Воссоединение. Эйвери (1/1)

Дни проходят. Эйвери сама себе кажется тенью. Она ест и спит, разговаривает с Шерил и учится у неё, как быть хозяйкой дома, если у тебя нет десятка слуг, но всё равно чувствует, будто в любой момент может сорваться. Проходит неделя с отплытия ?Леди Энн?, а ей кажется, будто галеон вышел из порта целую вечность назад. Шерил, даже если волнуется, не подает виду?— в соседнее крыло вселяются новые постояльцы, прибывшие из Франции, и хозяйка занимается их обустройством и составлением нового меню.Эйвери ненавидит быть бесполезной, и поэтому пытается помочь, как умеет?— рассказывает Шерил, что французы предпочитают на завтрак или на ужин, применяя, наконец-то, знания, вложенные в голову матерью. Кухарка в поместье отца знала все эти рецепты, но Эйвери, конечно, не интересовалась ими. Впрочем, Шерил благодарит за помощь и смеется, что если есть названия блюд, то рецепты выяснить у французских переселенцев не составит труда.Но если днем Эйвери всегда может найти себе занятие, то ночами она плачет, потому что страх протягивает щупальца из тьмы, скапливающейся в углах. Что, если Рыжий Эд, Лиам и Мануил потерпели поражение? Что, если Гарри успели повесить до их прибытия? Что, если Паулу не смогут найти и возвратить на Тортугу?Она не должна думать об этом. Это же Гарри, он вернется, он обязательно вернется. И вернет Паулу. Разве может быть по-другому??Он говорил, он знает, что делает,?— шепчет внутренний голос, и, хотя Эйвери знает, что с ней говорят её страхи, не слушать их тяжело. —?Он говорил… но он не знал??— И он за это ещё получит,?— всхлипывает Эйвери, уверенная, что, стоит Стайлсу ступить на землю Тортуги, он получит от неё за вранье.И черт с тем, что она якобы леди. У леди мужья?— не пираты, а племянниц не похищают британские солдаты, чтобы возвратить в семью, которой эта племянница принадлежать не желает.Её сердце болит, ему мало места в грудной клетке, и слезы душат, а горло сжимает ледяная рука. Ночь за ночью Эйвери снится Гарри, болтающийся на виселице, и она просыпается в холодном поту. Она понятия не имеет, когда успела полюбить своего мужа так сильно?— просто приняла это, и теперь ей страшно потерять человека, которого она так неожиданно обрела. Эйвери не знает, как будет жить без Гарри. Без Паулы. Хватит с неё потерь. Но разум продолжает нашептывать, что ?Леди Энн? могла не успеть приплыть на Ямайку вовремя, и всё, что останется Эйвери?— воспоминания о коротком периоде счастья.И, возможно, ребенок. Эйвери четко знает, когда у неё должна прийти кровь, и срок запаздывает. Разумеется, это может быть из-за долгого путешествия на корабле и постоянного волнения, но Эйвери знает… чувствует, что в ней зародилась маленькая жизнь, и она молится каждый вечер, чтобы это было так. О деторождении она знает совсем мало, но женщина создана, чтобы дарить жизнь, и, значит, жизнь будет подарена.Эйвери плачет, не будучи уверенной, что Гарри всё ещё жив, но улыбается, думая, как много сможет рассказать сыну или дочери о нём.Всё, что ей известно. Всё, чем Гарри делился, и всё, что она сама смогла понять и осознать. Она расскажет ребенку, что мир не так однозначен, и в нём так много серых пятен и неясностей, расцветить которые можно лишь благодаря своему опыту. Эйвери кладет руку на живот и молится, чтобы Гарри вернулся на Тортугу. Вернулся к ней, ведь ребёнок не должен расти, не зная своего отца. И, что не менее важно, сама Эйвери хочет, чтобы Гарри был рядом. Чтобы он возвратился домой. Чтобы Паула тоже вернулась домой. Она не хочет, чтобы родные жили для её сына или дочери только в воспоминаниях.