я напишу про депрессуху целый том (1/1)

Мирон заявился к парням только на следующее утро, до пар, так посоветовал доктор, сообщил, что тем необходимо прийти в себя. А ещё сообщил про ноги Рудбоя и слепоту Андрея. Фёдоров промаялся полночи, так толком и не поспав: к определенным своим ученикам он привязывался, как к родным детям, и с этими было именно так. И ехал Мирон, собираясь со всей строгостью отчитать обоих, но строгость эта разбилась на пороге Ваниной палаты, когда врач сообщил, что Рудбой если и встанет на ноги, то нескоро и не сразу, а по поводу зрения Андрея вообще не дал никаких утешительных прогнозов. А окончательно вся строгость сгорела уже внутри палаты Рудбоя. Ваня лежал, бездумно запрокинув голову и перебирая в руках одеяло, но повернулся, услышал хлопок двери и даже попытался улыбнуться, но губы дрогнули, а улыбка не вышла.—?Здравствуйте, Мирон Янович.—?Привет, Вань,?— тихо отозвался Фёдоров, присаживаясь около него. —?Я знаю, что произошло. И хочу дать тебе понять, что ты не один. Я ни тебя, ни Андрея не брошу. Мы поставим тебя на ноги.—?Спасибо вам большое,?— устало кивнул Ваня. —?Я все ещё не верю в это все. Я такой идиот.—?Но у моей помощи будет цена,?— продолжил Мирон. —?Расскажи мне все с самого начала. Что случилось?Ваня вдруг помрачнел, на его лице сменились пять различных эмоций от паники до апатии. Мирон вытерпел тяжёлое молчание, ничего не сказав, и Ваня вдруг заговорил:—?Я стритрейсер. Точнее, уже, наверное, был стритрейсером, ног-то нет. Это получилось случайно, полтора года назад. Я был разочарован в отце, в друзьях, не уверен в том, что делал, и совершенно неясно представлял своё будущее. Мне казалось, что все рассыпалось, и что я все потерял. Я, когда уходил из дома, поссорился с отцом, он сказал, что сына для него больше не существует, и своё слово он сдержал. И в итоге я оказался в новом городе, без родных, без денег, на руках только машина и фотоаппарат. И тогда меня позвали на гонку, просто чувак, с которым мы в пробке разболтались. Я поехал из-за выигрыша, вожу… водил я хорошо, мне отец машину ещё в шестнадцать лет подарил, на вырост, разрешал на пустой парковке на нашей даче гонять, так что я много чего умел. В общем, в тот день я не выиграл, но мне так понравилось ощущение скорости… меня словно от всех моих проблем отпустило на время заезда. Я продолжил кататься, сначала из-за денег, у меня тогда вообще толком работы фотографом не было, а потом не смог остановиться, подсел. А тут мы сильно поссорились с Андреем, избегали друг друга, но в конце концов столкнулись у нас в комнате, когда я вещи пришёл забирать. Сцепились, я не сдержался, наговорил ему много лишнего, и он ушел. Я ушёл следом, сел в машину. Я был очень зол тогда. И решил просто прокатиться. А потом… дорога скользкая была, а у меня резина старая. И скорость была высокая, я только успел сбросить, сколько смог. Не справился с управлением. Знаете, я всегда знал, что это все опасно, но мне казалось, что со мной такого никогда не случится.Ваня замолчал. А Мирон тихо спросил:—?Скажи честно, ты собирался его убить?До Рудбоя доходило с трудом, сначала он вообще не понял, о чем Мирон говорит, а как понял?— широко распахнул глаза, захлебнувшись воздухом от немого шока.—?Я даже не знал, где он! —?выпалил Ваня, еле дыша. —?Я в последний момент машину выводил подальше от человека на остановке, я в таком ужасе был! Я не хотел убивать Андрея, как вы вообще могли такое подумать?!—?Вань, спокойнее, я просто предположил,?— мягко бросил Фёдоров, накрывая его ладонь своей рукой. —?Я тебе верю, не переживай.Рудбой вздрогнул, весь сжался, а после закрыл лицо руками.—?Вань. Не плачь, пожалуйста. Я сделаю все, чтобы вернуть тебе ноги, документы вам с Андреем на ?академ? я уже подготовил…—?Какой ?академ?? —?мгновенно поднял ошарашенные красные глаза Рудбой.—?Вань, ты как из коляски снимать собираешься? А учиться? У нас универ под колясочников не оборудован,?— тяжело осведомился Фёдоров. —?