Глава 12. Люка рассказывает об отце, а Питер пытается не поддаваться сомнениям (1/1)

Странно, что Нил сам не додумался до предложенной Люка идеи! —?Зачем ты глотаешь все эти таблетки? —?Люка вздернул одну бровь, глядя на то, как Нил запивает лекарств. —?От них у тебя мозги совсем в кашу превратятся. —?Без них будет не лучше. По крайней мере, я могу относительно нормально спать, не падая с кровати. —?Кошмары? Они сидели за кухонным столом. Люка жевал пиццу, Нил рассматривал планы здания. —?Воспоминания. —?Так ты все-таки что-то помнишь? Нил покачал головой. Они весь день провели за разглядыванием планов здания Лувра, в который собирались проникнуть. Изучали расписание выставок и расположение камер наблюдения, завтра предстояла первая вылазка. —?Это скорее обрывки. Я не уверен, что из этого воспоминания, а что порождение сна. Когда я просыпаюсь, то обычно ничего не могу вспомнить. —?Но ты ведь нарисовал это,?— Люка кивнул в сторону холстов, стоящих в гостиной, на которых была нарисована кухня Питера и таксофон. —?Да. Единственное, что я смутно помню после гипноза. Просто чаще это… —?он потер ноющий от усталости висок, пальцы коснулись тонкого шрама, уходящего под линию волос,?— …ощущения, голоса. Они проскальзывают в голове, кажется, что я вот-вот вспомню, я начинаю напрягаться и… ничего. Только головная боль. —?Может, оно и ни к чему? Начнешь новую жизнь с чистого листа? —?Люка повернулся к нему всем корпусом, серые глаза с интересом рассматривали Нила. —?Нет,?— Нил покачал головой, отвернувшись,?— нет, я должен знать, кто я такой, чтобы двигаться дальше. —?Хороший парень, отличный вор, приятный собеседник, так себе играешь в покер. Что еще надо? —?А если бы ты забыл свой дом и своего брата, кем бы ты был сейчас? —?Нил отложил планы, понимая, что сегодня они уже навряд ли за что-то возьмутся. —?Может, моя жизнь сложилась чуть лучше, если бы я забыл своего так называемого отца. —?За что ты его так ненавидишь? —?пришла очередь Нила проявлять любопытство, ему на самом деле было интересно. Строгий родитель?— не то же самое, что домашний тиран. Но, возможно, Поль видел отца в чуть лучшем свете, чем Люка, или не знал всех подробностей. Нил безуспешно пытался понять, что чувствовал к своему отцу, если тот, конечно, имелся. В памяти было глухо: ни голоса, ни сны не давали ответов, и Нил терялся в догадках, ощущая странную двойственность при мыслях о родителях. Они не вызывали в нем никакой особой теплоты, даже некоторое отторжение, может, обиду и злость, как у Люка, только приглушенную амнезией. А с другой стороны ужасную тоску, чувство потери, которое хотелось выцарапать изнутри когтями. Можно было гадать до бесконечности, Нил не понимал своих чувств и не мог ничего вспомнить. Это было похоже на езду в густой туман, когда ты не видишь ничего дальше пяти метров ни спереди, ни сзади даже со включенными фарами. И просто надеешься, что ты двигаешься в правильном направлении. —?По многим причинам,?— Люка встал с места, но не ушел, а только достал из шкафа бутылку вина и два бокала. Нил с сожалением отказался, помня о том, как худо ему было после коньяка. —?Что тебе рассказал Поль? —?Что у вас был строгий отец, а ты был непослушным ребенком. Люка усмехнулся. —?Да, можно и так сказать. У Алена были строгие правила и тяжелая рука, а у меня скверный характер и быстрые ноги. Я не очень-то люблю жить по чужой указке, но дело было не в том, что я не мог следовать его дурацким правилам для хороших мальчиков. А в том, что он ненавидел меня все мое детство. —?Ненавидел? Уверен, что это слово подходит? Может, будучи ребенком, ты все не так понял? —?Я все прекрасно понял, Питер,?— Люка отпил из бокала. —?Ален был влюблен в мою мать, когда та еще не была беременна мною. Он обхаживал ее, но она предпочла моего биологического отца. Только с ним не вышло, кажется, он был тем еще козлом. Я точно не знаю,?