5. — Перемирие (2/2)

— Может со вчерашнего вечера, когда ты, не пойми с чего, подошёл и поцеловал меня? — выпалил Диб, положив щёку на плечо. Он не слишком подумал над словами прежде, чем сказать их. А потому после поспешно смутился, запылав румянцем и округлив глаза. Диб схватился за отступивший шиворот плаща, пытаясь прикрыться, но не отводя взгляда в сторону. Зим сначала непонимающе наклонил голову, прищурившись, после чего заинтересованно развел антенны в стороны.— На тебя это произвело большое впечатление? В нём появилась какая-то радость, надежда на что-то, от чего Диб ещё больше засмущался. Конечно, Зим точно не говорил с надеждой на то, про что подумал сам парень.— Не каждый день к тебе забираются через окно, называют лжецом, врагом, а потом вдруг целуют. Это не обычный понедельник в моём графике.

— Ты пришёл за извинениями? — фыркнул Зим. — Это глупо, Зим не извиняется за своим поступки, не о чём сожалеть.

Диб пару раз моргнул и ослабил хватку на плаще, выпрямив шею. Зим думает, что Диб зол на него и ему не понравилось? И, похоже, он даже планировал увидеть такую реакцию, удовлетворённый тем, что парень вообще упомянул про это. Вот только правильно растолковать эмоции по его действиям у иркена не получилось, если уж он принял смущение за недовольство. Диб же просто ощутил себя глупо, коря себя за ранние мысли. Не стоило всерьёз думать, что Зим имел в виду что-то ещё. Это было и вправду не по его части, совершенно не по его.— Извинения? — уточнил он. — Я не хотел от тебя извинений, они мне не нужны. У меня нет обиды на тебя за это, ничего подобного.— Нет? Твой юмор здесь ни к месту, не говоря уже о том, что шутить ты не умеешь.— Ты поцеловал меня, чтобы вызвать злость? Ты, — Диб неожиданно прозрел, расслабив мышцы лица и приподнимая тонкие брови, — поцеловал меня, чтобы я опять тебя возненавидел? Это ты хотел вызвать своими поступками? Надеялся, что я вновь захочу стать твоим врагом? Ты думал так это должно работать? Безысходность, боязнь перемен, сломленность или податливость быстрым порывам. Что же заставило Зима это сделать? Или он мухлюет, как-то скрывает правду, а Диб попросту не замечает, даже не вникая в саму суть? Вновь ожидание увидеть Зима подавленным, внезапно поникшим, но на этот раз оно не оправдывается. На этот раз он сдерживает себя, а может и вовсе не чувствует чего-то будоражащего сознание. Всё ещё видно его изумление, неготовность к такому исходу событий, не видно только разочарования, печали. И это не удручает. Наоборот, это заставляет почувствовать успокоение. Диб не мог смириться с тем, что вызвал такую реакцию сам, и сейчас был аналогично не способен принять это. Он короткой медленной поступью пошёл к иркену, неуверенно глядя в его красные глаза.

— Да почему ты так цепляешься за нашу вражду? Почему ты так цепляешься за свою культуру? Зим вздрогнул, словно его вдруг коротнуло, настороженно напрягся, но остался на месте, не подумав отойти назад. Возможно, доверял Дибу, веря, что тот ничего ему не сделает, соответственно, беспокоиться не о чем, а может просто не хотел отходить от него, отстраняться.

