Минорный мир (1/1)

Кажется мы стали забывать о столь важных вещах, о простых людях, которые живут в захваченном мире императора. Он их правитель и бог, способный творить всякие вещи с ними, и на это нельзя найти спасение. Разве что некоторые смелые восстают, но, как это всё всегда заканчивалось, умирают в попытках обрести свободу. Европа давно прозябала в таком состоянии, нельзя было из него выйти, ведь теперь все те, кто когда-то носил гордое название нации, всего лишь евро-британцы. Ничего необычного, но на самом деле их самосознание пытались подавить, дабы они служили Его Величеству. Но этого не происходило, ведь так легко сознание не заглушить, есть люди глупые, которые всё же поддались этому и теперь были, будто куклы, на которых можно ставить эксперименты, а есть умные, хоть они и в меньшинстве, они пытались освободиться от таких оков. Возможно, правильно было бы сказать, что умные?— это как раз те, кто служит императору Священной Британской Империи?— целее будут, ведь они теперь в безопасности, но всё же беспрекословное подчинение тирану не особо входило в список их желаний?— когда-то они были свободной нацией. Террористы стали особенно сплочёнными в последнее время: они не были больше теми трусами, которые могли только прятаться, они спокойно находились в обществе простых людей, вели себя, будто обычные подчинённые, но был изъян?— они хотели свободы своей страны. Пропаганда работала на ура, некоторые сдавались, оказывались морально сломленными, не могли больше выдержать этих пыток для разума и, в конечном счёте, переходили на сторону врага. Разве теперь можно хоть как-то противиться Его Величеству, если сторонников свободы становилось меньше? Для этого террористы нашли простое решение: вели скрытую агитацию, которую невозможно заметить невооружённым глазом. Это было довольно сложно, но для достижения успехов было необходимо. Некоторые, конечно, координировали свои действия с другими, сливались с другими партиями, хоть и с разными идеологиями, превращаясь в некие ?свободные фронты?. Конечно, эта участь и не обошла стороной и партии главных, тех, кто и ведёт везде агитацию. Это сейчас можно спокойно говорить, что один из них из НСДАП, второй из Коалиции демократической Греции, как и другие, всё было просто?— они все входили в некий ?Революционный Комитет Безопасности? Там были свои проблемы, одни верили в законы рынка, демократию для всех, ведь что может быть лучше свободы? Вторые имели альтернативные взгляды, где рынка не было, но свободы для рабочих было значительно больше, третьи же считали идеалом, когда все преданы монарху, родине или же превосходству нации. Конечно, в полном меньшинстве были анархисты, их почти никто не поддерживал, да и не нужно было. Все считали анархистов просто клоунами, которые не могут даже создать государство, они просто лентяи, те, кто просто хочет получить от жизни всё, ничего не делая в замен. Конечно, у тех были свои принципы, но в большей степени всё выглядело, как просто люди с очень странными взглядами на жизнь. Были споры, очень сильно хотелось донести именно свои мысли, что нередко выливалось в конфликты, например, во Франции монархисты покинули этот комитет из-за того, что поссорились с анархистами. Самые смелые не только оставались верными принципам, но и наращивали силы и количество людей, которые в случае восстания пойдут за ними. Больше всего поддержки, конечно, из-за обширных территорий необъятной страны было у коммунистов, следовавшие принципами, которые отражали интересы самого большого класса, а именно рабочих. Почему-то их не любили, возможно, оттого, что они?— яростные фанатики своей теории, быть может, из-за того, что они полностью отвергают принципы рынка, ну или же из-за анти-коммунистических высказываний и взглядов других партий, особенно были заметны фашисты и нацисты, которые не любили, нет, ненавидели их. Демократические элементы были в стороне, у них свои проблемы, ведь демократия бывает разной: социал-демократия, либеральная, консервативная и так далее. Они не были полностью согласны с другом, были и расколы. Самыми умными, как ни странно, были монархисты: им было на всех плевать, они могли принять рынок, могли и, если это надо, ввести элементы плановой экономики, главное, что царь, император или король на месте. Они ни с кем не спорили, а иногда даже поддерживали фашистов, которые были немного схожих взглядов. Были и… синдикалисты? Их вообще никто не воспринимал серьёзно, говорили, что это вторые анархисты, только скромнее. Были и центристы, им было плевать на раздоры в рядах демократов, они просто-напросто наслаждались тем, что дышали, жили и тем, что могли денег поиметь. Самые странные движения были в Испании, почему-то было принято считать в РКБ, что Испания?