— он усмехнулся. —?Как ни поверни, мне не повезло с обоими отцами. Может, и к лучшему, что ты своего не помнишь. —?И она решила найти утешение в объятьях твоего отчима? —?Женщины,?— Люка усмехнулся, доливая вино, и Нил на секунду прикрыл глаза, чувствуя вспышку боли где-то за лобной костью. ?— Бутылка означает прощание… —?Женщины…? —?Они с Аленом сошлись, а потом обнаружилось, что она беременна мною. Только не от Алена. Но срок был уже большой, мне пришлось родиться, а Алену принять мое позорное рождение. Он сказал, что уговаривал мою мать отдать меня в детский дом или сдать бабке на воспитание, чтобы я не мешал строить им новую семью, но мать отказалась. Она грозилась уйти со мной, но ей по сути некуда было идти с маленьким ребенком. Ален рассказывал, как он был великодушен, позволяя ей с чужим ребенком жить рядом. Уверен, он и ее попрекал каждым куском хлеба, как меня, за свое великодушие. Потом моя мать заболела и умерла. Казалось бы, Ален должен был радоваться, что освободился от меня, сдать в детский дом, как и хотел, и жить дальше. Но, видимо, с ним злую шутку сыграла влюбленность в мою мать или, может, чувство вины. Он усыновил меня, нанял няньку, а потом познакомился с матерью Поля. Я не помнил своей матери, у меня было только несколько совместных семейных фотографий. Деда с бабкой я тоже не видел. Но я всегда знал, что я приемный. Ален не позволил матери Поля лгать мне, и я рос со знанием, что Ален и Анна не мои настоящие родители, что они мне вообще не родня. —?Ты бы хотел жить, не зная этого? —?Не думаю, что это было возможно. Но нет, пожалуй, я предпочел бы правду. В любом случае я все знал, и Ален всегда этим пользовался. Он всегда напоминал о своей ?доброте?, о том, что взял меня, чтобы я не был еще одним сиротой-голодранцем в школе-интернате, что я должен чуть ли не целовать его руки за это, что Анна заботилась обо мне, а я такой неблагодарный то кровать не застелю, то кашу не доем. Он докапывался до всего, до каждого моего шага,?— Люка стиснул ножку бокала, рискуя сломать ее, сжимая губы до побеления. —?Я хотел ему угодить, искал его одобрения поначалу, но видел, что он никогда не попрекал ничем Поля, что он любит его просто так, потому что Поль его родной сын, а я?— никто. И тогда я понял, что это бессмысленно. Мне никогда было не стать родным в его глазах, даже если он хвалил меня, даже когда все вроде было хорошо, я смотрел в его лицо и видел это: смотрите, благодаря мне маленький ублюдок хоть чего-то добился. Когда он гордился мной, то делал это снисходительно, словно, так и быть, опускался до похвалы. Мне надоело подбирать эти объедки одобрения и отеческой любви. Я перестал стараться, и это невыносимо выводило Алена из себя. Он бил меня, не жалея своего рабочего ремня. Я все думал, почему он не сдаст меня в детский дом, там наверняка будет лучше. Но он тогда уже был инспектором полиции?— уважаемый член общества. Отдать в детдома сироту, которого приютил,?— это ж непорядочно. Я был в глазах его знакомых неблагодарным ничтожеством, а он кормильцем семьи, который страдает, чтобы сделать из пасынка нормального человека. Люка замолчал. Нил понимающе смотрел на него, не зная, что сказать. Да и что тут скажешь? По мнению Нила лучше никакого родителя, чем такой, пожалуй. Жить в долг, который ты никогда не сможешь отдать, быть бельмом на чужом глазу… Он не знал, кем был его отец, но точно не таким дерьмом, как отчим Люка. —?Зачем ты втянул Поля в то ограбление? —?