Часть 1 (1/1)

— Это лодка ее папы. Она может оставаться в ней, если хочет. Лорен, румяный и крепкий, как спелое яблоко, стоял возле оранжевой лодки Пьера Ла Мера. Рядом толпились другие дети, которые возвращались домой с пляжа. Старый рыбак Виктор был тут же и недовольно качал головой. Буки и Малик остановились в нескольких метрах от них, так, чтобы слышать их разговоры, но не привлекать к себе лишнего внимания. — Я приду позже, чтобы проверить лодки, — подвел итог Виктор. — И если она все еще будет здесь, я сам достану ее оттуда. Затем он велел детям расходиться по домам, и зеваки двинулись в сторону деревни. Только Лорен еще мешкал, смотря то на лодку, то на рыбака. Буки следил за ним, ожидая, что он будет делать. У семьи Лорена большой дом с черешневым садом, и у них ну наверняка есть свободная тахта или даже целая кровать для соседки, которую джамби вышвырнула из собственного дома. У такой семьи найдется и лишняя миска с кашей, и стакан теплого молока, и вообще… Но под хмурым взглядом Виктора Лорен развернулся и медленно побрел прочь, ни разу не оглянувшись. Малик подергал брата за край рубашки, а когда тот посмотрел на него, он вначале описал руками большую дугу вокруг себя, а потом сжал пальцы в кулачки. Буки кивнул, скрипнув зубами. Странно, как люди, у которых такой большой дом, могут иметь такие маленькие сердца. Когда Виктор наконец тоже оставил лодку в покое и поплелся прочь, Буки и Малик смогли подойти к ней. В лодке, среди рыбацких сетей лежала Коринн Ла Мер. Эх, все было против бедняжки-Коринн в тот вечер. Вначале хитрющая джамби, которая околдовала ее отца, а саму девочку прогнала из ее родного дома. Затем этот Лорен, ее друг детства Лорен, который просто оставил ее здесь, в лодке, и ушел, как будто ничего не видел и не слышал. И нет бы, чтобы Дру была поблизости, которая могла бы привести Коринн в свой шумный дом на эту ночь. Миссис Рутсингх точно была бы не против — семь или восемь детей, какая по сути разница? Но маленькая Дру, наверняка, сама сейчас свернулась клубком под боком своей матери, стараясь забыть обо всех ужасах и неприятностях этого дня. И поэтому у Коринн остались только Буки и Малик. А что они могли предложить ей? Свою убогую пещеру среди красных холмов?.. Коринн шла за ними, опустив голову и обхватив себя руками. Она ни слова не проронила с того времени, как братья нашли ее. Ни слова не сказала на их предложение переночевать у них. Она как будто вовсе сейчас была не здесь, а где-то очень далеко, не то в своих мыслях, не то в другом мире. Буки несколько раз собирался заговорить с ней, но впервые в жизни не находил слов и помалкивал. Когда они добрались до красных холмов, то Буки вдруг почувствовал какое-то странное ощущение, что расползлось от груди куда-то до самых щек. Ощущение было жарким, как пламя, и неприятным, как простуда. Он не сразу сообразил, что это такое было. Стыд. За свой дом. Вернее, за его отсутствие. Он только открыл рот, чтобы заговорить: сказать что-нибудь колкое, как обычно, что-то почти смешное, только бы отвлечь внимание Коринн от мысли, что ей придется ночевать в пещере как дикому зверю, но девочка молча зашла в каменный грот, все так же не вымолвив ни единого словечка. Малик похлопал брата по руке, а когда тот опустил на него взгляд, младший братец похлопал его ладошкой еще раз. И улыбнулся. Буки сердито вздохнул, злясь на самого себя, сам не зная за что. — Я рад, что ты меня поддерживаешь, братишка, — буркнул он и зашел в пещеру. Они правда постарались, чтобы их первая за все время гостья чувствовала себя хорошо. Конечно, это было невозможно — попробуй тут почувствовать себя хорошо после таких-то событий, — и Буки втайне надеялся, что Коринн в любом случае переживала бы и не замечала ничего вокруг. Даже если бы ночевала в шумном, веселом доме Рутсингх. Даже-даже если бы ей дала приют семья Лорена. Хотя тогда-то бы она вряд ли чувствовала себя так плохо. Братья разделили с ней скромный, сворованный ужин, одолжили самые