Часть 6 (1/1)

—?Николь, а Николь, а ты знаешь, что ты прекрасна? —?Верховенская смотрит на гордый профиль и тянется рукой в перчатке по чужой щеке провести, но будто дотронуться не может. Останавливается почти коснувшись и резко одёргивает руку. Верховенская пьяна. Впрочем, не то что бы это было редким ее состоянием. В последнее время отказывать себе в такой мелкой слабости стало гораздо труднее. —?Мне до пизды, Пауль,?— высокая женщина с каре цвета горького шоколада и глазами, похожими на январский лёд закуривает сигарету,?— Ты опять нажралась, а нам ещё работать,?— она презрительно кривит губы и прикрывает свои холодные глаза. Раздражение словно навязчивая муха крутится где-то внутри и бьётся и о стенки сознания. Хочется выплеснуть его, дать уйти, но оно лишь обречено медленно закипать у нее в душе. —?Ты же знаешь, дорогая, моему телу на алкоголь похуй! —?Паулина хохочет,?— Ну же, солнышко, не будь букой! Людям нравится, когда ты скучаешь, а не хочешь меня убить,?— девушка хитро улыбается. Они стоят напротив бара и высматривают клиентов, на которых можно было бы нажиться. Странный симбиоз, в котором каждый вносил свою лепту: Ставрогина играла роль приманки, красивой наживки для богатеньких похабников, в то время как Верховенская, пока их клиенты были весьма увлечены Николь, тащила всё ценное, что вообще можно было стащить. Наверное знакомство можно было назвать странным: на очередной студенческой вписке, на спор, Паулина подкатила к нелюдимой старшекурснице, в ответ на что, та протянула ей стакан с виски и посоветовала меньше общаться с долбоёбами. Дальше, кажется всё ещё будучи пьяными, они обменялись номерами и уже на следующее утро они обменивались мемами про политику и спорили о Достоевском. Трасса. Николь не нравится, когда они выбираются за город, но это мало волнует Верховенскую. Риск быть пойманными около бара гораздо больше, чем в поле. Обе девушки ёжатся под колкими порывами осеннего ветра, пока очередной потрёпанный жигуль не останавливается рядом с ними. Это вынуждает Паулину поспешно натянуть как можно более искреннюю улыбку. Из машины вываливается гоповатый паренёк лет двадцати с гаком и подмигивает. —?Сколько стоишь? —?он бесцеремонно хватает Ставрогину за грудь,?— хорошая шлюха, фигуристая. —?Пять косарей,?— Ставрогиной, несмотря на внешнее спокойствие, безмерно хочется вмазать этому нахалу. Но, если копнуть глубже, он был прав. Она продаёт своё тело и не важно, работает она на кого-то, с кем-то или одна. —?Пошли в машину! И блондиночка тоже,?— говорит он, указывая на Паулину, и дёргает брюнетку за руку. —?Это будет десять косарей и деньги вперёд,?— Верховенская перегораживает дорогу и протягивает ладонь, требуя оплаты. Ей не нравится расклад: риск велик, а шансы на наживу не очень. С другой стороны, Николь уже назвала цену, а значит пути назад не было. Мужчина завозился с кошельком и вскоре вытянул оттуда пару засаленных, мятых купюр. Ставрогина устало закатывает глаза и идёт за клиентом, за ними, чуть поодаль, мелкими шажками идёт Паулина, не сводя глаз с кармана джинсов, что смешно топорщится от несуразно толстого кошелька, внутри которого нет почти ничего. В салоне немного теплее, чем в поле, в воздухе витает противный запах ароматизатора и блондинку тянет блевать. Когда оказалось, что проституция лучше, чем просить деньги у отца? Когда ее друзья перестали скрывать пренебрежение Верховенской? Почему она ещё не осознала, что произошло? Впрочем, осознавать, что все эти люди были обмануты ею?