Я думал, что смогу удрать из этого проклятого дома, когда мне будет восемнадцать, но Ален позаботился о том, чтобы я остался здесь. Чувствуя, что его власть надо мной сходит на нет, он начал срываться на Поле. Подростковый возраст уже не тот возраст, когда можно просто взять и отшлепать ребенка ремнем, но именно так он и сделал. Отлупил Поля, когда он загулял с подружкой и не вернулся вовремя домой по дебильному папочкиному распорядку. Когда я узнал об этом, я понял, что это его новый способ наказывать меня за мои проступки. Старый маразматик совсем с катушек слетел и решил отыгрываться на родном сыне, чтобы досадить мне. Наверное, мне надо было в тот же день собрать вещи и уехать. Поль через пару лет поступил бы в колледж и съехал, и власть Алена бы закончилась. Но я не хотел оставлять Поля одного с этим ублюдком. —?Ты втянул его в свои дела, чтобы показать, что у тебя власти над Полем больше, чем у Алена? —?Нил старался не звучать осуждающе, но голос его выдавал. —?Я не горжусь своим поступком. Я был ослеплен гневом, сам же сажая себя на поводок тем, что оставался в доме. Поль тянулся ко мне, и мне пришла в голову идея, казавшаяся мне отличной. Взять Поля на ограбление. Увидеть лицо Алена, когда он узнал бы о том, что сделал Поль, было бы бесценно. Родной сын?— преступник. Я думал, что смогу уговорить Поля покинуть дом сразу, как он закончит школу, у него на носу были выпускные экзамены. Хотел сбежать с ним, чтобы Ален точно ни до кого из нас уже не дотянулся. Но все пошло не по плану, как ты понял. Поль попал в тюрьму, отец в больницу… —?А ты сбежал? —?Все было не так,?— Люка грустно улыбнулся. —?Я тоже попался. Чуть позже в ту же ночь меня поймал Маркель. —?Инспектор Прежан? Начальник Поля? —?Нил припомнил косматого громилу, от которого ему инстинктивно хотелось держаться подальше. —?Прежан был другом отца в участке. Он часто наведывался к нам в гости, знал нас с Полем с детства. Кажется, он был единственным, кроме Поля, кто не относился ко мне, как к неблагодарному гаденышу. Не знаю почему. Но… Он не сказал никому в тот день, что поймал меня. Посадил в свою машину и увез не в участок, а на берег Сены. Он сказал, что если я хочу, чтобы у Поля было нормальное будущее, то мне стоит сейчас же уехать. Чтобы я не слушал родителей и дружков, что я должен сам выбрать, кем мне быть?— жалким ворьем или стать человеком. Но единственное, чем он может мне помочь: отпустить прямо сейчас. Он дал мне документы и билеты на поезд и велел ехать прочь. Он обещал, что присмотрит за Полем, что поможет ему, если что, но я должен покинуть Нантер. Потому что, если я не уеду и Прежан поймает меня, то мне предъявят обвинения по всем тем делам, которые отчим закрывал на меня в участке, спуская дела на тормозах. А там было за что сесть надолго. Хранение и распространение, кража, угон, незаконное владение оружием, драки. У меня было много неприятностей, и Прежан практически дал мне карт-бланш. Новая жизнь и свобода, но я никогда не увижу брата, не буду связываться с ним, не попытаюсь забрать его из дома. Я буду один, но свободен. —?И ты просто взял и ушел? —?Я хотел попрощаться, но Маркель сказал, что об этой сделке никто не должен знать. Он шел на должностное преступление, предавал своего приятеля за его спиной. Если бы кто-то узнал об этом?— у него были бы неприятности. К тому же Поль сидел в камере, отец в больнице, мать злилась на меня… Я не хотел оставлять Поля, но ради него?— я уехал. —?Так почему вернулся, не расскажешь? —?Соскучился,?— Люка пригубил вина и открыто улыбнулся, словно не рассказывал только что историю своего трудного детства. —?За эти десять лет много чего случилось, жизнь была нелегкой. Но я всегда смотрел в будущее с оглядкой, у меня осталось незаконченное дело, близкий человек из прошлого. Я понял, что не могу идти дальше, пока не увижу Поля снова. —?Поэтому ты влез ночью к нему в дом, а потом поругался с ним, чуть не устроив драку, и обвинив его в том, что он драматизирует? —?Да, все пошло не совсем так, как я планировал, но я все еще надеюсь, что Поль остынет, и мы сможем нормально поговорить. —?