— больной человек Европы, которого надо срочно лечить, ибо можно быстро потерять, даже если восстание сойдёт с рук. Самое страшное движение?— это анархо-коммунисты в Испании. Они за людей не считались, монстры, которые могут с лёгкостью говорить о таких вещах, которые казались дикостью даже для самых ультра-правых движений. Но вернёмся к главному, всё же некоторые отдельные личности были достойны того, дабы именно за ними шли в бой, чтобы сражались за свободу под их стягами, распространяя их мысли и идеи. В странах были такие люди, одна носила прошлое название, Германия. Сейчас же это был промышленный центр Евро-Британии, ведь в основном немцы трудолюбивы, и этим пользовались британцы для своих целей. Вилберт находился на улице возле своего дома. С той поры многое изменилось, возможно, со стороны не было видно причины восставать. Инфраструктура на высоте, заводы и фабрики работают. Но самоосознание играет очень важную роль, ведь сейчас их родина выглядела странно. Немцы не видели светлого будущего, всё становилось какой-то страшной рутиной, работаешь не на своё благо, а на благо другого, чужого государства. Небо серое из-за выбросов, на защиту природы плевать, на улице царил мрак, который только подогревал меланхолию в сердцах народа. Немец смотрел на это, та прекрасная природа, которая когда-то была в Евро-Союзе, исчезла, испарилась из-за того, что британцы, заправляющие всей промышленностью, не хотят соблюдать хоть какие-то правила сохранения экологии. Как он мог на это спокойно смотреть? Сердце за великую, по его мнению, нацию дрожало, сжималось, ибо думать, что они находятся под ними?— это пытка для души, для гордости. Его характер говорил сам за себя, спустя пару секунд, как он на это смотрел, вдруг послышался скрежет зубов, а затем и звук, будто по чему-то ударили. Он был зол, нет, не на себя, не на свой народ, что сдался, во всём были виноваты британцы. Именно они причиняли боль немецкой нации и должны были заплатить за это большую цену. Такие настроения только поджигали пламенные речи партии, в которой он состоял. Всё же там были искусные ораторы, готовые говорить только о превосходстве немецкой нации против британцев. —?Везде эта грязь, пыль, вонь,?— Вилберт смотрел на облака, которые не могли похвастаться своей красотой. —?Как же они извратили mein Deutschland… Он шёл по пустой улице, нигде не было видно народа, ведь все были заняты, все были за работой, за рабством, которым пользовалась Британия. Всё же некоторые скрывали от императора свои методы правления колониями, но это и к лучшему, ведь меньше знает?— крепче спит. Немец давно ненавидел британцев, они ведь захватчики, которых нужно казнить за их выходки, за то, что издевались над немцами, над самой их сущностью. Их нужно было покарать, стать некими судьями в судьбе. Вдруг послышался голос какого-то человека, Вилберт повернул свою голову налево, ведь именно оттуда шли звуки. Вдруг он заметил бездомного немца, который выглядел хуже, чем сама природа. Немощный, возможно, больной и не может с этим справиться. —?П-Подай…те… на… про…питание… —?его голос ослаб, ведь худое телосложение, почти видны рёбра, на это просто невозможно было смотреть. Раньше таких людей почти не было, но сейчас в большей степени Евро-Британию населяют сами Британцы, будто правители здесь, и повелевают даже судьбами: кому работать, а кому страдать и умереть в мучениях, в голоде или же избитым на улице до смерти. Вилберт подошёл к истощённому гражданину, который почти не дышал, он не мог двигаться, но взгляд перевёл на того, кто к нему подошёл. Даже сами глаза отвечали на вопросы, такие жалкие, а застывшие слёзы всё же говорили о страданий в душе. —?П-пожа… луйста… —?дрожащая рука медленно направилась к Вилберту. ?Он?— труп, в один день его могут загрызть собаки, избить британцы?— это у них вполне получается, издеваться над нами или же умереть от голода… —?Вилберт вдруг стал что-то доставать из своего кармана. —?Нужно прервать его страдания, всё же все мы люди и на это невозможно смотреть? В его руке был маленький нож, который было почти невозможно заметить. Такое оружие могло помочь в любой ситуации, если вдруг на него нападут британцы или же те, кто подчиняется им. Вилберт приблизился к обессиленному немцу, посмотрел в его глаза, которые умоляли о чём-то сверхъестественном. —?Es tut mir Leid*,?— чётко и ясно произнёс немец, будто заранее просил прощение за свои действия. Хватило только одной доли секунды, как нож перерезал горло. Быстрая смерть?— это наиболее рациональный вариант в такой ситуации, ведь в Евро-Британии каждый сам за себя, и никто никогда не поможет. В последние мгновения своей жизни немец улыбнулся, а глаза хоть на секунду показали некое умиротворение с миром, с природой. Вилберт, возможно, исполнил его скрытую просьбу, ведь так жить нельзя, никто не поможет, ведь британцы, видя таких людей, только смеются. Вилберт вытащил из его головы своё лезвие, при этом вытерев его об сам труп, ему-то уже без разницы что делают с телом?