вместе со всеми на Манежке для чего яйца морозил? Мы лучшей жизни хотели, и не ради себя, а ради вас, дармоедов малолетних, детей наших... Нельзя так больше жить. Голосовать надо. Требовать от государства то, что нам причитается! Иначе это что выходит, мы за просто так страдали, что ли?!— Ну, завёлся...Вася отплатил добром за добро — убедившись, что мужик уже не обращает на них никакого внимания, он схватил Серёгу под локоть и потащил подальше от необоснованного морализаторства.— Праздника у него, блядь, душа требует...— Ой, Серёж, да не обращай ты внимания! Старый человек, наверняка и с головой уже не очень... У меня, вон, батёк такой же — как начнёт всех жизни учить, хуй остановишь. Будет вещать, пока батарейки не сядут.— Странно, никогда не видел батю твоего.— Так он это, давно того... — присвистнул Вася. И глаза вниз скосил, как будто намекал, что батя в аду у чертей на сковородках жарится.— Чего, помер? — удивился Серёга.— Не, не! Типун тебе на язык! В Ульяновск обратно свалил. У него там семья другая. Но он пишет иногда, денег шлёт...Серёга отчего-то подумал, что разницы между Ульяновском и адом было не особо много. Может, в аду почище и попросторнее было.— Чё, в Мавзолей пойдём, не пойдём? — спросил Васька, когда они сделали почётный круг по Александровскому саду и, наконец, дошли до Красной площади.— А оно нам надо?— Ну, интересно же... того. На трупешник посмотреть.— Ещё за трупешником в очередях не стояли. Не стоит оно того, — флегматично заметил Серёга. — Да и вообще, понт смотреть на трупешник, если в него нельзя палкой потыкать?— Ну да, ну да... тем более, говорят, там вообще кукла восковая лежит.— Значит, точно не пойдём.— А куда пойдём тогда? Тут, по ходу, смотреть больше не на что.— Не знаю, куда пойдём. У тебя карта, ты и решай.Вася деловито зашуршал картой, стараясь выискать что-нибудь интересное, со знанием дела ткнул пальцем в Арбат, где у него красным кружочком было что-то обведено. Серёга пригляделся — добрая половина карты была усыпана такими красными кружочками, прич?м не только в центре — в некоторых спальных районах они тоже имелись, даже в Сер?гином.— А это у тебя что за метки?— Честно? Не знаю, — развёл руками он. — Я эту карту у корешка одного подрезал, он сюда к родственникам ездил. Так чего, пошли?— Ну пошли. Не далековато? Нам ведь ещё обратно потом идти.— Да не, нормально всё, дойдём!Серёга даже спрашивать не стал, где в Васенькином организме расположен вечный двигатель, это и так было предельно ясно. Смотрел на него, улыбался и думал: ?Вот же дурень, с половины шестого утра на ногах, с баулами тяжеленными до хаты моей через весь город пёрся, потом ещё пива выпил, а всё равно бегает, как заведённый. Я б на его месте спать завалился до вечера, а ему ему хоть бы что?.На месте красного кружка оказался ювелирный, причём понтовый — очередь в него собралась приличная, несмотря на ранний час. Вася почесал затылок, предположил, что корешок его сюда за цацками для жены ходил, предложил тоже зайти поглазеть.— Мне ж теперь цепка нужна, — заявил ультимативно, занимая место в очереди. — Хочу, чтоб мы оба были модные и красивые.— А то мы не красивые и не модные! Один костюмчик твой чего стоит.— Костюмчик — да... настоящий, прикинь? Не Китай.Серёга охуел. Придвинулся поближе, сощурился, поскольку зрение в последние годы неумолимо садилось, благоговейно вылупился на ?не Китай?. Заценил ровненькие швы, ткань пощупал. По всему выходило, что Адидас и правда был самый что ни есть настоящий.— Где ты его надыбал в Чебоксарах?