Думаешь, если бы ты не помнил своего отчима и брата, тебе легче было бы жить дальше? Но ведь они сделали тебя таким, какой ты есть сейчас, они часть тебя. —?Может быть, тогда я бы мог стать любым человеком, каким захотел бы? —?Ты же знаешь, что это просто оправдание? —?Нил скрестил руки на груди, глядя на него с насмешливым упреком, и Люка рассмеялся. —?Да, ты прав. Это чувство, когда ты нарушаешь закон, крадешься в темноте, тайно проникаешь в чужое жилище, угоняешь автомобиль, который никогда бы не мог себе позволить… Наркотик, от которого не так-то просто отказаться. Ты потерял память, но все равно начал воровать, когда в этом была необходимость, и даже когда ее не было. —?Преступник раз?— преступник навсегда. —?За преступников,?— Люка долил вино в бокал и выпил, пока Нил убирал планы здания со стола. —?Ты уже придумал, что напишешь? —?Не думаю, что стоит оригинальничать. Я так и напишу: ?Питер, найди меня?. Думаю, нужный Питер сам поймет, о чем речь. *** Поездка в Аризону затянулась вместо пары дней на все пять, и Питер дважды переносил свой рейс, все еще надеясь собрать в несчастном Уинслоу как можно больше данных о Мерфи. Но куда бы он ни тыкался, везде был тупик. Улики, если когда-то и были, за столько лет давно испарились. Он обыскал склад, на котором готовилось ограбление, обшарил там лично каждый угол, простукал стены, проверил полы, потолок, вентиляцию. Но склад давным-давно сдавался другому лицу и был отремонтирован и вычищен. Не помогло ни прочесывание леса с собаками, ни обшаривание колодцев и канализации. Хозяйка, у которой Мерфи снимал квартиру, опознала его, но сказать ей было нечего. —?Обычный парень, сказал, что работать приехал. Платил наличкой, договор мы с ним не заключали. Вел себя вроде бы тихо, по крайней мере, никто не жаловался. После себя в квартире вещей не оставил. Я бы и не вспоминал о нем, если бы вы не пришли. Бывают жильцы намного хуже, вот как-то жил у меня один наркоман… Питер не стал слушать про наркоманов-жильцов. Вместо этого он потратил часы на то, чтобы снова поговорить с вдовой МакБрайт, но та ничего не смогла ему рассказать. Под действием лекарств она едва узнала Питера, но кроме бессвязных обрывочных рассказов о том, что ее сын невиновен, а Молли нехорошая девушка, Берку ничего не удалось добиться. —?Она очень плоха, агент Берк. Рак в последней стадии, ей осталось не так уж много. Стресс подкосил ее. Эти препараты помогут ей провести остаток дней в спокойствии,?— доктор Брэнсон сочувственно посмотрела на больную женщину, и Питер понял, что остался ни с чем. Мать Молли пришлось допрашивать полицейскому, поскольку та рыдала, не переставая, и Питер не смог добиться от нее ничего полезного. Никто из семьи Уинтерс не видел Робина, кроме Мэдисон. В полиции было глухо: ни отпечатков, ни фотопортрета, никто похожий на Робина не привлекался в Уинслоу или его округе к каким-то противоправным действиям. Последним Питер посетил Церковь просветителей в надежде, что Стив говорил с кем-нибудь из наставников или священников. —?Исповедь?— это разговор души с богом, я не могу раскрыть ее тайны, даже если вы агент ФБР,?— пожилой мужчина в белом одеянии покачал головой, отказывая Питеру в помощи. За это Берк не очень любил церковников и верующих. Речь шла об опасном преступнике, который мог кого-нибудь убить (например, его жену и ребенка), и это бы точно не было угодно никакому богу. Но тот же бог и церковные правила запрещали священнику оказать Питеру помощь в поимке преступника. В логике верующих явно что-то было не так. —?Люди могут быть в опасности, если мы вовремя не поймаем этого преступника, а вы отказываетесь помочь следствию. —?Кажется, вы занимаетесь поисками погибшей несколько лет назад девушки. Едва ли мы можем тут чем-то помочь… Только помолиться о ее душе. —?