Если этот ребёнок, конечно, есть. Она мало знает о первых признаках беременности, кроме отсутствия крови, и ей не с кем поговорить об этом. Разве что с Шерил, хотя у жены Лиама тоже нет детей, но она старше, а, значит, ей известно больше. Эйвери ощущает неясный, мутный страх?— возможно, этот страх испытывает любая женщина в её ситуации, но Эйвери не была бы собой, если бы не приказала себе перестать трусить. Быть может, ребёнка нет. Нужно ждать, а не трястись. Поводов для волнений у неё достаточно.Впрочем, своими подозрениями она с Шерил всё-таки делится. Та хмурится.?— Тебя тошнит? Ты не можешь смотреть на определенную еду? Быть может, у тебя болит грудь?Мама упала бы в обморок, услышав подобные вопросы. Да ради Бога, она бы упала в обморок, ещё узнав, за кого Эйвери вышла замуж! Эйвери сама чувствует, как предательски краснеют у неё щеки, ловит насмешливый взгляд Шерил и качает головой.?— Пока что ничего подобного,?— и оказывается, что признаться в этом совсем не страшно.Шерил улыбается.?— Значит, нужно подождать. Если ты беременна, то расскажешь Гарри об этом сама.Эйвери неосознанно кладет руку на живот. Фраза ?…если он возвратится? повисает в воздухе, и хочется встряхнуть себя, надавать пощечин: пусть это неаристократично, зато действенно. Гарри вернется. Он должен вернуться.—?Лучше иди отдыхать,?— советует Шерил. —?Отдых тебе нужен в любом случае.Днём Эйвери отправляется вместе с Прис на рынок, чтобы выбрать рыбу к столу?— не потому, что Прис нужна помощь, а потому, что днём, когда тоска отступает, мир открывается для Эйвери с новой стороны. Быть может, она и научилась быть женой, но ей предстоит научиться быть хозяйкой в доме, который у них обязательно будет. При свете дня в это очень легко верить, и Эйвери верит, ибо ей остается только вера. И надежда. Прис покупает рыбу и шумно торгуется с рыбаком, когда Мэйс прибегает?— взмыленный, но довольный.?— ?Леди Энн? возвратилась в порт,?— едва отдышавшись, выдает он, и на его чумазом лице светится широченная улыбка. —?Только что! Прис вскрикивает и едва не роняет корзинку с рыбой. Эйвери моргает растерянно: до неё не сразу доходит, что значат слова Мэйса. Она слышит, что он говорит, но смысл будто теряется за вязким туманом абсолютного неверия в происходящее. ?Леди Энн? в порту? Они вернулись… вернулись. Слово бьется в голове громче церковного колокола. У Эйвери в голове тысяча мыслей: что, если Гарри не с ними? Что, если они не успели и вернулись с плохими вестями?А потом она просто подбирает юбки и, наплевав на дальнейшие планы, бежит в сторону порта Тортуги?— того самого, где пришвартовываются все пиратские корабли. Она бежит по улицам, задыхаясь в кажущемся тяжелым платье; ноги путаются в юбках, а сердце бешено колотится в груди. Только бы Гарри вернулся с ними, только бы он возвратился…! Улицы Тортуги полны людей, как и всегда. Эйвери едва не сбивает кого-то с ног, ей вслед ругается парочка пиратов, направляющихся в таверну, чтобы залить глаза пораньше. Запах улиц забивается ей в ноздри?— наплевать. Эйвери почти падает, поскользнувшись в грязи, но удерживает равновесие, и снова бежит. Она не может и не хочет возвращаться домой, чтобы ждать новостей там. Она должна знать. Просто должна узнать первой. Эйвери прибегает в порт,?— сердце уже бьется где-то в горле, дыхание сбито, воздух обжигает легкие,?— и видит, что знакомый гордый силуэт ?Леди Энн? вырисовывается на фоне яркого неба. От борта отделяется шлюпка, и матросы гребут к берегу. Эйвери щурится?