- Ненавижу! (1/1)

Эмоции застилают глаза, притупляют сознание. Хочется снести все на своем пути, сломать, уничтожить. Как будто можно уничтожить или стереть то ощущение горечи, ту обиду, что он чувствует: по отношению к брату, к Елене, к Элайдже.Как эти двое недоумков решили довериться чертовому высокомерному Древнему? Все, чего хочет этот аристократичный засранец – это уничтожить Клауса, а на жизнь двойника ему откровенно плевать.

Люди для них ничего не значат. Для них вообще ничего не имеет значения – это же первородные вампиры.

Но брат идет на поводу у этой доверчивой идиотки, рискуя её жизнью. Верит сказкам Древнего про якобы существующую возможность совершить ритуал, не жертвуя жизнью Елены.Хочется смеяться, честно слово.Деймон влетает в свою спальню, едва не сорвав с петель тяжелую дубовую дверь – и стонет сквозь зубы, замечая выходящую из душа Энди.- Я же сказал тебе уйти.- Но ты же не внушил мне.Как же она его бесит! Особенно сейчас, особенно этим:- Деймон… я хочу быть здесь. Просто позволь мне остаться. Ты должен знать, что кому-то ты не безразличен.Её голос напоминает жужжание мухи, мерзкое, противное.

- Ты не безразличен мне, Деймон.Это должно прекратиться. И вампир не сдерживает себя, подлетая к девушке, хватая её за горло – и одним движением вгрызается в шею, чувствуя, как клыки рвут тонкую кожу, и её кровь заполняет рот. Она вскрикивает и бьется в насильственных объятиях, беспомощно и нелепо взмахивая руками, а затем Деймон отталкивает её – и Энди, заходясь в рыданиях, скрючивается на полу.- Посмотри на меня, - вампир падает на колени и берет её лицо в ладони. – Уходи, пока я не убил тебя. Просто уходи. Живо!И девушка, подчиняясь внушению, хватает с тумбочки вещи, стремглав вылетает из комнаты, почти сталкиваясь с стоящим под дверью Элайджей.- Мне тоже внушишь проваливать?Деймон поднимает на вошедшего взгляд – и его захлестывает новая волна злости:- Элайджа… - шипение сквозь стиснутые губы.Древний, как ни в чем не бывало, переступает порог, проходится по спальне и останавливается у распахнутого окна. Не оборачивается к сидящему на кровати вампиру:- Еще не захлебнулся в ненависти к самому себе? Сидишь, рыдаешь, как девчонка. А ведь никто не умер. Пока что.

Деймон рычит – и оказывается рядом с Элайджей по-вампирски быстро. В его руках – кол, схваченный с прикроватной тумбочки, и, не будь его неожиданный гость Перворожденным, Сальваторе всенепременно вонзил бы ему в спину этот кусок дерева.Но Элайджа – это Элайджа, и он, играючи, перехватывает занесенную для удара руку младшего вампира, и улыбается прямо в стиснутые, перепачканные кровью губы Деймона – скептически, насмешливо, презрительно.А в следующий момент Древний сжимает руку на его горле – и Сальваторе бьется в тисках холодных пальцев Перворожденного, совсем как Энди пару минут назад трепыхалась в его.- Нравится? – взгляд у Элайджи холодный, колющий, изучающий. – Нравится, когда тебя считают вещью?Он толкает Сальваторе на кровать. Присаживаясь рядом, не разжимая руки на его горле. И смотрит задумчиво. Так энтомолог смотрит на новый подвид давно известного насекомого: со сдержанным любопытством и исследовательским интересом.- Ты смешон в своих притязаниях, Деймон. Смешон в своей детской обиде.- Да, вообще… пиздец, как смешно – обхохочешься,- сипит Сальваторе, задыхаясь.Элайджа убирает руку – и вампир хрипя пытается отдышаться.- Ты мертв уже больше века; откуда столько инфантильности, Деймон?- Да пошел ты, - все еще не придя в себя, выплевывает Сальваторе в лицо Перворожденному.- Ну, что же ты, Деймон, я научу тебя уважать старших.Неуловимым для глаза движением Элайджа оказывается на нем сверху. Сальваторе косо улыбается, когда бедра Древнего припечатывают его к собственной кровати. Он смотрит на сидящего сверху Элайджу и спрашивает ехидно:- И что, изнасилуешь меня в собственной спальне?- Ну, если ты настаиваешь, - губы Перворожденного изгибаются в улыбке.Одно движение – и Деймон оказывается вжатым лицом в подушку. Он что-то невнятно стонет, но рука Элайджи крепко держит его затылок. А сам Древний склоняется к уху вампира и произносит задумчиво:- На твоем месте, я бы не возмущался так громко. Иначе может услышать Стефан. И милая Елена.Имя Гилберт действует, как заклинание – и Деймон неразборчиво матерится, но перестает вырываться, послушно замирая.Чувствует, как пальцы Древнего тянутся к застежке джинсов, как вжикает молния и по ткани слипов скользит холодная ладонь. А затем рука резко сжимается на его члене.Он слышит короткий смешок Элайджи:- Хм, по-моему, изнасилование не задалось с самого начала. Ты уже возбужден.Сдавленный мат служит Перворожденному ответом.Одним движением Древний стаскивает со старшего Сальваторе штаны вместе с нижним бельем, и узкие джинсы жалобно трещат по швам. Рубашку Элайджа даже не удосуживается снять: просто задирает её вверх, до лопаток. А затем холодные пальцы касаются поясницы – и Деймон дрожит: не так от напряжения, как от чувства унижения и обиды.Элайджа руками приподнимает его бедра, неспешно скользит пальцами по внутренней поверхности. Усиливает давление, заставляя шире раздвинуть ноги – и в какой-то момент Сальваторе понимает, что Древний разложил его на собственной кровати почти без сопротивления. Ладонь уже давно исчезла с затылка, но отрывать лицо от подушки почему-то не хочется. Не хочется признавать, что он идет на это почти добровольно. Что ему это почти нравится и что он уже возбужден.