— душа отправилась в рай или в ад. В этом мире лучше выбрать смерть, нельзя сбежать от этого, ведь хорошо только в центре, в самой Священной Британской Империи, а в Евро-Британии не так уж всё и гладко, ведь самолично император не управляет, а ставит на это других чиновников, и из-за этого могут быть некие… недоразумения. Вилберт не мог больше здесь находиться, он должен был прийти в то место, которое никто, кроме него, не должен знать, ведь именно там и скрываются те, кто хочет восстать против системы. Как только он вышел из этого переулка, то краем глаза заметил двух Британцев, которые направлялись в сторону того трупа. Но вместо удивления или испуга, которые должны были быть, вдруг послышалось разочарование. —?Ээээ, сдох, что ли? —?первый британец толкнул ногой труп, который сразу же упал. —?И как мы теперь развлекаться будем? —?Да брось ты его, пошли к шлюхам,?— второй указал на проходящих немок, которые таковыми и не являлись. —?Мы же тут типо ?императоры?… —?Конечно, они не смеют отказать. —?тот вытащил из своего кармана пистолет, который давался всем британцам для самозащиты, но ни как не для нападения. Вилберт должен был вмешаться, как-то спасти, сохранить честь немецкой нации, но что он мог сделать против двоих? Его мысли говорили совсем иные вещи, он должен был уйти, ведь нельзя тратить время, привлекать внимание, но… Как бы это ни было, но, как мы раньше говорили, душа и характер имели другое мнение, вспыльчивость граничила с жестокостью, но он не виноват из-за этого, это всё?— британцы. Вилберт развернулся, было всё равно, убьют ли его, выживет ли он,?плевать, главное?— это показать этим двоих, что они ошибаются. Многие британцы извратились после слов С.С., и даже сейчас они чувствуют себя лучше других, и этим… показывают всю человеческую натуру, которая почувствовала власть над другими. Немец сделал первый шаг на встречу судьбе, нужно было успеть, ведь время не дремлет. Британцы уже подошли к девушкам, один перекрыл проход и сразу же стал издавать свой английский жаргон, который должны были понимать женщины. Сначала девушки хотели уйти, они просто попросили этого, ничего особенного, у всех есть своё место в мире, но, увидев в руке пистолет, тут же испугались, будто загнанные звери в углу. Вилберт был ещё далеко, но часть разговора всё же услышал. —?Warum sind Sie so grausam? Wir haben nichts getan**… —?девушка дрожала, она не понимала, откуда у них такая жестокость, ведь раньше же жили нормально, а сейчас, будто все британцы в Европе стали чувствовать себя хозяинами. —?Говорил нормально, ничего не понятно! —?Британец выстрелил в сторону, дабы их напугать. —?Пошли с нами. —?П-прошу, не надо… —?акцент был слышен очень отчётливо, и было плохо понятно, что она говорит. —?Д-да… отпустите нас, пожалуйста, мы ничего не сделали,?— вторая тоже дрожала, но акцента почти не слышно, и британцы могли отчётливо понять. —?Вы живёте на нашей земле, вот в чём ваша проблема,?— второй усмехнулся. —?Как говорила императрица и император: ?Мы великая страна?,?— и из-за этого нам нужно подчиняться. Вилберт находился позади них, уже вытащив лезвие, он был готов нанести первые и последние удары, ведь злости хватало на то, дабы не думать о последствиях. Слишком наглыми британцы стали в последнее время, и это уже был придел, людям свойственно это чувство гордости, но сейчас она была ни к чему. —?Эй, не отвлекаю? —?Вилберт, будто скрывая эмоции, обратился к британцам. —?Untermenschen***. —?Как ты меня назвал? —?британец, у которого был пистолет, внезапно обернулся в сторону такого смелого немца. Играть на их гордости было чем-то особенным, они ведь это могут, так почему другие должны стоять в стороне? Слишком долго они мнили себя повелителями, ведь Вилберт ещё не забыл, как они обошлись с его семьёй. —?А что такого? Разве не так? Цвет глаз, рост, возраст… даже язык, как у недочеловека,?— всё было готово, только одно неверное движение, и улица будет залита кровью. —?