— Тебе никогда не понять этого! Такому твердолобому существу, как ты, не познать хотя бы в какой-то мере, что значит быть иркеном, — язвительно ответил Зим.— Опустим империю, опустим остальных, я тебя понять не могу, — отмахнулся Диб. — Почему ты всё ещё соблюдаешь традиции, законы. Или как правильно назвать такие установки?—Хватит пытаться пропихнуть своё никчёмное мнение туда! Хватит пытаться подорвать авторитетность Высочайших и их порядки!— Плевать мне на твоих Высочайших, Зим! — жёстко вскрикнул Диб, громко топнув ногой и остановившись на месте. Он разозлился, но злость была не из-за Зима. — Мне плевать с высокой колокольни на всю твою империю, на всех остальных иркенов! Пусть они захватывают, уничтожают, порабощают другие планеты, пусть делают всё, что им вздумается! — он заметно смягчился, глубоко вдохнул. — Единственное, что связывает меня с ними — ты. И… Мне страшно за тебя. Я хочу тебе помочь, ведь я волнуюсь за тебя. А не потому что мне за каким-то боком нужно высказать своё мнение. Прокручивая сказанное в своём голове ещё раз, он видел вместо обычного себя какого-то другого. И другого в скорее хорошем плане, чем в плохом. Сейчас он был смущённым, было неловко слышать самого себя, ведь не покидало ощущение, словно он слышит вовсе не себя. Всегда думалось, мол, попадя он в неловкую ситуацию, заставляющую не чувствовать под ногами опоры и насылающую на голове жар, хуже, чем на больного, будет максимально холоден и благоразумен, не нарушит грань случайных мыслей и вырывающихся из уст слов. А ещё думал, что обратит на это внимание, случись такое. Стоит ли говорить, что в реальности всё это оказалось неправдой, представления поломались о жёсткую стену происходящего в данный момент.— Так не должно было случиться, — замотал головой Зим. — Ты не должен был так поступать!— Зим, ты не сможешь заставить меня снова тебя возненавидеть, — пробормотал Диб, продолжив подходить к иркену. — Мы не вернём того, что разрушили. И это не так и плохо. Мы сможем с этим справиться, если будем честными друг с другом, верно?— С чем ты собираешься справляться, Диб-вещь? — сурово пробурчал Зим, бесстрашно осматривая приближающегося Диба.

— Наверное с тем, что мы оба запутались в чём только можно и нельзя, — тот пожал плечами. Попытавшись дотронуться до Зима, он получил только раздражённый шлепок по руке и иркена, сварливо шептающего себе что-то под нос и отпрянувшего от парня на пару метров.— Не трогай меня, — остро-ледяным голосом бросил Зим. — Даже если у меня есть проблемы — а их нет — то тебе разбираться в них ни за что не позволю. Диб фыркнул, хмуро насупившись. Зим опять пытается казаться настолько прекрасным, будто проблем у него просто не может быть. И каждый раз он оступается в придуманном образе, когда что-то заставляет его почувствовать, что-то заставляет его разволноваться.

— Почему ты думаешь, что ненависть — единственное, что мы можем чувствовать к друг другу?— Люди забивают свой и без того крохотный разум эмоциями и отношениями, не имеющими никакого практического смысла. Иркены никогда не совершат примитивной ошибки.

— Не имеют смысла? — возмутился Диб. — Ты… Ты буквально приходил ко мне ныть из-за того, что я — сволочь тупая невидящая — оказывается бросил тебя, хотя был так важен! Ради кого ты остался на этой планете? Про кого ты говорил, когда уверял, что сможешь доказать ему свою значимость, хотя нет, что хотел доказать свою значимость? Кто, в конце концов, прямо сейчас стоит перед тобой, утверждая, что ты для него не пустое место? У Диба не получалось держать голос на повышенных тонах, он ломался и стихал каждый раз, как антенны иркена подёргивались. Они просто вслушивались, выполняли свою функцию. Но каждое их движения заставляло Диба думать, что ему неприятно слышать сердитое осуждение в свой адрес. Он бы мог обидеться на это, прекрасно мог, правда, сохранению обиды в долгосрочной перспективе мешала отходчивость и переменчивость. И всё равно сама мысль о том, что это может быть неприятно отговаривала парня продолжать в том же духе. Зим сникнул и немного помрачнел, его взгляд неожиданно смягчился, в это же время пустея и расплываясь. Обречённо вздохнув, он вцепился когтями в плечи и поджал губы.— Зим, — осёкся на одном слове, зажмурился будто бы от боли, но, слегка поколебавшись, продолжил. — Я… Я не знаю почему ты так важен для меня. Сам факт твоего существования раньше заставлял меня ненавидеть тебя, хотеть твоей гибели, как и всему человечеству. После, когда ложь Высочайших вскрылась, всё изменилось, — интонация стала более серьёзной, иркен прижал антенны к затылку и потупил взгляд. — Я должен испытывать к тебе одно лишь презрение, ты — мой враг, соперник, тот, кто когда-то посмел объявить мне вражду и поклясться в вечной нелюбви. И… это сложно. Сложно поддерживать такие чувства, если без него ты останешься буквально один. Высочайших не осталось, моей миссии и вовсе не существовало. Остался только ты один.