— Ой, там такая история... это мне знакомый один привёз. Из Америки прямо. Он туда свалил, когда вся эта заваруха началась, сейчас катается туда-сюда, у него там с визой какие-то проблемы, и с жильём тут тоже... он, вроде, дачу приватизировать пытается, чтобы продать.— Вась, Вася... — перебил Серёга. Слушать про корешка ему было неинтересно, а вот про костюмчик — очень даже.— Чего?— Признавайся давай, ты кого ограбил?— В смысле, ограбил?!— Откуда у тебя на Адидас деньги?— Откуда-откуда... заработал!— Пизди больше.— Ну ты чего? — надул губы Вася. Похоже, натурально обиделся, даже улыбаться перестал. — Часть и правда заработал. Потом, продал кое-что из вещей. Батёк ещё подкинул, мать тоже кое-что отложила на случай, если я за ум возьмусь и решу в Москву перебраться... много откуда, короче! И вообще, я же не спрашиваю, откуда ты деньги взял, чтобы ларёк свой открыть!— Золото фамильное продал, — пожал плечами он.— Чё за золото? — оживился Вася.— Перстни всякие. Брошка ещё была огромная такая, с брюликами и рубинами. Уж не знаю, как бабка это добро от кулаков прятала, но там цацки аж девятнадцатого века, блин. Это мне оценщик сказал.— Ой, — буркнул Вася, подозрительно покраснев.— Чего случилось?— Не... не, ничего.— Вась.Он помялся, будто пытаясь сообразить, что сказать, потом придвинулся вплотную и шепнул на ухо, что ему просто по малой нужде приспичило. Чего он по этому поводу смущался, Серёга так и не понял, да и ощущение, будто Вася от него что-то скрывает, никуда не делось.— Так пошли отсюда.— Не, пока терпит. Достояли уже почти. Да мы быстренько, я одним глазком погляжу, приценюсь и пойдём.— Как скажешь.Поглядеть ?одним глазком? у Васи не получилось — он пытал несчастную продавщицу минут пятнадцать, а она даже обматерить его как следует не могла, ведь теперь за хамство клиенту её могли без лишних разбирательств уволить. Зато Васю обматерил Серёга, потому что этот дятел к витрине намертво приклеился и отклеиваться никак не желал. Спрашивал, уточнял, просил показать то одну цепь, то другую, и всё его что-то не устраивало — толщина, вес, материал. Под конец выли все — и сам несостоявшийся покупатель, и несчастная тётка, которой не повезло выйти на смену именно сегодня, и Серёга, особенно после того, как ему отдавили и без того убитые долгой прогулкой ноги. Конечно, он мог бы и на улице постоять, но боялся, что если оставит Васю одного и перестанет дёргать его за рукав каждые тридцать секунд, тот застрянет здесь до самого закрытия.— Нет, — упрямо повторял он. — Вещь дорогая, статусная, абы какую покупать нельзя. Я же правильно говорю?Продавщица кисло скалила зубы, но не возражала.Когда они, наконец, вышли на улицу, он выглядел настолько довольным, будто таки прикупил эту драную цепку. Серёга жадно глотал вкусный свежий воздух, а Васька шёл рядом, сунув руки в карманы штанов, и улыбался так широко и открыто, будто ему снова было пятнадцать, и мама выкроила ему денег на кино и мороженое.— Спасибо, что со мной сходил, — сказал.Серёга, ей-Богу, растерялся. Ну сходил и сходил, херня какая. Терпеть Васину невесть откуда взявшуюся мелочность, конечно, подвиг, но за что благодарить-то?— Да ну, брось.— Ты настоящий друг! Вот я когда за твоей цепкой ходил, в Чебоксарах ещё, взял Санька с собой... так он вообще распсиховался и ушёл, знаешь. Нет, я его понимаю, мы шесть ломбардов обошли, но зачем так-то?..— Шесть?— Ага. Просто у нас там вообще проблемы с ювелиркой, вечно они серебряшки позолоченные толкнуть пытаются — ещё, суки, качественные такие делают, сразу хуй проссышь. Ну, я весь центр оббегал, нормальную нашёл только в комиссионке на Герцена, и на том спасибо...