Так чем ты лучше нас? Неужели возомнил себя хозяином всей земли только из-за того, что император так сказал? Возможно, ты даже не Untermenschen, а ein Tier mit Instinkten von einem vernünftigen Wesen****. Больше слов было не нужно. Он вывел их из себя таким заурядным способом, ведь они вели себя, словно животные в шкуре человека. Так легко манипулировать эмоциями, когда другие не чувствуют безнаказанности, они становятся теми, кем хотели быть с самого начала, а тут вдруг кто-то решил возразить. В эту же минуту в сторону Вилберта был направлен пистолет, но это не пугало, только злая ухмылка появилась у немца, который, во-первых, рассчитал сколько продержится на ногах, с какой силой может ударить и как будет реагировать второй без оружия. Когда на глазах у других убивают людей, то хочется бежать, хочется скрыться и забыть это, на этом Вилберт и сыграл. Как только тот захотел убить нахального немца, то в тот же момент почувствовал, что что-то не так. Немец сначала отошёл в сторону, а затем со всей своей силой вонзил в горло наглого британца нож, который в эту секунду находился в его руке. Не было сострадания к этим людям, он просто хотел посмотреть, как жизнь уходит из их тел. Кровь хлынула из гортани, стена окрасилась в красный цвет, а эмоции стали неуправляемыми. Вилберт быстро вытащил своё орудие, просто наблюдая за тем, как тело британца падает на землю в конвульсиях. Страдания только подогревали азарт происходящего, он пытался схватить воздух, но не мог, ибо разрезанное горло не позволяло этого сделать. Он ещё был жив, но не на долго, его уже не спасти, был нанесён смертельный удар. Вилберт стал смотреть на оставшегося британца, тот, заметив это, испугался, ведь с жизнью прощаться не хочется, он не хотел умирать и, дабы этого не случилось, со всех ног побежал куда-то. —?Хм… Как и думал?— сразу же убегать,?— Вилберт наступил своей ногой на голову упавшего. —?Трусы. —?Ты убил его… —?немка, которая до сих пор не отошла от страха, указала на труп. Должно было быть осуждение, ведь убийство?— это непозволительный грех, но такого не последовало, ведь он их спас, и это прекрасно было понятно. Вторая девушка только поклонилась спасителю, без страха, ведь он их спас от непредвиденных действий. —?Спасибо,?— они обе улыбнулись, ведь не было жалко таких подонков. —?Это всего-навсего моя работа,?— Вилберт не считал это чем-то особенным, он просто спас жителей, ничего особенного. —?А теперь уходите, вы меня не видели, я вас тоже. После этих слов он быстро скрылся, будто никогда и не был на этой улице, а труп появился просто так, без отпечатков, без ничего. Конечно, отпечаток обуви он оставил, но у каждого немца такой размер ноги и это… очень мешало дальнейшему следствию.*** —?Hail Deutschland! —?слышалось множество голосов в очень странном здании. Все повторяли одно и то же, у всех в сердцах была только их страна, их территория и их надежды на освобождение. В этой партии были свои значения словам, они все были фанатично влюбленны в Германию, желали ей процветания и свободы от гнёта, им без разницы какие действия к этому приведут, главное результат. Партийные деятели вышли на трибуны, они только поднимали дух обычных людей, которые тоже хотят свободы, внушая им ценности одной лишь Германии. Каждые слова были дороги немцам, именно здесь все говорили по-немецки, никакого британского, ведь он, словно зараза, разрушает сознания людей. Вилберт стоял первый в очереди, он был там почти главным, осталось только сместить того, кто метит на пост рейх-канцлера, и, считай, вся власть в его руках, но сейчас нужно быть в тени. Самое главное было то, что все военные, командиры, фельдмаршалы были немцами, они не перешли на сторону противника, они остались верны только своей родине. Пламенные речи грели душу немецкой нации, им нужно было во что-то верить и найти ответы, а здесь всё, как на ладони раскрыто. Многие раскрывали планы: что будут делать, где будет саботаж, другие же говорили, как будут устранять охрану и недальновидных солдат, простые же люди приходили только разговаривать и, если что, поесть. После речей все были заняты своими делами, все придумывали планы, которые должны реализоваться, не должны подвести. Тут же присутствовали некоторые рабочие, которые пожертвовали своими деньгами на сегодня, дабы понять в какой именно помози нуждается революция, было плевать на выговор, главное разорить Британцев до того, как они это поняли. Вилберт в это время был в стороне, он всё знал, был ознакомлен и просто следил за порядком в здании. Хоть и не скажешь на первый взгляд, что он тихоня, но в данный момент никому не грубил, как всегда, просто отвечал за безопасность, поедая печенье. К нему подошёл один партийный деятель, его друг, который когда-то поддержал в трудную минуту, а так же и кандидатуру в партии. Сегодня особый день, который помнил только Вилберт, и только сегодня он относительно спокоен. —?Привет! —?его друг подошёл сзади и положил руку на плечо так, тот сдвинулся с места из-за неожиданности, отвлекая от дежурства. —?Ну что там, девушку завёл наконец-то или до сих пор в ориентации не разобрался? Так внезапно явиться и сразу же начать шутить не слишком смешно (но это его особенность, друзья же могут посмеяться друг с другом)?— это не странно, вполне себе нормально, ведь, действительно, иногда можно задуматься о таких насущных вопросах. —?