Глава 7. Restless (1/2)
Это всё становилось чертовски неправильнее с каждым разом.
— Ради всего святого, ты можешь побыстрее, мне уже пора! — сказала она ему сегодня, собираясь в Администрацию выяснять для Эммы где хранятся списки телепатов.— Oui, — послышалось за шумом воды в ванной. Или ей просто показалось, что послышалось?В любом случае, их с Реми странное знакомство и не менее странные отношения должны были изжить себя как можно скорее. Уж что-что, а это точно было неправильным.Он ушёл в то утро, когда она проснулась из-за того, что почувствовала что-то мокрое и липкое на своём лице. Истошно завопив, Ороро скопила разряд в кулаке и душевно ударила извращенца в ключицу, и только угрожающе нависнув над несчастным, заметила миску с клеем и порванную бумагу на столе, из смеси которых можно было слепить папье-маше. Нелепый бандаж из подручных средств не дал её носу окончательно отвалиться с лица, и, хотя боль была поначалу невыносимой, она испытывала что-то вроде чувства вины перед Реми.
За это она сделала завтрак на двоих впервые с того дня, как в последний раз видела Чарльза живым. После чего деликатно указала Реми на дверь. И он ушёл.С работы удалось отпроситься, всё-таки она уже два года не брала отгулов и отпуска, и следующие два дня Ороро перемещалась с софы в гостиной в кухню и туалет, чтобы поесть и привести себя в порядок, хотя отражение в зеркале по-прежнему наводило ужас. Эти три точки её маршрута успели здорово надоесть, и, едва набравшись сил, Ороро принялась наводить порядок. Все цветы и растения в доме и на заднем дворе были подготовлены к наступающей зиме, кафель надраен от намечающейся плесени, генератор в подвале на всякий случай пересобран и заправлен, а баки с водой наполнены до пределов. С чувством удовлетворения Ро собиралась приступить к починке входного замка, когда вышла на крыльцо и обнаружила там сидящего на ступеньках и дымящего самокруткой Реми.— Тут не курят, — она подошла со спины и чуть пнула его под зад, оставляя на кожаном плаще серый развод от грязного ботинка.
Положив картонную коробку с инструментами у двери, Ро присела на корточки, примеряясь отвёрткой к креплениям замка. Минуты две разбирая цилиндр, она наконец извлекла вкладыш замка и принялась аккуратно проверять пружины в нём. Как и ожидалось, проблема была в сувальде, неправильным углом вставшей на пружину, из-за чего последняя запуталась и деформировалась, мешая правильному повороту ключа. Смятая пружинка требовала распрямить себя и вернуть на место, Ро осторожно зажала её в ладони и села рядом с молчавшим всё это время Реми на ступеньки.
Крыльцо её дома выходило на восток, и в тот странно безоблачный вечер, возможно связанный с её таким же отстранённым настроением, закатное западное солнце окрасило пожухлую лужайку перед ними в жизнерадостный жёлтый цвет. На этом полотне света серой громадной тенью расположился растянутый силуэт дома, поверх которого, если поднять взгляд повыше, можно было различить несколько неярких звёзд на начинающем чернеть небе.Редкие соседи возвращались домой с работ, уныло глядя себе под ноги и изредка бросая взгляды в их сторону. Реми продолжал молча затягиваться и выпускать дым тонкой струйкой. Украдкой посматривая на его профиль и взгляд, устремленный вперёд, Ро поймала себя на мысли, что ей, возможно, жаль его? Небритый, растрёпанный, с запавшими тёмными кругами под глазами, он всем своим видом иллюстрировал чуть ли не смертельное отчаяние. И вместе с тем сейчас он не казался ей безмозглым смазливым придурком, как было раньше. Словно в немом разговоре этот луизианец предстал перед ней человеком, пережившим столько дерьма, сколько ей и не снилось.А может по той же причине он и пошёл за ней тогда, когда увидел с разбитым носом, залитую кровью? Просто стало её жалко. Получается вот такой замкнутый круг переходящей жалости друг к другу.
