Дай-ка огня (1/2)
Память шарила по закоулкам подсознания, пытаясь зацепиться хоть за что-то. Лишь бы найти ключ. Ключ к секретам странного камушка, записавшего нечто настолько необычное, что Вейдер снизошел до того, чтобы временно приостановить поиски повстанцев. Это заставило его дать им шанс уйти, даже зная их точное местоположение. Если бы Вейдер захватил их, а затем предлагал отпустить взамен на информацию, это выглядело бы нечестно, обманно. Он же предложил просто их не трогать. Дать шанс, да, дать шанс выжить. Он не обещал пощадить её друзей в случае, если они сами попадутся в его лапы. Тем самым развязал себе руки. А её заставил поверить в возможность спасения её людей. Асока застонала. Так просто ухватиться за саван надежды! Но что, если великий и могучий предаст свои обещания забвению?
Это сейчас она смотрит на бездействие, как на предательство. Если она не выполнит требования Вейдера, Кэнан, Эзра, Гера, Сабин и Зеб будут мертвы. А что им придется испытать перед этим? Возможно, ими придется пожертвовать ради того, чтобы спасти Вселенную.
Девушка вздрогнула от этой мысли — таким холодом она отдалась в костях. Асока всхлипнула и выдохнула. Впрочем, как бы там ни было, открыть видео она сможет. Посмотреть, и стереть. А Вейдеру соврать, что ничего не вышло. Тогда, наверняка, он просто убьёт ее.
Асока поёжилась. Нужно сначала узнать, что там, а потом уже решать, что с этим знанием делать.
Ключ. Ключ. Что может быть ключом? Асока подтянула к себе на простыне камеру, и только потом аккуратно взяла в руки. Та оказалось неожиданно тяжелой, словно со вчера прибавила в весе.
Тогрута принялась за осмотр. Тепло и сырость, вот что она чувствовала сейчас.
Кто-то тихонечко смеется над головой. — Прости меня, Асока. Но больше так не делай. — Вы тоже. Руки Энакина на её плечах согревают. Тепло от ладоней проникает под кожу, рождая ни с чем не сравнимое и давно позабытое, а может еще никогда не ощущаемое, ощущение уюта. А оттуда по нервным волокнам оно текло в душу. Говорят, она находится где-то вот здесь.
Сердце стучит ровно, но по телу пробегает волна жара. Перед глазами стоял туман. Она подняла голову и протерла глаза. Плечи затекли, и девушке потребовалось усилие, чтобы принять более естественную для тела позу. На внутренней стороне предплечья и плеча пролегли глубокие ярко-розовые полосы-борозды, надавленные твердыми краями кровати. Оказывается, Асока уснула сидя на полу. Она и не заметила. Скверно. Камера! Она могла разбиться, когда Асока внезапно отключилась. Девушка дернулась, судорожно оглядываясь. Чудо техники лежало в полной сохранности рядышком. Беглый осмотр не выявил внешних повреждений, и она успокоилась. Материал корпуса действительно был каменным. В цвет защитных плащ-палаток. Чуть темнее. Естественные разводы служили чудесной маскировкой камеры. А еще ею хотелось любоваться— настолько притягательным для глаза Асоки оказался цвет. В нем растворялись все мысли. Зеленый, чуть-чуть темнее, и уже не отличить от черного. С темными, коричнево-серыми разводами. Асока неспешно поворачивала устройство, всматриваясь в переливы, созданные искусственным освещением. Она поймала себя на мысли, что раньше никогда не придала бы значения цвету оборудования. Может, все дело в том, что оно с ее родины? Или…Асока огляделась — вокруг все было однотонным. Будничным. Тюремным. Слишком ярким и одновременно — слишком блеклым, безжизненным. А эта небольшая вещица резко выделялась на фоне однообразия психиатрической больницы для бывшего джедая. Вот сколько она, Асока, уже здесь сидит? Еще не чокнулась? Или просто не заметила того момента, когда переступила грань? Обычно ведь мы не замечаем, когда нечто тягучее, липкое и черное, то, что принято называть безумием, поглощает нас — одним махом, безо всякого промедления. Как бы там ни было, Асоку вдруг что-то отвлекло от пасмурных мыслей. Что-то было не так с этим камнем. Но это что-то ускользало от внимания девушки.
Она повторила то же движение, только медленней, поворачивая камень. На одной из его граней что-то ярко мелькнуло. Но так быстро, что даже глаз хищника не смог уловить орнамент. ?Нужен огонь,— подумала Асока,— обычный живой огонь. Факела. А лучше — свечи. Самое то?. Вот только где его взять Асока не придумала.
А пока решила потренироваться: может, Сила уже вернулась? Не особо веря в успех, Асока протянула руку вперед, и попробовала поднять камеру, не прикасаясь к ней. Ничего. Еще раз. Ничего… Ничего не вышло. Что-то сдавило горло не хуже хватки Вейдера. Только изнутри. Асока проглотила ком. А вот дрожь в руках унять не смогла. Так захотелось к Энакину. Чтобы он обнял. Прижал к себе. Даже если перед этим была буча, крики со скандалом.
Странно. Кто-то вспоминает маму в таких случаях, как символ уюта, спасения от боли. Защиты. А у нее и был из родных только Энакин. И того отобрали.
Вспомнились битвы, посиделки у костра после них. Тяжелая ладонь Рекса на плече.
Асока все же заставила себя проглотить пару ложек бобов, показавшихся абсолютно безвкусными. Как бы там ни было, силы нужно поддерживать. Не объявлять же голодовку, в самом деле. Асока представила, как в один прекрасный день входит весь такой из себя Вейдер, а она сидит на полу под дверью, с табличкой на шее — голодная забастовка. Она тихонько рассмеялась в ладонь; от этой мысли стало весело.