— было приятно. Как и понимать, что она имеет влияние на Ставрогину. Паулине до одури нравилось владеть. Возможно это связано с тем, что в детстве она владела только собой и то не до конца, а может эти два факта никак не связаны, но самым приятным для Верховенской была власть над людьми. Ставрогина в этом плане была для нее лакомым куском: избалованная, неприступная, заставившая плясать под себя весь курс, всеобщая любимица находится во власти жалкой сиротки. Это ли не показывало её силу? Вот только этого каждый раз казалось мало. Девушке постоянно чудилось, что она упускает из своих рук какую-то ниточку. Очень важную ниточку. Паулина выныривает из размышлений. Надо тащить уже хоть что-то иначе она опять окажется бесполезной. Она мягко, но весьма настойчиво отстраняет напарницу и становится на колени. Обслуживать этих отбросов она никогда не любила как минимум из-за ориентации, но голодный желудок и жажда кутежа сильнее отвращения. Она кладёт руки на бёдра мужчины, стремясь нащупать кошель. Пусть и не Ставрогина, но ничуть не хуже она отвлекает его, осторожно вытягивая бумажник. Этот заход определённо удался. Быстро пряча добычу в недра пальто она вытирает рот и за руку вытаскивает Николь из машины. От вкуса спермы на языке тянет блевать ещё больше, поддавшись этому порыву девушка отходит подальше, сгибаясь пополам и упираясь рукой в дерево. С губ капает желчь, тошнить уже давно нечем, но она продолжает стоять под деревом вдыхая зловонный запах. Ей бы умыться, макияж поправить да продолжить работать, но… Чья-то рука ложится на плечо, Паулина по привычке вздрагивает и порывается закрыть лицо. Глупый рефлекс, который давным-давно не нужен, но почему-то не желает уходить. Верховенская поворачивается и видит пронзительно-голубые глаза. Будь она менее опытной, то испугалась бы или смутилась, но не испытывает ничего, кроме привычного, секундного сбоя в работе сердца. —?Ты не сможешь дальше работать, пошли,?— Николь берёт блондинку под руку и осторожно отделяет от дерева. Паулина судорожно цепляется за чужую руку, как за единственную точку опоры в мире. Возможно так и есть. Возможно сегодня она знатно проебалась. Возможно день закончится панически атакой. Возможно сегодня Николь не выдержит и позовёт кого-нибудь, чтобы успокаивать Верховенскую. Куча возможностей, множество вероятностей и слишком мало точностей. Паулина всё же пытается кое-как подняться сама, чтобы доказать, что она в порядке, она отработает, она не слабая, но крепкая хватка брюнетки не даёт ей свалиться на траву и любые возражения становятся бессмысленными. Они медленно идут к вещам, оставленным неподалёку. Блондинка жадно глотает чай, пытаясь забыть события последнего часа. Паулина сама не понимала, откуда у неё эти триггеры и почему они срабатывают через раз. Знала только что такое случается лишь на трезвую голову и поэтому пила перед работой. Начальная стадия алкоголизма казалась ей интересной чертой, дополнявшей её образ. Правда, кроме самой девушки так не считал никто. Воспоминания были слишком нечеткими, чтобы добиваться от них хоть чего-то внятного о детстве, денег и желания было слишком мало, чтобы разбираться с этим говном, вечное состояние опьянения застилало глаза красочной пеленой.*** Верховенская матерится и тащит на себе вусмерть пьяную Ставрогину. Пытается поудобнее перехватить за талию, постоянно поправляет её на своём плече и с нервной усмешкой смотрит на такие правильные, такие красивые черты чужого лица. Паулина уверена, что как только доберётся домой, то обязательно Николь поцелует. Данная мысль заставляет шагать ещё быстрее и упорнее навстречу мгновениям радости. Шаг, другой, вспышка чьего-то телефона, воспоминание… Паулине четырнадцать, в схожей степени опьянения, что и Ставрогина сейчас, на шее полудохлой девочки висит отец. Он шепчет гадости про маму прямо в ухо, он дёргается и не даёт себя волочить, Верховенской безумно хочется бросить его умирать среди улицы. Она перехватывает его поудобнее и упрямо тащит дальше, стискивая зубы и едва переставляя ноги. Не заметив какого-то камня она спотыкается и валится, едва успевая выставить одну руку вперёд, чтобы защитить лицо. Сил подниматься почти нет и до жути не хочется, поэтому девушка лежит полубоком и смотрит на то, как пытается подняться с земли грозно и грязно ругающийся отец. ?Если у него это получится?,?— думает Паулина,?— ?Он изобьёт меня?,?