Глава 2 (1/1)
Папа спал беспокойно. Его тоже мучили кошмары.Нам с Мышом удалось незамеченными прокрасться мимо Майкла, дремавшего в кресле у двери. Наверное, не хотел беспокоить, но и без присмотра оставить старого друга не мог. Таковы все Карпентеры – навязываться не станут, но и без помощи не оставят.В комнате горел ночник, и в его красноватом свете наконец-то удалось нормально разглядеть, что же случилось. Как, оказалось, случилось много чего. Грудь и правый бок Гарри были перебинтованы, тут и там на бинтах виднелись темно-коричневые пятна. На животе змеился старый безобразный шрам, который я раньше не видела. Правая рука тоже была в бинтах и заправлена в повязку, свисавшую с шеи. На лице опухоль уже спала, но нос по-прежнему был, как у утконоса.К горлу подкатил ком, но пришлось сдержаться. Мне нравятся сказки о борцах с чудовищами, но ни в одной из них не рассказывают, во что им обходятся победы. Теперь я понимала почему. Сказки то детские.
Во сне папино лицо было не таким, как обычно. Со мной он много смеется и много шутит, правда, шутки эти никто не понимает. Молли даже говорит, что их можно отнести к редкой разновидности психологического оружия. Не один монстр был побежден только потому, что Гарри Дрезден довел его до ручки парой прибауток. Если верить Молли, а она никогда не лжет, в Феерии даже есть поговорка: Просто Дрезден – неприятности. Злой Дрезден – разрушения и смерть. Дрезден, который шутит – адские муки и апокалипсис в одном лице.
Как бы там ни было, я люблю, когда он смеется. Тогда можно затянуть его в какую-нибудь кучу малу и прочий бедлам, который мы регулярно затеваем с мелкими Карпентерами. Если это не сделать, сам папа никогда не подключится – у меня такое ощущение, что он просто не знает, что такое играть и веселиться с семьей. Иногда мне вспоминается картинка, которую я видела в одной из книжек - маленький мальчик с улицы с грустью смотрит в окошко дома, где обедает счастливая семья. Так вот, если папа с нами не играет, то смотрит точно так же. А так быть не должно.
Но сейчас все было именно так. Гарри Дрезден, мой отец и герой сказок, которые рассказывала Молли, во сне выглядел как тот самый мальчик с картинки. Только много лет и несчастий спустя. Боль, печаль, грусть. И бесконечная усталость.
Не знаю, сколько я простояла в комнате: мне жуть как хотелось подойти и погладить его по голове. Так делает Черити, когда замечает, что мне снова снились кошмары. И это обычно помогает, хоть и не навсегда. Но я боялась его разбудить, так что уже собралась уйти, как вдруг Гарри дернулся, видимо потревожив одну из ран, и открыл глаза.На мгновение наши взгляды встретились, но папа тут же опустил глаза: Мэгги?- Папа… - мы оба не знали, что сказать дальше. Множество слов вертелось у меня на языке, но ни одно из них не было тем, что нужно.Наконец, он просто поднял левую руку и сказал: Иди сюда, маленькая.Дважды приглашать не пришлось – я юркнула в постель и прижалась к его горячей, даже слишком горячей груди.
Гарри осторожно приобнял меня левой рукой и на несколько минут все мои страхи растворились.Мы просто молчали. Спустя несколько минут миллионы мыслей и слов, не дававшие мне покоя, оформились в один простой вопрос- Почему ты это делаешь?
- Сложно сказать. Наверное, это что-то вроде вредной привычки. Делаешь так один раз, а потом просто не можешь остановиться. Это как у тебя с кока-колой. Стоило тебе ее один раз попробовать и вот у нас Мэгги Дрезден - кока-коламанка.Некоторое время мы тихо хихикали, но отступать было не в моих привычках. Я уже не маленькая (ну ладно, не настолько маленькая), чтобы меня можно было так просто сбить с толку.- Но ведь тебе страшно? Я видела, что тебе тоже снятся кошмары.Папа вдруг весь напрягся и осторожно спросил:- Тоже? Мэгги, а какой кошмар снится тебе? – и тут же спохватился, будто испугавшись: прости, если не хочешь рассказывать, то не надо.Теперь замолчала я. Меня об этом никто и никогда не спрашивал, а я не рассказывала. Но сейчас было тепло и уютно, а папина рука была сильной и надежной. И Мыш тихо сопел на полу у кровати – так что монстры не пройдут, по крайней мере, сегодня.
- Мне снится ночь, когда умерла мама.Рука, обнимавшая меня, вдруг стала жесткой как камень, а сердце под моим ухом застучало как сумасшедший барабан Баттерса. Папа тоже там был и видел, как все случилось.
- Что ты помнишь? – спросил он сиплым голосом.- На самом деле мало чего. Тени, крики, языки огня на стенах. Чудовища – большие и страшные. И самое ужасное, что во сне я абсолютно одна. Только я и вампиры.Подо мной будто лопнула до предела натянутая струна. Рука, обнимавшая меня, вновь стала мягкой (ну не совсем, папа, по правде говоря, как будто из канатов связан), а из груди вырвался глубокий вздох. Я буквально каждой клеточкой тела ощутила, как напряжение покидает его, словно воздух пробитую шину.
- Я понимаю. Меня тоже однажды поймали вампиры. Это было жутко до чертиков.
- И как ты спасся?- Спалил их вместе с домом и все такое прочее. Из-за этого и началась война чародеев с вампирами.— Значит, ты спасся, потому что чародей?- Нет, Мэгги. Я спасся потому, что еще они поймали твою маму и эээ… будущую тетю – ты ее пока не знаешь. Просто кроме меня помочь было некому и если бы я умер, то и они тоже. Поэтому пришлось выкручиваться – твоя мама мне тогда помогала. Без нее бы ничего не вышло.Майкл, Томас. Они все мне помогли.Просто некому было помочь. Я прокрутила эту мысль в голове и внезапно перед глазами вспыхнула картинка. Все то же страшное место, те же монстры и языки пламени. Только в оковах не я, а маленький Гарри. Или Черити. Или папа. И кроме меня им помочь некому, а я просто маленькая девочка.Внезапно оказалось, что мои старые кошмары не такие уж и жуткие. А тихий голос уставшего и раненого охотника на чудовищ прошептал:- Не так страшно, что они могут сделать с тобой. Страшно то, что они могут сделать с теми, кого ты любишь.Я поежилась, отгоняя жуткую картинку, и повела себя как настоящий Дрезден. Просто ляпнула первое, что пришло в голову:- Папа, а все охотники на чудовищ после работы похожи на панд?- Эээ… Что? Хрю. … Ой, блин-тарарам. Ха-ха-ха. Пааанды, ха-ха-ха, хрю.Мы еще долго хрюкали от смеха и боли (папе было сложно смеяться со сломанными ребрами, но он не мог остановиться), а Майкл, проснувшийся от шума, стоял в дверях и улыбался.Мыш радостно нарезал круги по комнате и, в целом, это оказалась замечательная ночь.