Ян, заткнись уже. —?Вилберт не очень любил его юмор, но что мог поделать? —?Девушки?— звери, но с ориентацией у меня всё нормально! —?Да я уже не верю тебе,?— Ян, усмехнувшись, убрал руку с плеча. —?После того, что ты устроил на том собрании с другими партиями, особенно с той большевичкой… ненависть у тебя к женщинам только возрастает, ха-ха. Кстати, как тебе быть оседланным ею? Понравилось? Иногда можно перегнуть палку в своих словах, ведь никогда не знаешь, какие слова ранят человека больше, чем нож в руке. Вилберт знал, что для Яна это?— просто-напросто ситуация, над которой можно изрядно пошутить, не воспринимать серьёзно, ведь ничего же плохо не случилось. —?Нет. Меня повалила какая-то еврейка… —?Вилберт ещё не забыл того унижения, но всё же… сам виноват, если честно. —?Но в следующий раз победа будет за мной. —?Оседлаешь её? —?Ян нашёл в этих словах что-то привлекательное. —?Да ты меняешься на глазах, друг мой! Наконец-то с уверенностью можно сказать, что ты нормальный! —?Я НЕ В ЭТОМ СМЫСЛЕ! —?не сдержав эмоции, он вдруг закричал на своего друга, который не обижался на это, ведь было весело. —?И вообще, почему ты не следишь за входом, твоя работа же?! Ян посмотрел из стороны в сторону и вдруг возникла гениальная идея, ведь над этим точно можно будет посмеяться, ну или поднять настроение и так задумчивому Вилберу. Да, он знал, что тот не выносит никаких шуток, не смеётся, всегда мрачен, но что поделать, когда хочешь помочь? —?Ну, я за твоим слежу, а то мало-ли… —?Ян указал в сторону. —?Вдруг британцы зайдут с чёрного входа, а не с главного. ?И почему я аллегории прослеживаю… —?немец не смеялся, ведь нужно быть серьёзным, но всё же на усмешку его пробило. —?Он мозгами не отличается, просто любит шутить, лишь бы этот дурак ни во что не вляпался, как обычно…? —?Дурак,?— только одно он мог сказать Яну после таких неудачных шуток. —?Сам найди себе девушку, что ты ко мне пристал со своими шутками? —?Ну… это… сло-о-ожно… Да. —?Ян стал уходить от такого вопроса. —?Всё достаётся британцам, так сказать… —?А, я понял. Ты не хочешь найти себе девушку, потому что… —?Вилберт стал давить на больные места, сам не понимая этого,?— первая от тебя ушла к британцу, а затем вторая попросту сдохла у тебя на руках, когда её подстрелили во время митинга за освобождение? Печально, ничего не скажешь. Иногда лучше всего было молчать, возможно, такое поведение и не даёт в полной мере Вилберту нормально общаться с другими людьми, дружить, ведь за всю жизнь это был его единственный друг, который сейчас затих, что было неестественно. —?Ой… —?Вилберт вдруг понял, что сказал, иногда приступы злости заглушают голос разума. —?Прости. —?Да… Ничего,?— Ян отмахнулся, он понял, что надоел уже со своими шуточками, да немного невыносимым характером. —?Кстати, сегодня же особый день для тебя, посетишь их могилу? Иногда лучше не знать, что пережил человек во время оккупационного режима Британии, ведь когда уходят из жизни родные люди, то человек запросто может стать злым, не отвечать за свои поступки и грубить, не осознавая этого. Родители Вилберта были достойными людьми, доверчивыми и добрыми, которые не хотели всех этих войн, насилия, слишком простые, дабы быть военными или же теми, кто хотел воевать за свою родину. Лучше не упоминать при каких событиях они покинули этот мир. —?Конечно… —?Вилберт вздохнул, закрывая свои глаза. —?А ты… своей? —?Нет, сегодня не получится,?— он сказал это слишком легко и просто, будто давно отпустил это горе. —?Да и я пытаюсь не вспоминать прошлое, это… лечит. —?Ян, как я уже пятый раз говорю, ты?— эгоист,?— Вилберт не понимал почему он не хочет вспоминать хоть что-то из прошлого, ведь выкидывать часть себя?— не самое лучшее решение. —?Ха-ха, и поэтому ты меня любишь,?— Ян внезапно отошёл от Вилберта, дабы занять своё место, ведь должен же он охранять вход. —?Ладно, удачной службы. Он попрощался, служба зовёт, нельзя же так быстро спалиться на том, что готовишь революцию по всей Германии. Вилберт остался наедине со своими мыслями, вполне себе обычный разговор, который не перерос в оскорбления. Понимание друг друга успокоило их в тот момент, когда они могли поругаться на пустом месте. Ян?— специфический человек, он может в любой момент шутить, даже когда это не нужно, но в то же время, будто понимает всё, словно какая-та загадка, которую не разгадать, и это очень сильно настораживало, ведь никогда не знаешь, что у него там творится в голове на самом деле. Вилберт сдвинулся со своего места?— его смена почти закончилась, другой человек уже идёт, а ему нужно будет только продолжать следить за обстановкой в другом месте или начать разговор с людьми, возможно, даже поесть и повеселиться, пока не дойдут поистине важные новости. Разговаривать надо было тихо, ведь дикторы до сих пор читали свои речи для поднятия настроения присутствующих, иногда даже успевали пропагандировать осознанную ненависть к британцам, к их стилю жизни и так далее, будто ставят себя лучше других, хотя на самом деле почти ничем не отличаются, они?