Глава двенадцатая. Куда ведет подлунная река. (1/1)

Деревянный настил палубы скрипнул под подошвой, и Диппер на миг зажмурился, боясь, что этот звук привлечет внимание. К счастью, никто из отдыхающих на берегу лягушек не придал этому значения.—?Идем же,?— Мэйбл тянула его за собой. —?Поторопись.?Гениальнейший? план сестры, заключавшийся в том, чтобы незаметно прокрасться на паром по опущенному трапу и спрятаться в какой-нибудь из кают, сразу показался Дипперу провальным. Он не любил нарушать правила?— даже если это касалось вопроса жизни и смерти. Однажды Венди, бросив попытки подбить Пайнса на кражу фейерверков с заброшенного склада, сказала, что Диппер?— безнадежно правильный человек, и он даже не понял, расценивать ли это как оскорбление или комплимент.—?Мэйбл, нас поймают,?— парень пытался упираться, но подошвы его кроссовок, измазанные влажной грязью, предательски скользили по доскам будто по маслу, и он безвольно ехал за сестрой, свободной рукой цепляясь за попадающиеся на пути предметы.—?И что с того? —?Мэйбл завернула за какой-то угол и стала спускаться по винтовой лестнице, очевидно, ведущей в трюм.—?У нас будут проблемы,?— прошипел Диппер, попытавшись зацепиться пальцами за деревянные перила, но лишь содрал ноготь.—?И что с того? —?повторила девочка. В темноте трюма ее кожа будто бы слегка светилась.—?Нас высадят,?— он облизал ранку.—?Возможно, высадят ближе к Гравити Фолз.Дипперу было нечем крыть.Покрепче сжав ладонь сестры, Пайнс сделал еще пару неуверенных шагов и налетел на что-то крупное. ?Что-то?, оказавшееся крупной деревянной бочкой, опоясанной двумя железными прутьями, глухо стукнулось о пол и покатилось куда-то в противоположную от Диппера сторону. Глаза, еще не привыкшие к темноте, расширились от мгновенного испуга, но, по крайней мере, Пайнсу удалось удержаться отвопля.Во мраке этого видно не было, но Диппер, кажется, почувствовал, как сестра скорчила раздраженную мину.—?Сюда,?— Мэйбл вновь потянула его куда-то вперед, ловко петляя меж попадающихся ей на пути предметов (Диппера действительно удивляла ее возможность перемещаться в темноте, будто она делала это тысячи раз), и остановилась где-то в углу, кажется, за грудой перетянутых бечевкой ящиков. —?Вот. Спрячемся тут, нас никто не найдет.—?Допустим,?— Пайнс равнодушно пожал плечами. —?И откуда только в тебе столько уверенности?—?Диппер, Диппер, Диппер,?— Мэйбл покачала головой, опускаясь на пол. Лежащий на полу большой сверток ткани немного смягчил ее приземление. —?Разве ты забыл? Нет на свете ничего невероятнее…—?Астрономии? —?предположил Диппер.Сестра вздохнула и закатила глаза:—?Мэйбл.***Вереница образов, удивительно, но затягивала сильнее, чем ясный сон с четким сюжетом. Диппера швыряло по задворкам собственного подсознания, как швыряет маленькую лодку в шторм в открытом море. Среди выплывающих из общей массы знакомых лиц вдруг ни с того ни с сего возникали эпизоды из детства. Вот Дипперу шесть, и он падает с велосипеда, разбивая обе коленки до крови. Мама помогает ему подняться, утешающе целует в нос. У Мэйбл есть пластыри со зверями?— она лепит их брату на ранки. Вот ему девять, и он приносит домой пятерку по математике. Отец очень горд. Вечером сестра ласково называет его ботаником и говорит, что ее брат станет великим ученым в будущем. Забавно. На деле он стал неудачником с тягой к приключениям, к которым он абсолютно не готов. Ему двенадцать. За школой группа хулиганов отобрала все карманные деньги…Летом в Гравити Фоллз жарко и душно, и так хочется выяснить, кто автор дневников. Дипперу четырнадцать. Заключенный в камень Билл не кажется таким уж плохим парнем.Шестнадцать лет. Пайнс лежит в трюме незнакомого корабля и плывет сам не зная куда.Диппер дернулся во сне и открыл глаза. Разницы, собственно, особой не было?— в темноте невозможно было различить и собственные пальцы. Сестра, судя по звукам, спала где-то рядом, изредка бормоча себе под нос нечто, отдаленно напоминающее признание в любви. Пайнс усмехнулся. За всю свою жизнь он ни разу толком не влюбился. По-детски наивную симпатию к Венди длиной в три месяца любовью, как таковой, язык не поворачивался назвать, и потому (слава богам) Дипперу удалось сохранить с девушкой хорошие отношения.?Пытался ли я заменить увлечением лесом подростковую потребность в отношениях???