Он метнулся к клавиатуре, упёрся руками в её край и приподнял голову, чтобы уставиться в экран. Диб приблизился к нему, встав почти впритык с ним, однако отодвинулся, когда Зим исподлобья кинул на него взгляд.— Компьютер, — сухо обратился Зим.— Я понял. Покажу ему всё, что нужно, — словно устав, проговорил компьютер. Без лишних оговорок монитор вновь включился, в нём было очень много вкладок. Даже излишне много. Диб прищурился, разглядывая всю представленную пред ним информацию в попытках зацепиться за то, что ему и хотели показать. Удивительно, что для поиска использовались человеческие сайты, браузеры и прочее, что даже не были переведены на иркенский язык. Похоже только они могли предоставить необходимое, раз из всех возможных вариантов был выбран именно этот. Заголовки, запросы, самые заметные текста — чуть ли не все они начинались со слов ?влюблённость?, ?любовь?, ?симпатия?.

— Иркенское информационное хранилище огромно, но всё, что касалось разнообразных эмоциональных состояний, чувств было слишком неподробно, — пробурчал Зим. — Мне противно использовать человеческие технологии и знания, но вы превосходите по этой части даже империю Ирк. Как и по количеству абсолютно бесполезной информации, лишь зря потратившей моё драгоценное время!— Я спрашивать боюсь зачем тебе всё это… Зим помолчал, мотнул головой и продолжил говорить.— Как я говорил, из всего, что у меня было, остался только ты. Единственный, кто не врал и не придумывал с самого начала. Когда люди вмиг теряют почти всё, как они относятся к тому, что сумели сохранить, даже если это что-то им никогда не нравилось? — он задал риторический вопрос, не желая слышать на него какие-то ответы. — Раньше твои мучения, твои провалы, поражения, твоя человеческая уязвимость вызывали только ликование. После мне было омерзительно видеть тебя таким. Если я улавливал хотя бы часть тех моментов, когда тебе было плохо, мне уже было не до радости. Каждый минутный восторг от твоего поражения потом отдавался болью. А всё твое счастье и радость непонятным образом передавалось мне. Будто это было моим достижением и что-то значило для меня. Как я могу беспокоиться о своём враге? Абсолютно немыслимо! Я не знал, что со мной, — он поморщился. — И помочь могли только противные человеческие знания. Я обра… Да что ты делаешь, чёрт возьми?! Что это всё означает?! Зим с яростью уставился на Диба, взъерепенившись. А в данный момент парень уже наполовину отключил своё сознание, в глубине разума уплывая от всего происходящего во внешнем мире, ведь боялся от неловкости чуть ли лужей не разлиться, если не просто распластаться по полу. Голова и лицо отдавались жаром, даже уши слышали быстро гонимую сердцем кровь, отдававшуюся громким стуком. Он, волнуясь, что-то выстукивал пальцами по запястью и часто моргал, не отводя взгляд с иркена. И Зим явно не понимал почему Диб, стоя прямо перед ним, опять покраснел.— Это какая-то человеческая защитная реакция? Или ты делаешь это специально? — он нахмурился.— Ни то, ни другое, Зим, — вполголоса ответил Диб.— Я знаю, что с ним, — в разговор неожиданно вступил компьютер, обращая на себя внимание Зима. Обнадеженный тем, что ему самому не придётся объясняться, Диб облегчённо выдохнул. — Перед тем, как в этот дом ворвались незваные гости, активно проверялась информация про эту человеческую реакцию. Но её благополучно не успели проверить полностью ввиду ранее названных взломщиков. У него прекрасно получалось показывать свою недоброжелательность по отношению к человеку, да и к ситуации в целом, сохраняя некую бесстрастность и невозмутимость. Похоже, поведение обоих не вызывало у него ничего, кроме раздражения.— Почему не предупредил о том, что на базу проникли?— Никто не просил и не спрашивал, — уклончиво ответил компьютер и продолжил прежде, чем Зим успел ему ещё что-то сказать: — Мне показываться всё, что удалось найти?— Показывай, — уверенно скомандовал Зим, прищурившись. На экране вновь всплыло несколько вкладок.Диб вскользь глянул на них, и у него вырвался беспокойный смешок. Зим утомлённо фыркнул, принимаясь проверять выданные сведения. В нём это вызывало некоторое увлечение и интерес, разумеется, смешавшееся с презрением. Когда иркен вдруг вскинул антенны, а ПАК недвусмысленно затрещал, Диб понял, что тот вычитал именно ту часть информации, которую он искренне хотел умолчать.— Ты серьёзно?!— вскрикнул Зим.