— люди и те?— тоже. Недолго Вилберт здесь пробыл, ведь сегодняшний день?— это просто подготовка к главному спектаклю, тех, кто выступал ранее, уже не было, они готовились к саботажу и репетировали дальнейшие речи. Немец, конечно, тоже мог говорить, но смысл? Ведь главное блюдо ещё не принесено на стол, а для десерта, так скажем, рановато. Нет, он, конечно, был предан партии, речам, но сегодня тот день, когда личные проблемы были на первом месте, сегодня он смог унять злость, пусть и таким жестоким способом, но зато всё обошлось, немец держит себя в руках, будто убивать?— это успокоительное, которое в цивилизованном мире запрещено, но так необходимо. Возможно, это было связано с тем, что он смог спасти кого-то именно от британцев. Он вышел на улицу, дул лёгкий ветерок, который только мог порадовать, ведь в помещении была духота из-за множества людей. Уже ночь, едва различима была луна, её очертания были размыты для глаза простого жителя бывшей Германии. Раньше можно было наслаждаться закатами, природой, но сейчас из-за вечного смога это невозможно. Кладбище находилось недалеко, всего пройти десять кварталов?— и уже будут таблички, гробы с надписями и угнетающая обстановка. Нужно было идти, ведь обещал же себе, обещал проведать своих родителей в такой поздний час в отличие от друга, который не может проведать могилу своей девушки или из-за эгоизма, или из-за того, что не хочет чувствовать невыносимую тоску и в особенности боль, не хочет позволять эмоциям владеть им. По тёмным улицам ходить было особое удовольствие, каждый шаг мог стать последним, ибо именно в это время можно застать британцев в переулках, издевающимися над немцами, или же полицию, которой нужны деньги, а выбить не из кого. Вилберт давно этого не боялся, вкусил по полной эту грязь за жизнь, хотелось всё изменить, возможно, в душе всё ещё была надежда на светлое будущее, только на этот раз страдали бы только британцы от гнёта бывших рабов. Ворота на кладбище были открыты своеобразным способом, они были выбиты, а на них?— надписи на английском языке, а именно маты, которые и символизируют отношения к немцам. Это святое место осквернили простые люди, почувствовавшие абсолютную власть над ситуацией, а значит, их вседозволенность раздута до пределов. —?Schei?kerle. —?без повышения тона он сказал это, будто обыденность, которая давно преследует его. —?Ich m?chte Ihre Herzen herausrei?en, Sie in die Hand drücken, damit Sie an den Fingern zerrissen wird, die Eingeweide herausziehen, w?hrend Sie in Agonie vor Schmerz, Leid leiden. —?Он взял в свои руки разломленную часть ворот, а затем поставил её на место, дабы хоть как-то смотрелось. —?Der Tod wird Sie überholen, in die H?lle werfen, denn der Plan von ?Gro?britannien? ist, die Qualen des Opfers voll zu genie?en*****… Он не мог говорить на всем привычном языке, Вилберт часто использовал немецкий, не мог просто выбросить родной язык из головы, хотя обучение и британизация проходит в полной мере в Евро-Британии. Они пытаются заставить всех забыть гордость народов, но это уже точно не случится. Везде были могилы, за некоторыми ухаживали, особенно, когда имена знакомы, павшие солдаты, но вместо героев, которые заслуживала Германия, их имена были почти стёрты, а могилы обрисованы матерными словами, а некоторые даже разрушены, но кто-то всё равно приносил цветы. Никто не должен был навредить могилам именно его родителей, никто не имел на это права, ибо каждый раз он спасал, каждый раз именно в этом месте он получал раны и всё больше ненависти к другим нациям. Но не всё было хорошо, нет, на этот раз Вилберт не успел, слишком поздно пришёл, ведь, как только он подошёл к могилам, то заметил свежие вмятины на траве, надписи и даже какую-то жидкость, которая напоминала мочу. —?С…суки… —?он хотел просто спокойно поговорить с родителями, а на месте их могил находит эти разрушенные останки. —?Ненавижу… Ненавижу… НЕНАВИЖУ. На этот раз он не выдержал, сегодня он пытался скрыть от самого себя свои же эмоции и чувства, но не вышло. Вилберт закричал от боли, он не мог терпеть, не мог больше смотреть на это, ведь всё действительно плохо, и этот ад не заканчивается. Ярость охватывала душу, он хотел только одного: убить тех, кто это сделал. Не так уж и важно, каким способом: голыми ли руками, холодным и огнестрельным оружием?— без разницы, главное, что эти твари не будут населять землю. —?ОНИ МОГЛИ БЫ ВЫЖИТЬ, МОГЛИ БЫ СПАСТИСЬ, И Я БЫ ЭТОГО НЕ ПЕРЕЖИВАЛ РАЗ ЗА РАЗОМ! —?