— солнце, как назло, бьет в глаза и не позволяет разглядеть, кто там, а потом она видит знакомые длинные волосы, кудрями падающие на плечи, и, Боже, ей хочется смеяться и плакать одновременно, пока что-то внутри всё еще не ве-рит. Когда Гарри оказывается на пристани, Эйвери чувствует, что у неё слабеют колени. Вновь путаясь в юбках, рыдая и всё-таки смеясь от облегчения, она влетает к нему в объятия, и опять плачет, колотит его по плечам кулаками и снова смеется.?— Ты! —?она бьет его по груди, всхлипывает. —?Ты обещал, что всё будет в порядке! Ты говорил, что знаешь, что делаешь! Гарри смеется. У него усталое лицо, и щеки покрыты щетиной, которая колет губы и пальцы, а на щеке?— подживающая ссадина, и длинная царапина вдоль виска. Эйвери бесит, что он хохочет, и она колотит его по плечам, целует его и опять бьет, а он не особенно сопротивляется, отлично понимая, что обещал вернуться?— и не вернулся, и у неё полное право злиться. Но потом всё же перехватывает её запястья, тянет к себе и шепчет: ?— Всё, всё, я здесь, любовь моя, всё хорошо, я рядом, я жив… ?— А мог умереть! —?она пинает его носком туфли по щиколотке, не больно, однако ощутимо, и Гарри охает. ?— Не умер же,?— бормочет он ей на ухо, целует в волосы, в шею, и снова смеется. —?У меня девять жизней, любовь моя,?— и крепче прижимает Эйвери к себе, обездвиживая. Мануил где-то на фоне хохочет, что две из девяти жизней Гарри уже потратил. Эйвери хочется выбить, вырвать из него обещание никогда больше так не поступать с ней, но она знает, что море шумит между ушей у Гарри Стайлса, а сердце его жаждет сокровищ и опасностей, и она опять просто плачет и улыбается при этом, уткнувшись лицом в его шею. Пахнет от Гарри не то чтобы розами, но ей наплевать. ?— Я так скучал… —?хрипит он. —?Черти морские, я так скучал… Только отлипнув от Гарри и проморгавшись от слез, Эйвери видит, что Паула возвратилась вместе с ними. Племянница бросается к ней, обнимает и радостно щебечет, что Найл за ней вернулся, что Бетти просто героиня, а ещё не все Мендесы такие уж уроды, вот, например, мисс Джелена совершенно очаровательна и добра… И, наверное, это слишком хорошо, чтобы действительно быть правдой. * * * Оказывается, мисс Джелена?— это невеста Зейна Малика. Того самого пирата, что предал когда-то друзей ради лицензии капера и возможности быть дворянином. Мисс Джелена?— сестра Анвара Мендеса, но кажется удивительно нежной и милой. Шерил с удовольствием принимает её в своем пансионе, а вот Зейна видеть она совсем не хочет. А даже если бы и хотела, то благородные леди не могут жить под одной крышей с мужчиной, за которого собираются замуж, нет-нет. Малику приходится искать себе комнату в одной из таверн, где каждый готов плюнуть ему в спину. Впрочем, слухи по Тортуге разлетаются быстрее ветра; Саймон Коуэлл способствует частичному восстановлению репутации Зейна, и на одном из постоялых дворов для него всё-таки находится комната. По завышенной цене, однако Малик не жалуется?— просто отдает часть золотых монет, которые удалось забрать у солдат, и получает какой-никакой, но кров, и даже еду. Совсем не плохо. Эйвери не считает, что он заслуживает этого, но молчит. Гарри, Найл и Луи по очереди отмываются и бреются; Прис даже устает греть и таскать им воду для ванной. Шерил обустраивает им спальни?— она едва ли не больше Эйвери рада, что команда ?Леди Энн? снова вместе. Разумеется, чуть позже они, теперь богатые, как Крезы, найдут собственное жилье. Быть может, даже выкупят. Но пока что все четверо?— гости в пансионе, и возражать Шерил?— гиблое дело.