Гнев (1/1)

Если кто-то считает, что мужское имя — это очень смешно, быстро поймёт, что неудобно смеяться, например, с раздробленными рёбрами. У Норберты не заржавеет.Если вам посчастливится разозлить Норберту (а это куда легче, чем может показаться, молодые норвежские горбатые очень вспыльчивы), вы не будете немедленно сожжены заживо. Она считает, что это слишком просто: дыхнул, пыхнул — и никакого удовольствия.То ли дело зубы и когти. Вот это — развлечение, ни один любитель подышать огнём не поймёт.Когда Норберта злится, она всегда вспоминает отца. Вернее, помнит она немного: что-то огромное, громкое, тёмное. Но при этих воспоминаниях злость очень быстро перерастает в гнев, и тогда Норберту никому не удержать. Она представляет, как набрасывается на это громкое и тёмное и тут же впивается когтями в горло — накрепко, чтобы если отдерёт, то вырвет себе глотку. Главное не запутаться в густой бороде. Потом в ход идут зубы. Удобнее всего выгрызать куски мяса из щёк, а ещё можно добраться до глаз, до этих глаз, которые смотрят с такой любовью, которые лгут.Когда окровавленную Норберту оттаскивают от очередной жертвы её гнева, она ревёт то ли от смеха, то ли от боли. Неважно, сколько глаз она выцарапает. Ей не стереть из памяти взгляд своего отца.