Глава 47. Попытка узнать (1/2)
Асока поднялась со стула, где до этого сидела и опустившись на колени возле Энакина, положила ладони ему на бедра. При этом её лицо сперва побледнело почти до синевы, а веки сделались почти лиловыми, затем на щеках тогруты проявились два ярких пятна румянца. Скайуокер даже испугался на миг, как бы она не потеряла сознание, но Асока выдержала этот вопрос и справившись с накатившими чувствами, смогла наконец ответит:— Это был совершенный моральный урод, в чистом виде и безо всякой примеси, недостойный даже носить имя разумного существа.
Энакин молча слушал, лишь только смотрел ей в лицо ободряющим взглядом. Много чего хотел бы он спросить, но сдерживался, не желая спугнуть минуту откровенности. Поэтому Асока смогла скоро продолжить:— Ему было чуждо сострадание, он не знал, что такое боль других существ. Она позволяла ему возвыситься над другими, показать самому себе, что он царь и повелитель. Ещё совсем мальчишкой он мучил животных, ловил и медленно убивал в подвале дома, потом, повзрослев, начал удовлетворяться страданиями подобных себе. Это не человек, это просто выродок, которого планета выдерживает с большим трудом.При этих словах милое лицо тогруты снова побелело, рисунок стал почти не заметен на лбу и щеках. Глаза потемнели от подступивших слез, а Сила вокруг неё задрожала от волнения и боли. Энакин не смог выдержать этого напора и опустив одну руку ей на плечо, второй погладил по заднему лекку. Асока почувствовала в этом движении поддержку и приблизившись плотнее, впилась взглядом в лицо мужчины, словно в спасительный маяк.
— Но он был у меня единственным, — произнесла она с какой-то неясной мольбой быть услышанной — Клянусь тебе в этом, других мужчин у меня не было. Но, должно быть, это намного хуже, делить постель с таким уродом, чем переспать с целым батальном клонов...Скажи, ты меня осуждаешь за это? Презираешь? Ведь это поступок недостойный джедая.
Этот взгляд, выражение лица, голос. Всё это было так непохоже на прежнюю Асоку, Шпильку, которую Энакин так хорошо знал. И глядя сейчас на неё, мужчина вспомнил всё время, проведённое с ней прежде, от знакомства и до сего момента. Началось с недовольства, которое постепенно сменилось на тёплое, почти родственное чувство, которое почти переросло в большее. Вернее, это Энакин так думал, что почти, но оказалось иначе. Он любил Асоку, любил уже много времени, просто не хотел сказать этого сам себе, продолжая жить с Падме, которую тоже любил и два этих чувства, столкнувшись внутри его сердца, не вылетели из него, а остались там. Вот только чувство к жене осталось на прежнем месте, а любовь к Тано смиренно отошла на второй план, чтобы не мешать его счастью. А теперь, в отсутствии своего конкурента, оно опять заявило свои права, а он, Энакин, так и не смог принять его, признать то, что чувство осталось и потому отчаянно убеждал себя в том, что это не так. В том, что это не он, а Асока стала плохой и ужасной, и можно её только презирать. И это в то время, как в душе, на самой её глубине, продолжало жить прежнее отношение к Тано. Нет, большее, чем прежде. Желание неосознанно позвать её, попросить, а вовсе не потребовать быть с ним рядом. Только в том случае, если сама захочет этого. Энакин не станет её удерживать. Он отпустит её, если возникнет такая потребность. Отпустит, потому, что любит. Но зачем она спросила, осуждает ли её Скайуокер? Да разве же он сам, рождённый от работорговца, насильника и развратника, живший в раннем детстве среди распутства и свободы нравов имеет хоть какое-то моральное право осуждать другого человека за то, куда он попал без своей воли. А в том, что это так, Энакин больше не сомневался. Не могла Асока быть продажной женщиной и по собственному желанию отдавать на поругание свою девичью честь. Иначе у неё не было бы такого взгляда и голос был бы совсем иным. И как только раньше не подумал об этом? Ведь общался же прежде с путанами и знал, что они совсем другие. Видимо слишком уж велико было на тот момент его желание опорочить Асоку в своих же глазах, не осрамившись самому, вот и предпочёл наплевать на логику. А это привело к тому, что тогрута, сама не понимая, пытается сейчас ему сказать: ?Вот, посмотри внимательно, вспомни, какой я была, и видишь, какой я стала. Подумай как следует, нужна ли я тебе вот такая? С опороченной честью, испачканная грязью разврата и родившая ребёнка от морального урода?. Ответ Энакина был очевиден и дать его он собирался так же неосознанно и тем не менее ясно и без иных толкований. Он просто наклонил голову и взяв её лицо в ладони, откровенно сказал:- Ты очень красивая, Шпилька.
- Вряд ли, - ответила Тано с сомнением, ведь до сих пор ей никто не говорил подобных слов - По крайней мере, прежде не была, пока ты не обнаружил это.
Энакин легко провел пальцами по её мокрым от слез щекам и опустив взгляд чуть ниже, на грудь, видневшуюся в вырезе платья и с силой притянул её к себе.
- Асока, я всю неделю мечтал о тебе, - прошептал он ей в монтраллы - Я безумно хотел тебя всё это время. Нет, я хотел тебя с того самого момента, когда ты появилась в лагере. Ненавидел себя за это, но ничего не мог поделать с собой, выплескивая на тебя своё раздражение за это.
Скайуокеру было нелегко признаться в этом и тот, кто увидел бы его в этот момент с трудом узнали бы в этом человеке о важного героя без стража, рисковавшего собой не из бахвальства, а по зову одной лишь души.
- А я думала, что ты ненавидишь меня за то, что я ушла, - сказала Асока, прикрывая глаза.
- Я пытался это сделать, пытался вызвать ненависть к тебе, но не смог, а сейчас понял, что больше не в силах терзать нас обоих, - ответил Энакин, полностью открывая свою душу тогруте. Их губы снова слились и на этот раз поцелуй был глубже и напоминал борьбу за глоток воздуха. При этом лучше всего раскрывал давно сдерживаемые обоими чувства, что пришли к ним в эти несколько дней.
- Я никогда не знала, что поцелуи бывают такими, - сделала она неожиданно признание.
- Многие не знают этого, - поддержал её Скайуокер - И не хотят знать, потому, что глупые.
- Давай же покажем им, что мы не такие, - лукаво усмехнулась Тано, коснувшись рукой его плеча. Поцелуй вновь стал набирать обороты. Реакция Асоки и главное её инициатива ободрила Скайуокера. Он опустил ладони ей на плечи и начал искать на спине застежку платья, стараясь быть неторопливым. Ведь раньше, в первых и единственных своих отношениях Энакину приходилось поневоле быть торопливым, ловя момент в возможности побыть с Падме, пока не отозвал Орден, некогда было насладиться чувственной близостью. Да и потом скромность и некоторая чопорность Падме быстро отучили его от разных излишеств в ней. Он сделался нервным, торопливым, боясь оскорбить её неаккуратным движением. Но вот Асока...
Когда последняя пуговица была расстегнута, Энакин спустил платье с плеч тогруты и начал покрывать медленными поцелуями её лекку, шею и плечи, наслаждаясь нежностью и гладкостью кожи.