ноги не выдержали, он свалился на свои колени, на траву, и посмотрел в небо. —?ИЗ-ЗА УКРЫТИЯ ВОЕННЫХ ЕВРЕЕВ ИХ КАЗНИЛИ, КАК ЗАГОВОРЩИКОВ ПРОТИВ РЕЖИМА ЕВРО-БРИТАНИИ! ИЗ-ЗА ЭТОЙ ГРЯЗНОЙ НАЦИИ… ИЗ-ЗА ЭТИХ НАЦИЙ ВСЕ СТРАДАЮТ… НЕНАВИЖУ, ДА ЧТОБ ВЫ ВСЕ СДОХЛИ В МУЧЕНИЯХ! На душе была огромная рана, из-за неё он никак не мог найти спокойствие, ведь всё время, каждый день, каждый сон об одном: о том самом дне, когда на его глазах расстреливали родных, тех беглых… именно британцы, которые просто-напросто тогда улыбались, стреляли, будто то была обычная работа. —?Да, кто там орёт-то? —?вдруг послышался чей-то голос. —?А, тупой немец… Вилберт быстро поднялся с места, ведь его кто-то слышал, он слышал английский акцент, который ему был так ненавистен, жутко ненавистен, он готов удушить собеседника сразу же только за один этот акцент. Повернувшись в сторону этого голоса, он заметил нечто удивительное. Белый мел в его руках идеально подходил под тот, который нанесён на другие могилки, так же пыльную обувь, будто он ногами что-то сносил, возможно, эти самые могилки. Злость охватила разум, он точно знал, какая тварь это сделала. —?Для вас, животных, все тупые,?— Вилберт не доставал своего ножа, нет, он хотел сделать всё по-другому. —?Но, кто сказал, что ты останешься живым безнаказанным после этого? Один на один?— честная битва, особенно, когда не отвечаешь за свои поступки, ибо иногда всё же можешь промахнуться, не то сказать, сделать и так далее. Но было что-то странное, было чувство, будто какие-то глаза смотрят за происходящим, будто кто-то был ещё. —?Ну не знаю, мои друзья например? —?британец свистнул, будто подзывал кого-то. —?Ты же та шваль, которая убила нашего друга, а за это надо заплатить… Из-за углов, деревьев выходили другие люди, которые были настроены очень враждебно. Вилберт был один, сам по себе, никто не мог помочь, а их где-то двадцать один человек, не включая первого. Он в меньшинстве, некуда бежать, да и не дадут этого сделать, нет, на самом деле он попросту попался в ловушку, подготовленную заранее. Обычно британцы, как они сами говорили, умные, и это было видно, хоть и наглые. —?Двадцать два на одного… —?Вилберт оглядывался, но страха на его лице не было, он готов ко всему. —?Неуправляемое стадо, которое нужно приручить,?— кулаки сжались, словно хотели что-то сломать в руках. —?Да чего трепаться с ним? —?все, как один, вытащили из карманов ножи, специально подготовленные к этой битве. —?Исправим лицо и уйдём, как раз рядом со своими родителями и ляжет. Время будто замерло. Все вдруг стали двигаться в сторону Вилберта, надежды больше нет, возможно, это последние его слова, ведь от британцев больше не сбежать, но почему-то он не боялся этого. Только была видна злоба, настоящая ярость в глазах, эмоции не поддавались никакому описанию, будто он пришёл из ада, где видел пытки живых существ. Всё темнело, в глазах, в душе, непонятное безумие охватывало с головой, ведь нужно быть на пределе, дабы выстоять против этой толпы. Он не был монстром, он человек, но кто сказал, что только британцы?— животные в каком-то смысле? Разве немцы не могут отплатить той же монетой в виде некоторых сюрпризов? —?СДОХНИТЕ. Медленно открывался только левый глаз, с пустым, без единого намёка на душу зрачком, символизирующие тьму в его душе, в мыслях. Глаза покрылись тёмным цветом, а затем радужка стала приобретать ярко-красный цвет, будто на землю сошёл сам антихрист, который только и жаждал такого появления, такого обстоятельства, дабы показать настоящую силу. —? Наступил следующий день после этого происшествия. Вилберт, как обычно, словно ничего не произошло, находился у себя дома, пора спокойствия, пора, так сказать, внутреннего покоя, который продлится, пока он не выйдет на улицу. Он выглядел на удивление даже лучше, чем вчера, без ссадин, без ран, без порезов, будто драки никакой и не было, будто он вчера просто прогулялся по парку. Если можно было сказать, то он в идеальном состоянии для того, кто вчера должен был умереть от рук британцев. —?Какой хороший день… —?в его руке находилась кружечка горячего кофе. —?Какой хороший пень,?— в другой он держал пульт от телевизора, ведь всегда просматривал новости, кто что говорит. —?Какой хороший я и песенка моя, —бубнил он себе под нос. —?Ха! И что тут по новостям? После использования проклятой силы разум иногда подводил, он изменялся на глазах: мог шутить, мог весело на всё реагировать, но потом неизбежно наступала головная боль и нормализация поведения. Сейчас он уже приходил в себя и, понимая, что говорил глупости, помотал головой, а затем хлебнул кофе, дабы освежить рассудок, разум и унять сонливость. Включился первый попавшийся канал, который передавал свежие новости по поводу того, что именно происходит в Священной Британской Империи, в Евро-Британии и в Афро-Британии. В данный момент Вилберт постепенно приходил в себя, боли прекратились, сознание пришло в нормальное состояние, теперь весёлое выражение лица пропало и появилось обычное: слегка злое, будто осадок от чего-то остался. —?