Металлические конечности, внезапно прорезав воздух, громко стукнули по полу. Диб одуматься на успел, как Зим, приподнявшись от пола с помощью ПАКа, метнулся и встал прямо перед ним. Ему пришлось отойти к стене, пытаясь увеличить своё личное пространство, но за ним просто проследовали до тех пор, пока за спиной не закончилось место. Лицо иркена было очень близко и явно рассерженно. И всё же Диб прижимался к стене без чьей-либо особой помощи, Зим ещё ничем не прикоснулся к нему и даже не попытался это сделать. От такого сближения с Зимом он явно чувствовал себя ещё более неловко, чем раньше, впрочем, это не проявилось внешне почти ничем, кроме бегающего в разные стороны взгляда. Зарумяниться пуще было бы проблематично и вряд ли бросилось бы в глаза.— Как ты можешь врываться на мою базу, выпытывать из меня какие-то объяснения, а потом от них же и смущаться? Это то, чего ты хотел, почему же в одно мгновение ты желаешь притвориться так, словно тебе одному здесь неудобно? Словно не меня заставили выплёскивать душу! — негодовал Зим. — Я не углублялся в каноны человеческой совести, но уверен, что ты точно не имеешь её!— Попробуй сам стоять холодным и безэмоциональным, когда тебе в любви признаются, — с небольшим возмущением бросил Диб.— Это не объяснение и не причина, по которой ты можешь так делать, — резонно фыркнул он.—Ой, знаешь, я не могу это контролировать, — выпалил Диб. — Ну, формально, могу…— Насколько нужно быть придурком, чтобы признать ложь сразу после неё?— Зим, разве ты вообще можешь понять мои эмоции? Можешь забраться ко мне в голову? —вздохнув, спросил Диб. — Мне самому не хватает ни смелости, ни ума понять до конца, что со мной происходит, хотя я сталкивался с эмоциями всю свою жизнь.— То, что ты полоумный не значит, что я такой же.— Хватит считать, что я здесь единственный идиот, — мотнув головой, неожиданно пробурчал Диб. — Ты тоже идиот такой, каких стоит только поискать! Вместо решения проблемы постоянно пытаешься её спрятать, убежать от неё. Вместо того, чтобы попытаться разобраться вместе со мной. Он попытался дотронуться до Зима, но тут же почувствовал, как его руку придавили к поверхности позади. На коже почувствовался холодный гладкий металл. Его запястье не пробили насквозь острием, однако ничего приятного от придавливания тоже не было, если не было просто неприятно.— Не забывай, что мы были врагами! Ты ненавидел меня, а я ненавидел тебя. И уж приходить за советом к врагу я точно не собирался.— Даже в том случае, если теперь ты не чувствовал, что способен поддерживать вражду? Не глупо ли продолжать быть врагами, когда у одного из них уже нет никакого стимула?— Диб-вещь, не напомнить ли тебе про то, как поступил ты в такой ситуации? — рыкнул Зим. Тот поубавил желание что-то возразить и совестно потупил голову, выдохнул. Его руку всё ещё не отпускали.— Как же я хочу ненавидеть тебя вновь! — обречённо процедил Зим.