Вася снова перешёл в режим радиовещания. Про корешей рассказывал, про родню, про Чебоксары — осточертевшие за всю жизнь, но всё равно любимые. Серёга вдруг представил, как стоит на туманном берегу Волги, и такой приступ ностальгии поймал, чуть слёзы на глаза не навернулись. Захотелось домой, мать обнять, взять пивка и засесть старой компанией в парке. Пирожков тёть Любиных фирменных прихавать — они за этими пирожками вприпрыжку из путяги мчали, Саня один раз в яму какую-то провалился и чуть ногу не сломал. ?Нет, всё-таки хорошие были времена, — с тоской подумал он. — Похуй даже, что нищие были и голодные, главное, что радовались от души. Хорошо тогда было, пока жизнь зубы не пообломала?.— Вась.— Чего?— А пирожков твоя мама случайно не передала?— Не, не передала.— Жалко.— Угу... А чё, ты жрать хочешь?— Да нет, просто вспомнил. Охуенные были пирожки.— С карто-охой... — мечтательно протянул он. — С капустой тоже ничё такие были. Бля, я аж жрать захотел! Пошли куда-нибудь перекусим.— Мы же недавно позавтракали.— Четыре часа назад!Он скорчил такое грустное ебало, что Серёга сдался, махнул рукой. Вася возликовал и, схватив его за рукав, деловито утащил в одному ему известном направлении. Чебуречную и столовую он начисто проигнорировал, зато загорелся при виде Макдональдса. Кто бы сомневался — в Чебоксарах такой роскоши и в помине не было, одни только слухи ходили.— Материн знакомый говорил, там здоровенные крысы бегают, цены как в ?Праге?, а еду на грязных подносах подают, — хмыкнул Вася, будто прочитав Серёгины мысли.— Чего только люди не выдумают.— Да не говори! А ты ходил уже?Серёга помотал головой. Он заграничную жратву не пробовал и вообще старался не ходить по забегаловкам — экономил деньги.— За три года — и ни разу не был?!— Я себе сам готовлю. Денег нет по ресторанам ходить.— Ну так я тоже себе сам готовлю, но это ж совсем другое! Нет, всё, решено — идём в Макдональдс. Я угощаю!— Нет, не угощаешь.— Почему?!— Потому что я так сказал.Васины сияющие глазки потухли. Серёга скрипнул извилинами, прикинул, сколько у него осталось в заначке, и решил, что даже если разок потратится, всё равно до конца месяца доскрипеть должен. Ну, водку придётся не покупать. И мясо. На худой конец можно съесть самого Ваську — его тушки точно надолго хватит.— Сам расплач?сь, — отрезал он.— Да чего такого-то? Сочтёмся потом, не боись!Серёга его за плечи схватил, к себе лицом развернул, сказал тихо, но очень сердито:— Ты это прекрати, последний раз тебе повторяю. Ты деньги печатаешь, что ли? Пораскинь хоть немножко мозгами — сразу ты работу нихуя не найдёшь, тут на нормальные места только своих берут, а связей у нас нет. А если и есть, и возьмут тебя куда-нибудь, зарплату тебе сто пудов будут задерживать, просто потому что время такое. Хочешь потом полгода с хлеба на воду перебиваться?— Нет, — едва слышно ответил Васька. — Я просто хотел сделать тебе приятное.Такой он грустный стоял, так его жалко стало, обнять захотелось. Покрепче к себе прижать, по голове погладить и пообещать клятвенно, что всё хорошо будет. Только вот давать пустые обещания Серёга ой как не любил, особенно такие, сдержать которые он не в состоянии.— Ты мне другим приятное делаешь, — сказал. — Компанией своей. Разговорами. Мне, Вась, с тобой хорошо, а это куда важнее денег.Вася поднял на него взгляд и неловко улыбнулся, кивнул. Вроде, начал потихоньку оттаивать, и то к добру.— Ты нам всё равно столько еды приволок, на два месяца минимум хватит. Голодными точно не останемся, так что пошли уже.