Иногда здесь действительно хорошие новости, что же… Нужно всегда знать, чем горазд император в своих речах,?— он продолжал пить кофе, смотря в экран телевизора. Первые же слова репортёров удивили немца. Для него это было настоящей дикостью, ведь как можно творить такие вещи? Услышав новости, он поперхнулся напитком, а потом восстановил своё дыхание. По телевизору говорили про то, что теперь у императора по определению три жены. Вилберу это было не очень понятно, рамки морали твердили, что это ненормально, ведь как можно любить сразу трёх? —?Какого чёрта, а? —?Вилберт считал это просто-напросто приземлённостью к животной сущности, к недочеловеку. Но дальше он услышал то, что из головы больше не выходило. Каллен, символ для некоторых террористов, для демократии, ведь та когда-то за неё выступала, вдруг оказалась невестой императора, практически его женой. Это очень сильно ударило по всему, к чему были готовы террористы в Греции. —?Неудивительно. Они всё же учились в одной академии. Возможно, это всё было с самого начала,?— удивление быстро прошло, а на эти новости вдруг стал работать только холодный разум, который понимал что к чему. —?Она?— обычный предатель… Может быть, про это и говорил тот итальянец… Лука, кажется… Следующая была сестра императора, что несомненно уже не удивляло. Император в глазах террористов был обычным тираном, он не был похож на человека, будто монстр, который вышел из ада на эту землю, дабы принести ад на землю, возможно, покарать людей. —?Нужно успокоиться… —?Вилберт знал свой главный недостаток: вспыльчивость. —?Тогда на собрании я наломал дров… Может… извиниться? С.С. уже все знали, именно из-за неё сейчас в Евро-Британии творится полный беспредел со стороны британцев, именно из-за неё британцы почувствовали власть на другими народами и стали монстрами. Императрица видела в этом что-то обыденное, но кто знает, возможно, она и была права, говоря, что все?— низшие существа. Вилберт оставался наедине с собой, никто не мешал, и именно тут он получал долгожданный покой, ведь что нужно ещё для счастья, когда везде проблемы, даже в собственном поведении? Вдруг он услышал другие новости, репортаж был про то, что было вчера на кладбище. Это уже заинтересовало его, нет, не из-за страха и понимания, что его могут поймать, совсем нет. Именно из-за того, что он там был и уничтожил их, хотелось посмотреть на тела, на то, с какой улыбкой или усмешкой будут про это говорить другие британцы или же со слезами на глазах. Ведущие теперь выглядели так, будто увидели что-то ужасное. Пауза, длилась ровно пять минут, а затем один из них начал говорить про трупы. Услада для ушей, когда они говорят это так уверенно, будто сами верят в то, что говорят. Поймают? В психушку упрячут? Это было забавно, ведь их самих нужно оградить от общетва. Попросили убрать детей от экранов, но дети, если так выразиться, и так знают, и так понимают то, что происходит в мире, ведь каждый день видят жестокость. ?Они получили то, что заслужили… Я просто исполнил приговор свыше, разве не так???— не было жалко их, ведь те оскверняли могилы, ломали святые места, так зачем жалеть таких подонков? Как мы все знаем на телевидении присутствует цензура, дабы не травмировать психику простых людей. Поэтому вместо тел, показывали размытые, почти незаметные силуэты, а фокус был переведён только на ведущего, который говорил, как же это жестоко по отношению к британцам и что кто-то должен за это поплатиться, ведь это преступление перед всем человечеством. Раздутое самомнение всегда присуще людям после любой победы, что уж говорить о победе в борьбе за весь мир, но это не пугало. Вилберт только усмехнулся, направил пульт в сторону телевизора, а затем и выключил?— стало совсем скучно, не интересно, ведь тела не показывают, хотя от них там почти ничего не осталось, как сегодня он помнил, будто голыми руками разрывал кожу, мог раздробить кости, наступив на них, разгрызть гортань всем присутствующим. Но после этого память подводила и дальнейшего он не помнил, но точно знал, что тела в самом худшем состоянии, подсказывали сами ощущения, ведь он до сих пор чувствовал на своих устах вкус мяса, свежего, человеческого, жилистого, куска плоти, который находился у одного британца в районе горла, конечно, ощущения не из приятных, но он не контролировал себя тогда. —?Больше никогда не буду использовать эту проклятую силу… —?Вилберт запивал это кофе, будто хотел смыть все ощущения в своём теле. —?Я не хочу быть зверем, которого спустили на людей, только не это…