К тому же как остальные отнесутся к тому, что к тебе придётся иначе относиться педагогам, снижать требования.—?Мирон Янович, мне нельзя в ?академ?, умоляю! На время ?академа? я должен буду их общаги съехать, домой я вернуться не могу, денег у меня нет, ещё непонятно, как работать будет получаться… Я буду учиться, не надо будет никаких послаблений, я приспособлюсь, ребята помогут,?— горячо затараторил Евстигнеев.—?Вань, хочешь, я найду, куда тебя поселить, заплачу…—?Ни в коем случае, Мирон Янович! Я и так перед вами в неоплатном долгу, не заставляйте меня влезать в ещё большие, пожалуйста!—?Ладно,?— сдался Мирон. —?Я выдам распоряжение, чтобы вы с Андреем сдавали сессию с теми, кто идёт на зимнюю пересдачу. Что-то мне подсказывает, что Андрей тоже откажется уходить в ?академ?…Рудбой облегченно выдохнул и повесил голову.***—?Как давно ты употребляешь? —?тяжело выдал Мирон. —?Рассказывай все, сначала и до конца.Смотреть на то, как Андрей смотрит своими разными глазами мимо Фёдорова, мечется взглядом, пытаясь точно определить источник звука, было невыносимо.—?Полтора года назад все началось. Сначала просто покуривал траву, потом… Первая сессия мне давалась тяжело. Ещё и постоянно приходилось мотаться в Краснодар, помогать бабушке, она уже болела… Я чуть ли не загибался от усталости. На парах буквально глаза слипались, бабушкины доктора постоянно поднимали с новостями посреди ночи… я не выдерживал. Начал нюхать. Скорости. Сначала по необходимости, а потом без них уже не вывозил.Если Ваня говорил горячо, запинался, то Андрей сообщал все сухо, словно констатировал общеизвестные факты. Смотрел мимо Мирона потерянным взглядом слепых глаз и делал длинные паузы.—?Врач говорил, что зрение ты потерял от других веществ.—?Мы с Евстигнеевым поссорились. Я сильно заболел потом, два дня лежал, ну, вас предупреждали о моем отсутствии, вы знаете. А потом мы в комнате с Рудбоем столкнулись. Я ему очень много лишнего наговорил, не выдержал, а после ушёл.Мирон для себя подметил, что они впервые не сваливали вину друг на друга.—?Мне плохо было. Хотелось отвлечься. И я попросил барыгу подогнать что-то подходящее. Он сказал, что есть новая штука и продал мне эти таблетки. Сначала хорошо было, потом я уснул в автобусе, а когда проснулся на конечной, зрение плыло. Я подумал, что со сна и волнения, ну и от веществ всякое бывает. Пошёл, куда глаза глядят. А становилось только хуже. И в итоге я на остановке сел и отрубился. А потом очнулся тут.—?Андрей, ты понимаешь, что наркотики тебя добьют?Они молчали минуты три. Как вдруг Пиро, выглядевший холодно и сосредоточенно, рявкнул:—?Да я, блять, чуть не умер!!! Я не вижу нихуя, даже с постели встать не могу, не убившись об что-нибудь!!! Я, сука, себя ненавижу!!! Конечно, я не начну больше употреблять, я же даже номер ебанного барыги в телефоне найти не смогу!!!Фёдоров мягко водрузил ладонь Андрею на плечо. Тот мелко затрясся, сжимаясь в комок и подтягивая ноги к груди.—?Простите пожалуйста, Мирон Янович…—?Не переживай. Я тебе помогу, постараюсь помочь вернуть зрение. Ты же тоже в ?академ? не согласишься выходить?—?Ваня тоже не согласился? —?горько усмехнулся Пиро.—?Да. Я подумал, что и ты откажешься.—?Откажусь, конечно. Я в Краснодаре один не выживу. Я же вообще ничего не вижу…—?Так, Андрей, давай успокаивайся,?— задергался Фёдоров, чувствуя в дрожащем плече занимающуюся истерику. —?Напортачили вы оба, но мы все обязательно решим, соберись давай, не расклеивайся, от нервов только хуже будет.Андрея просто непросто прорвало. Ване с его вечной злостью было легче, чем Пиро с его вечной клоунадой. Рудбой-то показывал то, что чувствовал, а сценарист уже года два усиленно ебальник держал. Фёдоров прижал мальчика к груди, сам судорожно вздыхая. Его от подобных случаев выворачивало каждый раз, особенно таких талантливых, как эти двое, было невыносимо жалко.—?Блять, лучше бы Евстигнеев въебался тогда в меня на двухста,?— засипел сквозь плач Пиро. —?Пиздец, я так больше не могу…—?Тише, Андрюш, я сейчас врача позову, тебе успокоительное дадут…