— прикинул Диппер.И ответил сам себе: ?Возможно?.Встав на ноги, он отяхнулся от пыли?— сырой и затхлой, пахнущей почтовой бумагой и парафином, схватился рукой за один из ящиков, чтобы не упасть. Мерное покачивание идущего по реке парохода давало какую-то уверенность. Что это правильно. Что так надо. Он, мальчик, который не знает, чего хочет от жизни, в трюме маленького речного судна, шум воды за бортом (если прислониться ухом к шершавой металлической стенке, можно услышать даже скрип колеса), тихая ночь и никаких переживаний.Хотя, может быть, он просто хотел спать.Диппер сделал два неуверенных шага по направлению к, как ему показалось, лестнице и снова остановился в нерешительности, разведя руки в стороны, чтобы сохранить равновесие. Немного привыкнув к темноте, он сумел различить очертания отдельных предметов и уже более твердо направился к размытому пятну голубоватого света, падающего, очевидно, на ступени.Пайнс никогда не боялся темноты, да и очертания предметов вокруг не выглядели пугающими, но стойкое убеждение в том, что он должен как можно быстрее выбраться из этого темного плена на залитую лунным светом палубу, вдруг закравшееся в его сознание, буквально толкало Диппера к металлическим ступеням. Он едва ли не бегом достиг лестницы, схватился за уходящие вверх по спирали перила и выкарабкался из трюма, ничуть не волнуясь о том, что его топот и лязг металла под подошвами могли разбудить лягушек. Его даже не посетила мысль о том, что кто-нибудь из экипажа может патрулировать ночью палубу. К счастью для Диппера, на бридждеке оказалось пусто, и он не встретил ни одной лягушки, будь то сторож или страдающий бессонницей (если это вообще было возможным с биологической точки зрения) пассажир.Пайнс выровнял дыхание и сделал несколько шагов по направлению к борту. Старый деревянный настил приятно скрипел под ногами. Звук показался Дипперу знакомым, одним из тех особенных звуков, случайно услышав которые, ты неожиданно возвращаешься в детство на момент. Как, например, скрип качелей, звонок фургона с мороженым или характерный хлопок дверцы духовки, в которой мама на Рождество запекла тыквенный пирог.Облокотившись на выкрашенный некогда красной краской борт, Пайнс устремил взгляд вперед. Спокойная речная вода отражала в себе безоблачное синее небо. Слабый ночной ветер еле слышно шевелил заросли камыша на берегу, но его было недостаточно, чтобы создать рябь на зеркальной глади. Луна, слишком большая и яркая, чтобы быть настоящей, обнаружив свое отражение в реке, казалось, любовалась им, или же вовсе вела со своим зеркальным близнецом светскую беседу. Диппер невольно залюбовался двумя идеально ровными белыми дисками, и поймал себя на том, что ожидает, что сейчас по одной из них (а может, и по второй тоже) сползет черная полоска зрачка, и пейзажи вспыхнут вдруг голубым пламенем, и в голове зазвучит давно позабытый, но все такой же знакомый едкий голос, но этого не происходило.Почему-то мысли о Билле заставляли Диппера полагать, что все хорошее в этом мире?— иллюзия, созданная, чтобы отвлечься от плохого, наполняющего реальность. Верить в то, что это правда, не хотелось.Но верилось.—?Красивая луна,?— прошептал Пайнс самому себе. Давно он не чувствовал такого спокойствия и восхищения одновременно. —?Восхитительная река. Чудесный лес. Невероятный пароход.Так, полагал Диппер, и сходят с ума. Если ты заплутал, потерял связь с реальностью и не знаешь, сможешь ли вернуться домой, а все, что тебя волнует?— красота природы вокруг, значит, ты либо начинаешь сходить с ума, либо уже сошел, но не успел осознать.Пайнс перегнулся через борт, слегка приподнявшись на носках, и вновь посмотрел на воду. Такую чистую и прозрачную, что можно было разглядеть каждый камешек на дне. Такую ласковую, что, казалось, если опустить в нее ладонь, не почувствуешь холода.Диппер с серьезным выражением лица кивнул своему отражению.—?Я ничуть не удивлюсь, если этот параходик?— всего лишь любимая игрушка какого-нибудь викторианского мальчишки, которую он запускает вплавь по весенним ручьям. Поэтому луна и кажется такой огромной,?— доверительно сообщил он лесу.В прибрежных кустах промелькнула рогатая тень, но Пайнс был слишком занят мыслями о своем безумии, чтобы заметить ее.