17. Surprise - Cюрпри-из! (1/1)
Это случилось ночью. Йен неподвижно лежал на спине и чувствовал, как счастье просачивалось сквозь его кожу и растворялось в воздухе. Его место занимало ничто.Телефон Йена тренькнул, и его рука с вялотекущей жизнью в себе потянулась за ним. Сообщение от Микки. Медленный взгляд по переписке.Удачи, книжный червьСпасибо Не тест, а говнище какое-тоТы дома? Да, приходиТы дома? Ага Зачем тебя искал Кев? Ебать я набрал 180 баллов по инглишуКрасаваГаллагер весь день продержался на таком приливе сил, которого никогда прежде не испытывал. Мало того, что он прошёл 145-балльный минимум, так ещё и результат оказался куда выше его собственных ожиданий. Если постараться, то можно найти колледж, где ему засчитают кредиты по смежным предметам... Учебники Фи с пометками сделали своё дело и подготовили Йена к экзамену лучше, чем когда-либо была способна школьная программа. Ладно-ладно, бесплатные занятия в колледже тоже сделали своё дело.Он был на седьмом небе, а сейчас не испытывал ничего, кроме горечи внезапно накатившей безысходности.Ну и что?У тебя есть деньги на колледж?
Легче будет ходить на работу, пока никому не всратый аттестат валяется дома?А математику так же блестяще сдашь? Там и 130-тью баллами не пахнет.
Бездарь.А какой, собственно, план?
Вечно тебе подкидывать купоны на лекарства леди из аптеки не будет, готов платить полную стоимость?Видел дырявые носки Лиама?
Думаешь только о себе.Йен положил телефон под подушку и перевернулся на бок. Башка звенела и не давала ему уснуть. Его братья мирно сопели на своих кроватях, пока он молча грыз себя за всё, что когда-либо сделал или не сделал. Где-то капала вода из-под крана. А может, с дырявой крыши.Он перевернулся на другой бок, накрылся одеялом с головой. Хотелось выть белугой. Без причины. Точнее, из-за всего сразу и без конкретной причины.Зачем только вернулся?Мог сделать что-то героическое, стоящее, а не имитировать жизнь.
Раз таблетка, два таблетка, я свой, смотрите.
Три таблетка.Четыре.Блядь.Йен встал и босиком прошёл по скрипучему полу, спустился по лестнице и на ощупь прошёл в кромешной темноте к холодильнику. По ощущениям у него двухдневный сушняк. Половины галлона апельсинового сока как не бывало.Небрежно проведя ладонью по лицу, Йен сел за кухонный стол.
В его мыслях, как всегда, некстати кстати возникла Моника. Так просто было манипулировать материнскими чувствами, когда она ?была не в настроении?, и как сложно быть на её месте. Если бы кто-то сейчас попытался давить на гнилуху, он бы не выдержал. Это невыносимо. Наверное, при случае, придётся извиниться перед мамой.
Он неосознанно провёл пальцами правой руки по внутренней стороне левого предплечья.Не, нихуя. Никаких извинений.А он смог бы?..
Кто-то вдруг закопошился с дверным замком снаружи.
Чудится?
Нет, в самом деле кто-то пытался пробраться в дом.
Йен равнодушно подошёл к двери, чтобы пропустить бродячего Фрэнка, пока тот не начал вопить на всю улицу и не перебудил всех. Отворив дверь, он увидел не Фрэнка.– Сюрпри-из! – радостно встретила его Моника, заговорщицким шёпотом. – Я поздновато, да? – спросила она, потупив взгляд. – Замки другие, – понимающе улыбнулась и покрутила в руке неподходящий ключ.
Йен стоял, остолбенев.Из всех людей. Сейчас. Она.
– Как ты вырос! – восторженно заметила Моника, ничуть не обижаясь, что он не пускал её в дом.
Его взгляд беспорядочно осматривал её в свете уличного фонаря. Он заметил гипс на левой руке, большую спортивную сумку, чем-то набитую.
– Как дела в школе, солнышко? А где все остальные? Спят уже? Я принесла... много-много подарков.
Йен заметил, что корни её волос отросли. Никогда прежде он не видел её натуральный цвет.Он чувствовал её руку на себе. В волосах. На щеках. На плечах. Холодную, гладкую, вкусно пахнущую руку.Кто-то спустился на шум вниз.– Йен? Ты опять лунатишь? – обеспокоенно спросила Фиона, кутаясь в шёлковый халат и подходя ближе, и замерла, когда увидела своими глазами призрака, который своевольно посещает их дом и оставляет после себя обломки и щепки.Моника встретила Фиону любящим взглядом.
Прежде чем кто-то успел что-либо сказать, в Монику врезалось что-то отчаянное, грустное, бесконечно благодарное.– Мама!
Это была Дебби.Это были все брошенные ей дети– в маленьких ручках Дебби.