Хавка оказалась не ахти — странная какая-то, непривычная. Бигмак, вроде, был ничего, если бы сладковатая булка к зубам не липла, а картошку на Серёгин вкус явно пересолили — он решил, что это сомнительное удовольствие своих денег не стоило. Зато Васька был чертовски доволен, хомячил пирожок с вишней, и радость его омрачало только то, что он не догадался взять ещё и мороженое. Серёга без колебаний отдал ему свой нетронутый рожок и, подперев щёку ладонью, уставился в окно. Сонливость накатила, нестерпимо хотелось завалиться на свой родной скрипящий диван и вырубиться до вечера. Он представил, как наевшийся и слегка передохнувший Вася снова раскладывает свою ебучую карту и тыкает в очередное место, которое он о-очень хочет посетить вот прямо щас, и тяжело вздохнул.— Устал? — прозорливо спросил Вася.— Не. Нормально всё.— А я вот чё-то устал. Поехали домой?— Поехали.— Я так понимаю, про такси мне лучше даже не заикаться, да?Серёга посмотрел на него очень выразительно и не менее выразительно промолчал.— Ну давай хотя бы на метро поедем, а? Я метро тоже никогда не видел... ну, в кино только. Хочу посмотреть.— Ладно, — кивнул он.Жаба, конечно, душила, не за один транспорт платить, а за два, но его подташнивало при одной мысли, что им придётся ползти обратно на Тверскую, чтобы сесть на лениво копошащийся троллейбус, идущий до дома. Хотя, может, подташнивало его из-за этой подозрительной заграничной еды.Турникеты Васю мальца напугали, ровно как и трясущиеся эскалаторы, а само метро ничуть не вдохновило. ?Темно, тесно, громко, трясётся всё. Ещё и бомжами воняет?, — лаконично подытожил он, изо всех сил цепляясь за поручень и стараясь не упасть. Серёга не стал ему говорить, что есть ещё такая штука, как час пик, и в этот самый час пик дела в подземке обстоят намного, блядь, хуже. Только кивнул, поскольку и сам старался спускаться в эту душегубку как можно реже.— Я вот чего предлагаю, — сказал Вася, вплотную приблизившись к его уху. — Надо ж мой приезд отметить. Закусь есть, только водочки купим по дороге. Давай, а?Водочки Серёга хотел — уж больно здорово она помогала хоть на какое-то время забыть о творящемся вокруг пиздеце, — а бухнуть в хорошей компании он хотел ещё сильнее. Конечно, в Москве у него были приятели, но собутыльники из них обоих были так себе. Если с тихим искусствоведом Серёжей можно было хотя бы пива попить, то Лёха сказался язвенником и даже по праздникам не брал в рот ни капелюшечки.— Да, давай, — ответил он. — Всё равно выходной завтра.— Ура! Я проставляюсь, и не спорь, это традиция-а-а, блядь!Поезд дёрнулся, сбавляя скорость, и Ваську, который нашёл самый подходящий момент, чтобы отпустить поручень, вжало в Серёгину широкую грудь. Он его придержал, чтобы не дай бог не навернулся, заглянул в его глазищи перепуганные, едва смех сдержал. Хотелось его по носу щёлкнуть, дурака безалаберного.— Держись ты, а? — улыбнулся.— Держусь я, держусь... ненавижу, блядь, метро ваше.— Солидарен.Вечером они ужрались в такие дрова, что Серёга впервые в жизни не помнил, как дополз до дивана. Помнил только, что на кухне сидел и какую-то херню вдохновенно тёр — про друзей своих, про ларёчек, про майора ебучего, вконец оборзевшего... а потом всё, провал. Проснулся на следующий день с раскалывающейся башкой, еле выполз из-под облапившего его Васьки, чтобы до сортира дойти и водички хлебнуть. Анальгин ещё думал принять, да только кончился анальгин, сука такая.?Надо, что ли, диван этому понаехавшему где-то раздобыть, — подумал он, кое-как сдвинув мирно сопящего Ваську, который, пользуясь его отсутствием, раскинулся морской звездой на всю скрипящую полуторку. — А денег на него где брать? И сам диван где брать? И куда его, блядь, ставить?..?Так и не надумав ничего путного, он улёгся обратно и заснул, почти не удивляясь тому, что Вася снова прижался к нему со спины и по-хозяйски закинул на него тяжёлую руку.