Ваши мольбы ей ничем не помогут,?— Питер уже собирался уйти, когда развернулся обратно, не сделав и пяти шагов. —?Я не говорил, что девушка умерла, отец Йонсен. Как вы узнали, что Молли мертва? —?Город полнится слухами,?— мужчина спрятал руки в рукавах своей свободной одежды. —?Ложь?— один из семи грехов, не так ли? Почему вы лжете сейчас мне? Это ведь Стив МакБрайт рассказал вам о смерти Молли? Вы бы помогли следствию, если бы рассказали все, что он вам поведал. —?Это не поможет вам найти тело, агент Берк. —?Почему? —?Потому что Стив не знал этого. —?Стив назвал имена? —?Никаких имен. Сидя в самолете, возвращаясь в родной Нью-Йорк, Питер чувствовал себя измотанным. В Уинслоу он был один, не было рядом ни напарника, ни команды, на которых можно было положиться. Шериф Ларсон, конечно, выделил ему пару человек в помощники, но толку от их возни было не больше, чем от свидетельств людей, которые не слышал и не видели Мерфи под личиной Робина. Перед вылетом он позвонил Эл. —?Я возвращаюсь, родная. —?Мы ждем тебя. Прилетай скорее, зай, на ужин будет твое любимое рагу. Ему не терпелось вернуться домой: обнять жену, поцеловать сына, потрепать по холке собаку, сесть за ужин с семьей и потом развалиться на любимом диване перед телевизором. Он практически застонал, вспоминая, что возвращается не в родной дом, а в квартиру бюро. Дело Мерфи застряло. Оно расползалось во все стороны чернильными щупальцами, и ни за одно не получалось ухватиться. Подельники Мерфи были жертвами шантажа и насилия, совершая преступления по принуждению. Он был мстительным больным ублюдком, способным на жестокое убийство, и Питер стал его мишенью, не вполне понимая почему. Диана и Джонс с особым вниманием изучили дела Пантер, Диана лично допросила Алана Вудфорда еще раз, а так же пару его подельников, и ничего не обнаружила. Либо дело было не в Вудфорде, либо все-таки в нем, но Дэвид вел свою игру. Они ожидали, что Вудфорд решит связаться каким-то образом с Мерфи, но пока все было тихо. Мерфи канул в воду, и ни повторный визит к Эстеро, ни наблюдение за его жильем пока не дали результатов. Если бы только Питер понимал, в какую сторону копать, где искать ответы. Пока что единственная версия, вписывающаяся в картину преступления, была плодом его фантазии из раздела ?что было бы, если…?. Слушая Мэдисон, рассматривая отчеты Дианы о беседе с Конрадом, вспоминая лицо и голос Мерфи, Питер думал, что возможно недооценил стремление Дэвида к риску. Подергать за хвост ФБР, утереть нос кузену и отомстить за него же?— вероятно, Мерфи был способен на это. Возможно, ему наскучило играться с нищими хорошими мальчиками, которые попали в неприятности. Профиль серийных преступников не был обычным делом для Питера. Возможно, пришло время обратиться к кому-то из убойного отдела, тот же Клэптон мог оказать ему услугу за помощь с Габеном. Дело Мерфи все еще было неофициальным, Хьюз отказывался открыть расследование, поскольку у Питера не было ни единого доказательства, что Мерфи действительно замешан во всех этих делах, что он шантажировал кого-то, что был в доме Питера и следил за ним. Глядя на то, как земля пропадает за облаками, пока самолет поднимался все выше, Питер подумал, что Мерфи, возможно, уже играет с ним. И вот Питер бегает по всей стране, мечется, пытаясь найти ответы, сбежал из дома и ломает голову над загадкой. Что бы сказал обо всем этом Нил? В иллюминаторе на фоне сумрачного неба Питер видел свое отражение?— уставшее побледневшее лицо со вчерашней щетиной, которую он не потрудился с утра сбрить, спеша по делам, перекусывая на ходу, отвечая на телефонный звонок и пытаясь собрать в кучу рассыпанные бумаги. ?Мы поймаем его, Питер. Не дай ему водить себя за нос?,?— Нил ободряюще улыбнулся ему призрачной улыбкой в отражении иллюминатора. ?