Реми докурил, потушил бычок о собственный язык, отчего Ороро неприятно поёжилась, молча встал и побрёл прочь. Остановился у дороги и повернулся к ней, уже занявшейся распрямлением маленькой пружины вспотевшими пальцами, и когда Ороро снова посмотрела на то место, где он стоял, там не нашлось ничего, кроме пустоты. И зачем приходил, спрашивается?И вот когда, после неожиданного визита Эммы и их поездки, Ро нагретыми потоками воздуха донесла себя до дома, полной грудью вдыхая наконец глубокую осень острова, усугублявшую тяжёлые мысли о происходившем в её жизни в последнее время, и, едва добравшись до кровати, она рухнула спать, небрежный этот покой прервал звонок в дверь.С третьего этажа её мансарды, да ещё и за закрытой дверью, услышать надоедливую сипящую от старости трель можно было с трудом, но именно сегодня она выбила Ороро из поверхностного сна, словно пожарная сирена над самым ухом. Ро осторожно сползла с кровати, боясь, что старый дом шевелится вместе с ней, на полусогнутых приблизилась к единственному окну в комнате и исподтишка отогнула край белой занавески, смотря вниз на крыльцо. Хоть Мистика и пообещала не преследовать Ро, это вовсе не означало, что её словам стоит верить.
— И откуда ты на мою голову? — прошептала она самой себе, смотря вниз.— Шторми, — когда она открыла входную дверь, Реми приветственно махнул ей рукой, пряча ещё недавнюю измождённость за маской добродушного веселья улыбкой, украшающей его всё ещё небритое лицо.И пустила ведь его, опять! Разогрела на двоих стручковую фасоль, пока Реми удивлялся и восхищался её быстрому исцелению, а она устроила в доме небольшой сквозняк, чтобы выветрить его удушливый парфюм, который непонятно откуда взялся у такого охламона, и они сели завтракать.— Реми, — набравшись смелости, начала она, — я ничего не имею против тебя, но мне совсем не ясны мотивы, из-за которых ты решил, что этот дом твой личный пансион?Он тяжело вдохнул, прожёвывая фасоль, с видом, будто она такая глупенькая до сих пор ничего не поняла, хотя взрослые уже сотню раз всё объяснили.— У тебя просто всегда есть горячая вода, — его слова тут же подкрепила очаровательная улыбка, перехватывающая дыхание.— Это не аргумент. Поставь любой таз с водой и нагрей его своей силой, чтобы не взорвать, и у тебя она тоже будет.— Но у Реми нет таза.— А что, в таком случае, у Реми есть? — она начинала грубить и раздражаться, чего обычно с Ороро не случалось. Но и не каждый день сомнительные красавчики пользовались её добротой.— Ничего, — пожал он плечами, — у Реми ничего нет, кроме того, что он носит с собой. Такая уж жизнь, — и отправил вилку с едой в рот, принимаясь беззаботно жевать.Ороро зарылась пальцами в волосы и уткнулась взглядом в пустую пожелтевшую от времени тарелку перед собой. Она вспомнила и то, как Шельма прогоняла Гамбита, и грусть на лице Реми, когда она неожиданно нашла его на крыльце своего дома. Жалость двигала ею безоговорочно и с каждым визитом Реми набирала всё более масштабные обороты. Ороро с трудом пережила уход Скотта, а смерть Чарльза окончательно добила, да ещё и воплотила в жизнь страх одиночества, постоянно преследовавший её. Ро привыкла быть одна, но хотела ли она этого? Самому себе не признаться, и оттого оправдание в лице простого милосердия к такому же, как и она, несчастному, но которому повезло гораздо меньше, служило маленькой тайной индульгенцией своим слабостям.Но нельзя было расслабляться. Она не знала его. Реми Лебо, Гамбит, бывший парень Шельмы, щенячий взгляд и испепеляющие глаза… О да, это всё он. Но каким он был человеком? Он говорил, что был бит Братством, значит, связан с криминалом, вскрыл её замок отмычкой, и теперь выясняется, что за душой у него ни гроша, настолько, что принять ванну и поесть из чистой тарелки он ходит к ней! На Утопии, какой бы нищей и голодной она не была, мало кто мог считаться бездомным настолько, чтобы ему некуда было пойти. Всех мутантов здесь регистрировали, присваивали номер и приписывали к переполненным муниципальным многоквартирным домам, общежитиям при фабриках или к месту жительства ближайших родственников.Ей и Скотту, двум сиротам, повезло быть официально усыновлёнными и иметь над головой крышу трёхэтажного дома, Джине, Эмме и Уоррену родители, жившие снаружи, в своё время обеспечили покупку квартирок поближе к центру, а Бетси и Бобби, когда были школьниками, жили в школьном общежитии, а затем переехали в университетское. И свой уголок был у каждого, кого она знала с детства.