— Но ты не можешь, — продолжил за него Диб, приподнимая голову. — Зим, давай… Однако иркен и не собирался уступать время на ответ парню, будто и вовсе не заметил, как тот что-то сказал. Его голос стал надорванным, даже несколько неуверенным.— Ты всё спрашиваешь и спрашиваешь: ?Почему ты держишься только за ненависть, Зим?? — и при этом видишь смысл во взаимоотношениях другого типа. А знаешь почему это так важно для меня? Потому что я дефект, способный чувствовать к тебе что-то иное, чем ненависть! Дефективный иркен — ненормальный иркен! Империя никогда не признавала и никогда не думала признавать дефективных полноценными, ведь у них есть что-то, чего ни у кого не должно было быть. Дефекты ни за что не смогут стать элитой, не смогут стать захватчиками. Они просто мусор и ничто более. И все понимали это, отправляя меня сюда, чтобы просто избавиться от неугодного хлама! — вдруг прокричал Зим. — Весь мой мир рухнул, когда до меня это дошло. И, думаешь, было легко считать себя достойным чего-то? Легко ли было думать, что виноваты все остальные, кроме тебя, когда пару минут до этого ты считал, что дефекты империи Ирк не должны удостаиваться элементарной чести? Диб застыл, неспособный ещё раз вклиниться в разговор. Осознание пронзило голову резче, чем пуля, выпущенная прямиком в лоб. Он мог придумать любые значения тому, что иркен хотел только ненависти, но точно не мог вообразить, что всё загнётся в такое русло. Ни на языке, ни в голове не появлялось ни одного слова, что смогло бы хоть как-то помочь Зиму. А слова хотя бы в теории были в силах облегчить чьи-то проблемы? Диб чувствовал, что каждая подробность, про которую ему ведал Зим, угнетала лишь сильнее. Как парня, так и иркена. Зиму пришлось погрязнуть в куда более глубоком и зыбком месте, чем думалось сначала. И он полностью в одиночку выносил и терпел всё, что ему пришлось перенести. Предательство лидеров, империи, даже предательство самого себя. Когда твои собственные убеждения вмиг оборачиваются против тебя всё становится только хуже. Диб боялся, что мог оставить ещё больше трещин в и так треснувшей душе Зима. Боялся просто прикоснуться, словно к хрупкой вазе, что может рассыпаться на мелкие пылинки в одно мгновение, только попробуй дотронуться.

— Я хотел только ненавидеть себя, ничего более. Ненавидеть себя за глупость, за наивность, за слабость, за неправильность, ошибки. И это было намного больнее, чем ты можешь представить. Понимать это было ещё ужаснее. Но только твоя ненависть была способна закрыть собой мою. Одно знание того, что ты можешь меня ненавидеть буквально ни за что и делаешь это помогало абстрагироваться. Всё, что ты делал мне во зло только дальше отстраняло меня от той проблемы, будто её вовсе никогда и не было, — Зим недолго помолчал и завопил: — Пока ты тоже не предал меня!— Я бы ни за что не подумал, что это было настолько важно, — прошептал Диб, обеспокоенно смотря иркену в глаза. — Зим, прости… Он не должен был извиняться за это, но по-другому просто не мог выразить своё сочувствие. Он не был виновен в том, что Зим так почувствовал себя. И всё равно хотелось попросить прощения за всё, пусть его провинности там и не было, в отчаянной попытке помощи.— Я думал, что, изменив тебя обратно, всё станет, как прежде. Но оно не станет, Диб, как бы мне этого не хотелось, — Зим помотал головой. — И я понятия не имею, что мне делать. Такого признания ты ожидал, это то, за чем ты пришёл?! Он схватил парня за воротник плаща, вцепившись в него когтями. Оскалился, в его глазах сверкнула ярость, от которой не веяло чем-то угрожающим. Ведь у Зима даже в планах не было сделать что-то плохое Дибу. Даже в пламенном гневе не было никакой злости, ничего подобного, кроме горечи и потерянности. Иркен открылся ему, рассказал про всё, что его гложет, словно сможет найти в своём поступке желанное спокойствие и умиротворение. Он называет парня по имени, без каких-то приставок и добавлений, бездумно хочет искать спасения в нём, хватаясь за него, будто утопающий за руку помощи, хотя в душе даже не имеет надежды на то, что такое может случится. Зим даже не грезит тем, что Диб взаправду может хотеть ему помочь, что может чувствовать что-то похожее к иркену. Но при этом не боится раскрыть это напрямую, в этом всё его чарующее безрассудство, помешанное с моментным отчаянием. Диб опустил плечи, сощурился. Если Зим был с ним настолько откровенным, что это взяло за душу, то он и не посмеет увиливать с ответом, оставляя его в таком же состоянии, в каком он сейчас.— Зим, я идиот, — Диб вытаскивает свою руку, освобождая от хватки металлической конечности, и быстро втягивает иркена в объятия, аккуратно приблизившись к нему. — Но я ни за что не брошу тебя и не собирался. Ни раньше, ни сейчас, ни потом. Я правда хочу тебе помочь, хочу, чтобы ты не чувствовал себя так, как чувствуешь сейчас. Иркен, на удивление, не стал сопротивляться, чувствуя, что голова касается груди парня, а за спину протянуты руки, мягко обвивающие его. Пока Диб подбирал нужные слова, мечась то от одного, то от другого, так как хотел подобрать только самое лучшее, на что он способен, Зим опустил антенны назад, прикрыл глаза и в ответ обнял, протиснув руки под плащ.

— Я люблю тебя.