— эта мысль ничего не вызывает, кроме равнодушия и она закрывает глаза. Нестерпимо хочется спать… Верховенская промаргивается, чтобы сбросить морок. Воспоминания прошлого холодят кожу, либо это ветер, продувающий слишком тонкое для ноября пальто? Девушка снова поудобнее перехватывает спутницу и идёт.*** Николь прячет дрожь в пальцах, потому что не слабая. Она смотрит на бутылку портвейна перед собой и с отвращением отводит взгляд. Последний раз, когда она напилась, ей было невероятно херово и она не хотела погружаться в тот кошмар снова. Входная дверь хлопает и этот звук ужасающим эхом разносится в голове Ставрогиной. Знакомые черты лица, изредка искажаемые судоргой гнева. Верховенская проходит мимо и это удивляет, обычно в таком состоянии девушка цепляется ко всему, но видимо сегодня судьба помилует Николь. Так думает сама Ставрогина, бессмысленно сверля взглядом стол. Миг, чтобы отключиться от мира, потеряв счёт времени, мгновенье, чтобы осознать, что рука почему-то адски болит. Промаргиваясь и как-то беспомощно оглядываясь, Ставрогина видит острие ножа, занесённое над раскрытой ладонью, в центре которой уже собираются ленивые вишнёвые капли крови. Среагировать успевает едва-едва и лезвие задевает пальцы, оставляя тёмно-рубиновые полосы. —?Молчать будешь, да, мразь?! —?блондинка визжит, заново занося нож. Голос не слушается, не даёт оправдаться, зато руки перехватывают чужие тонкие запястья и нож летит на стол, глухо звякая. Глаза Верховенской наполняются ужасом и девушка панически дёргается назад, но это спектакль, Николь знает. Знает и всё равно пропускает удар. Любуясь ужасом, который плещется на дне чужих глаз, она сгибается, почти пополам, но всё равно не отрывает взгляда. Кто бы ни считал её победительницей, кто бы ни вёлся на жалобы Паулины, в этой игре она всегда будет побеждённой. Николь отпускает чужую руку и тянется к ножу. Внезапная пощёчина оглушает, заставляет руку Ставрогиной дёрнуться, так и не достигнув цели. Вторая пощёчина заставляет пошатнуться и почувствовать себя достаточно беспомощной, чтобы осесть на пол. Над ней склоняется Паулина. Волосы девушки свисают и едва щекочут скулы, тусклая лампа на потолке создаёт нимб и Николь это кажется отвратительным.—?Ах, как же ты красива, Николь! —?тихий гадкий шёпот, гнилое тепло чужого дыхания, противное ощущение поцелуя на губах. Ставрогина хочет отключиться, уйти от реальности, чтобы не помнить ничего. Кажется её раздевают. Пальцы у Верховенской холодные, а прикосновения судорожные: ни ласки, ни привычной грубости. Мир уплывает в свете лампы, слепящей глаза слишком невыносимо. —?Вы?— моё солнце!*** Горло саднит, за маской холодного равнодушия прячутся немой крик и истерика. —?Что же ты, Николь? —?Паулина, стоящая на коленях перед ней пресмыкается и заискивает,?— Я обидела тебя? Ты… ты же идол! Солнце! Что я могу поделать, чтобы приблизиться? Ты же милость Божия! —?слова вызывают глухой гнев. —?Замолчи о боге! —?Ставрогина почти рычит. Она задирает рукава пиджака и рубашки и показывает ожог от сигареты,?— Вот это?— твоя любовь! —?Я, я же жалкая, любить не умею, убогая я, Николь, помиримтесь! —?звук пощёчины наотмашь. Речь обрывается. Паулина замирает и глядит восхищённо, со слезами от боли наворачивающимися. Подползает на коленях ближе, прикоснуться тянется, и смотрит жалко до омерзения. Николь не выдерживает и за ворот футболки поднимает девушку, ставит на непослушные ноги. Изо рта привычный запах водки и мяты, в глаз восхищение и слёзы, в голове вакханалия и безумие?— вот она, Верховенская, во всей своей красе! Руки дрожащие тянутся по щеке провести и дотрагиваются, и ведут по скулам нежно, на шею опускаются и сжимаются с невероятной силой. Николь царапает чужие руки, пытается выбиться, вырваться, а пальцы всё туже сдавливают горло. Сквозь слёзы и туман в голове брюнетка видит восхищённые, серые глаза с красной сеточкой вен на белках. В проигравших снова Ставрогина.