Твоя помощь пригодилось бы сейчас, Нил…? ?ФБР не может без информатора, я польщен?,?— теперь улыбка Кэффри стала самодовольной, и Питер невольно улыбнулся своему отражению. ?Мне бы пригодилась?— не ФБР?. ?Ты же знаешь, что это невозможно, Питер?,?— взгляд Нила потух, и Питер уныло прижался виском к спинке кресла, вяло размышляя о том, что разговаривает сам с собой. ?Делать невозможное?— это твоя профессия. Не прикидывайся беспомощным?,?— он провел ладонью по стеклу, стирая осевшую от сухого воздуха пыль, пытаясь представить, что Нил ответил бы ему на это. ?Все зависит от того, как сильно ты в меня веришь…? —?Сэр, вам принести что-нибудь? —?стюардесса отвлекла Питера от его размышлений, и воображаемый Нил пропал, оставив за стеклом лишь темное небо. —?Кофе, пожалуйста. Он пригубил сомнительного качества кофе из пластикового стаканчика, стараясь отстраниться от вкуса и сосредоточиться на горечи во рту. В памяти всплыло лицо Моззи, не желавшего смотреть на мертвого друга. Питер старался лишний раз не вспоминать тот день в морге, достаточно было, что он видел во сне снова и снова бледное лицо Нила, лежащего в черном пакете для трупов. Это был он, Питер не мог бы перепутать его ни с кем. Неестественно белый, без привычной улыбки на губах, лежащий холодным остывающим телом на прозекторском столе, с уродливой отметиной на груди. Скальпели хирургов даже не успели коснуться его кожи: он умер от обширной кровопотери на пороге больницы. —?Пуля задела аорту, в его грудной клетке было два литра крови. Питеру достались личные вещи и отчет коронера о вскрытии. ?Смерть от сердечно-сосудистой недостаточности, наступившей в следствии кровопотери. Пулевое ранение в грудную клетку между вторым и третьим ребром, повреждения правого предсердия и аорты, кровопотеря в общей сумме около двух литров?. Дальше шла стандартная опись тела и извлеченных внутренних органов. Вот и все, что осталось от Нила: пакет с вещами, лист бумаги с сухими данными о его сердце, легких и печени, взвешенных, разрезанных и отправленных на экспертизу. Церемония похорон была короткой и в узком кругу. Его похоронили в закрытом гробу без прощания в церкви и речей священника. Питер устало потер висок, отгоняя прочь воспоминания и мысли, которые как назойливые мухи возвращались в его голову. А что если Нил не умер? Если Моззи был прав, и Кэффри провернул свою лучшую аферу, которая смогла обмануть даже Питера? Гордость Берка не пострадала бы, если бы он узнал, что это правда, но Питер горько усмехнулся в чашку. Не стоило углубляться в эти размышления, не стоило терзать себя. Он хотел… ХОТЕЛ, чтобы Нил был жив, и поэтому искал любую зацепку, которая могла бы служить доказательством этой безумной идеи. Но верить в чудеса и заговоры?— это стезя Моззи, не Питера. Питер верил в факты и верил своим собственным глазам. Нил, лежащий перед ним на столе, был однозначно мертв. Он не шевелился, не дышал, был мертвенно бледен и имел в груди входной отверстие от пули, которая его и убила. Даже Нил был не способен воскреснуть из мертвых после ранения в грудь. —?Но ты ведь не видел тела в гробу, не так ли? Питер вздрогнул, едва не пролив кофе себе на руку. Кажется, он задремал от усталости или просто слишком задумался. Мысль звучала в голове противным прокуренным голосом Мерфи. Как он мог позволить негодяю влезть себе в голову так просто? Даже ничего не сделав! —?Ну, хватит этого, хватит. Питер допил одним глотком кофе и помотал головой, пытаясь проснуться и прийти в себя. Он достал из кармашка переднего кресла журнал и углубился в чтение, чтобы перестать думать о том, что было порождено его личными желаниями и усталостью. Только вот семена сомнения уже были посеяны в благодатную почву и игнорировать их теперь, когда Питер позволил себе задуматься, стало не так-то просто…