мягкие одеяла на ночь, и это было все, что они могли дать. Буки почти желал, чтобы Коринн наконец что-нибудь сказала. Она могла даже посмеяться или затянуть что-нибудь про ах, как хорошо иметь семью, как это здорово, когда есть родители и нормальный дом, и тебя кормят пять раз в день манной небесной, и ты принимаешь горячую ванну раз десять за день. Возможно, Буки бы даже не стал с ней спорить, если бы она заговорила об этом. Если бы она вообще хоть что-нибудь сказала. Но Коринн молчала. И так же молча улеглась спать. Малик сообщил, что, по его мнению, Коринн потеряла дар речи от великолепия их пещеры. И что она очень зазовидовала им. И когда все закончится, то она непременно захочет переехать в какую-нибудь нору по соседству. Буки не был настроен столь оптимистично. Он стоял у входа в пещеру и пытался вообразить, что принесет им новый день, и как они с этим справятся. И только когда верхушка солнца утонула в море, и грот погрузилась в непроглядный мрак, он развернулся, дошел до самого конца пещеры и там на ощупь нашел их с Маликом постель. У них на двоих осталось всего одно тонкое одеяло, которое кое-как смягчало каменный пол, но, наверное, даже если он бы спал на перине, то все равно крутился всю ночь. Тревожные мысли и страхи не отступали перед темнотой, а наоборот, становились сильнее и начинали рвать на части как пираньи. Но только не Малика. Малыш сразу уснул и, кажется, совсем не заметил разницы, что спит почти на голом полу, без одеяла поверх себя. Буки понадеялся, что Коринн тоже крепко спит, а сам тихо лег рядом с братом и уставился в темноту. Почему все так поменялось? И как они с Маликом оказались во все это втянуты? Всю жизнь они вели себя как паиньки — никогда не заходили далеко в махагоновый лес, не произносили имя джамби всуе, держались подальше от белой ведьмы и не ругались в День Всех Святых. И что они получили за всё это? Одни сплошные неприятности и девчонку в своем доме, вот что. — Буки, — раздался голос Коринн за его спиной, и мальчик чуть не подскочил от неожиданности. — А? — громко отозвался он, обрадованный, что она заговорила, и забыв про спящего брата. — Замерзла? Я могу развести огонь. — Нет. — Коринн поерзала на одеялах в своем углу. — Я хотела… не знаю, как правильно сказать… У Буки упало сердце, и он сжал в кулак старую ткань, на которой лежал. Все, дождался. Сейчас она выскажет, что думает об их доме. Еще бы, она и без того их презирала, а теперь уж точно… — Спасибо, что разрешили остаться, — выдохнула Коринн, и ее голос дрогнул, как от слез. — Я думала, мне придется ночевать в папиной лодке, под открытым небом, рядом с морем. Никто… они все ушли, и Лючия, и Лорен, а я… Конечно, они не знают, что… — Она громко сглотнула и шмыгнула носом. — В общем, спасибо вам. Большое. Буки лежал, не шевелясь, слушая ее сбивчивую речь. Он не знал, что думать на это признание, но вдруг понял, что наконец-то успокоился. Подумать только, он даже не подозревал, что был так напряжен, все это время. — Да пожалуйста, — небрежно бросил он в ответ. — Я же сказал, можешь оставаться, сколько захочешь, если тебе это не противно. Но не вздумай читать нотации. — Спасибо. — Коринн тихо вздохнула и еще тише добавила: — Вы настоящие друзья. Больше она ничего не сказала и, верно, уснула, тут же позабыв о своих словах. Но у Буки не получилось выбросить их из головы, даже если он бы пожелал этого. Он посмотрел перед собой, в темноту, где посапывал Малик, и решил, что обязательно расскажет ему об этом. Когда долго есть только ты и твой брат, появление кого-то еще, кто называет тебя своим настоящим другом, — это ну как минимум событие года. А то и десятилетия. Буки улыбнулся и закрыл глаза, удобнее подложив под голову руку. Пусть у Дру много братьев и сестер, а Лорен объедается своей черешней. Они и представить себе не могут, что можно почувствовать себя счастливым, лежа на голом полу пещеры, без сытного ужина и горячей ванны перед сном. И, возможно, им никогда не суждено этого понять.