Хотя Элайджа, без сомнения, видит все это: видит стоящий колом член, налившийся, уже блестящий от выступившей смазки, видит его напряженную спину, раздвинутые ноги, видит…О господи, Деймону совершенно не хочется знать, что видит Элайджа.Слова Древнего звучат, как пощечина:- Что, тебе нравится чувствовать себя вещью?Он, все еще полностью одетый, слюнявит пальцы и вводит в Сальваторе сразу два, не обращая внимания на шипение.- Нравится, когда за тебя решают?Задница у Деймона узкая, девственная. Кольцо мышц плотное. Ощущения для вампира – самые что ни на есть отвратительные. Какой-то мазохизм: лежать вот так, под этим высокомерным ублюдком и слушать его полный пренебрежения голос. Даже не пытаясь сопротивляться.Но почему-то манипуляции Древнего приносят какую-то темную радость и удивительно сочетаются с настроением Деймона. Он ненавидит себя до последней клетки собственного, давно сгнившего тела – и унизительные, оскорбляющие действия и слова старшего вампира только подпитывают эту ненависть.Ему хочется рассмеяться, когда Элайджа склоняется к его уху и шепчет: «Тебе так нравится?» - но в этот миг пальцы Древнего задевают простату, - и вместо смеха Деймон издает сдавленный стон.- Ненавижу, - шипит он несколько секунд спустя.- Сомневаюсь, - задумчиво раздается в ответ.Движения Элайджи неторопливые, выверенные, плавные. Он растягивает Деймона умело: плавно скользит по стенкам, двигаясь по напряженному кольцу мышц, и, только растянув их достаточно, усиливает давление на простату. Он двигает рукой, убыстряя ритм, чуть сгибая пальцы – и Деймона ведет от этих непонятных, новых, острых ощущений. Он не может сдержать очередного стона и, кажется, прогибается в пояснице, чтобы сильнее прочувствовать манипуляции Элайджи.- Подставляешься, как шлюха, позволь заметить, - как сквозь пелену, доносится до него ехидный голос Древнего. – А это я тебя еще не…- Ну, так трахни, - хриплым от возбуждения голосом обрывает Перворожденного Деймон. – Дай почувствовать себя вещью.Элайджа смеется, и Деймон ощущает, как пальцы исчезают из растянутого ануса. Он ждет, зажмурившись, что вот сейчас Древний войдет в него одним резким движением, но проходит пара секунд – и ничего не происходит.Старший Сальваторе отрывается, наконец, от подушки, чтобы увидеть, что в комнате он совершенно один.Вот уже пару секунд как.Деймон стонет сквозь зубы – и что есть силы бьет по спинке дубовой кровати – проламывает её и застревает в дереве рукой.