Ещё одной беспросветной загадкой в жизни стало больше.
Ро стояла лицом к зеркалу в комнате Скотта, убирая волосы в строгий пучок, когда дверь ванны открылась, и Реми, зачёсывая пальцами мокрые волосы на затылок, в одних джинсах, выплыл в комнату. Он прошёл к оставленной на кровати одежде как раз так, чтобы через зеркало Ро смогла быстрым взглядом изучить его. Татуировка на правом предплечье и тут же другая на рёбрах, под соском, следы от засосов на шее, жёлтый синяк прямо посередине, мать его, атлетичного торса. Немного информации, но всё же. Реми замотался в свои тряпки, они вышли из дома и разошлись в разные стороны. Она могла сказать Реми, чтобы больше не думал сюда приходить, но лишь молча махнула ему рукой на прощание, и невысоко взлетела, сверяясь со временем. Бродячие коты заходят и приходят когда им вздумается, и плевать им на твои запреты.Администрация, как грозно и антиутопично называлась своеобразная мэрия острова, располагалась на севере, как раз под боком единственного небоскрёба Статен-Айленда в приличном здании с белыми колоннами. Это средоточие бюрократии было единственным местом, связанным с внешним миром, пусть и посредством обычных бумажных писем. Тем не менее эти письма забирали на рассмотрение в комитет по мутантам мэрии города Нью-Йорка, и их, возможно, даже читали и воспринимали всерьёз.
Здесь же хранились все данные по каждому мутанту, зарегистрированному на острове. Не стоило рассчитывать на своевременное обновление информации по ранее прибывшим, но новые дела заводились регулярно. Имя, дата рождения, характер и уровень мутации - на эти три вопроса приходилось отвечать регулярно до тех пор, пока грозный сотрудник отдела регистрации не присвоит тебе номер. Потом вам выдаётся пластиковая карточка с чипом и фотографией, где написаны все те же данные и которая является вашим единственным удостоверяющим документом на всю оставшуюся жизнь. Их теряли, продавали за консервы или просто выкидывали, поскольку простые мутанты вряд ли использовали её для доступа к банковским счетам, на которые нечего было положить большинству местного населения.Такой айди Чарльза она и взяла с собой вместе со свидетельством о смерти, полученным у Тессы на прошлой неделе. С затёртой фотографии на кусочке пластика на неё смотрел молодой ещё, не старше сорока пяти, Чарльз. Ясные голубые глаза шрамами отпечатывались на сетчатке, и когда Ороро моргнула, то даже под веками видела их очертания.Она не знала точно, что будет спрашивать у сотрудника, и как он поведёт себя дальше, вдруг попросит подождать в кабинете, а сам пойдёт за личным делом? Или все документы хранятся прямо на этаже? Было бы неплохо.Едва она прошла тяжёлые дубовые двери, как у порога встретилось препятствие в виде солдата в полной амуниции с автоматом наперевес. Человек, сразу было видно по его надменному взгляду. Жалостливых на дежурство сюда не отправляли. Он окинул взглядом скромную Ороро, пришедшую с холодной улицы в простой рубашке, а затем кивнул, дав знак проходить.Если охрана тут днём и ночью, то могли возникнуть проблемы. Благодаря своему, не маленькому для женщины, росту, Ороро без труда окинула взглядом два крыла первого этажа, в каждом из которых дежурило по солдату, чьи чёрные матовые шлемы значительно выделялись даже в толпе мутантов.Нужный ей отдел регистрации состояний населения округа Статен-Айленд города Нью-Йорк, как официально и политкорректно называлось это гетто, находился аккурат на втором этаже и занимал правое крыло.
Очередь в нужный ей кабинет оказалась недолгой, и спустя каких-то плёвых полчаса Ороро попала на приём.— Цель визита? — строго спросила тучная женщина в сползающих на нос комически маленьких очках.