Пока Стайлс избавляется от многодневной бороды и слоя грязи, Паула не выпускает Эйвери: рассказывает о бабушке и о желании миссис Клементс выдать её за Анвара, о семье Мендесов и о Порт-Ройале, и морщит нос.?— Там отвратительно! Джелена?— единственный милый человек во всей семье. Анвар и Белла ходят, задрав носы, а их родители им во всем потакают. Я так рада, что вернулась домой,?— Паула сидит на кровати, уже переодетая в ночную сорочку, и волосы тёмной волной лежат на её плечах. Затем она порывисто обнимает Эйвери. —?Здесь намного лучше,?— счастливо шепчет она.С этим не хочется даже спорить.Эйвери оставляет её, полусонную, прикрывает дверь и выходит в коридор. Уже поздно, а на островах темнеет ещё раньше, чем в Англии, и весь дом погружен если не в сон, то в полудрему. На миг она замирает, вслушиваясь в тишину?— из какой-то спальни слышится храп, и, быть может, это даже Найл. А потом толкает дверь в спальню, которую Шерил выделила для неё и Стайлса, и Гарри, пахнущий мылом и свежестью, втаскивает её внутрь, прижимает к себе. И всё, что Эйвери хотела ему сказать ещё раз, и о чем спросить, ухает в водоворот оглушающего желания.У Гарри дрожат руки, когда он практически рвёт застёжки-крючки у неё на платье, и ткань падает на пол. Эйвери судорожно тянет его рубаху наверх, вцепляется пальцами в пояс штанов, разыскивая завязки. Гарри стонет в её шею, толкает её на постель, и мир разбивается на осколки, падает в темноту, пока они оба тоже летят в эту пропасть?— это не важно, а главное, что вместе. Это не первая их ночь, но Эйвери чувствует, что всё иначе, и острое удовольствие охватывает, она уверена, их обоих, так, что зубы стучат, и вскрик всё-таки срывается с губ?— хриплый и короткий. Ногтями она царапает Гарри плечи и спину, наверняка оставляя алые полосы, но это плевать, и абсолютно не имеет значения, потому что так должно быть. Именно это должна она чувствовать, и, наконец-то, чувствует, и всё так, как должно быть. ?— Я люблю тебя,?— шепчет Гарри. Его дыхание обжигает кожу. —?Скажи, что ждала меня… ?— Как будто ты в это не верил,?— Эйвери чуть толкает его ладонью в плечо. Теперь, когда первый всплеск отступил, ей требуется воздух, а тяжелое и крепкое тело Гарри не особенно позволяет ей дышать. —?Мне тяжело,?— жалуется она, и Гарри, наконец, соображает. Скатывается с неё и укладывается рядом, притягивает к себе.?— Прости,?— бормочет, утыкаясь губами в её волосы. —?Я думал, что мы справимся, но солдат было слишком много.?— Ты отвратительно самонадеян,?— Эйвери не злится на него больше. Она понимает, что с этого нет никакого толку. Гарри Стайлс есть Гарри Стайлс, и он всегда будет считать, что у него всё под контролем. Даже если при этом он будет падать прямо в адское пекло. ?— А ты меня любишь,?— ухмыляется он, и этот аргумент нечем крыть.Эйвери всё ещё с удивлением думает, как можно полюбить человека так быстро и так крепко, но Господу виднее, и пути его неисповедимы. Она фыркает снова.?— Я не смогу любить мертвое тело. ?— Я оскорблен,?— он снова целует её в шею, подгребает под себя. —?Я надеялся, что ты примешь меня любым, даже если я сдохну. Эйвери… —?он скользит губами по её плечу, возвращается к шее, к уху. —?Я всё расскажу тебе,?— шепчет между поцелуями,?— но сейчас просто иди ко мне… Потом, когда они, едва дыша, валяются на влажных от пота простынях, Гарри действительно рассказывает: и про засаду британских солдат на улицах Тортуги, и про грязный трюм кораблей, и про вонючую тюрьму. И про Анвара Мендеса, который теперь кажется Эйвери ещё более отвратительным. И даже про Зейна, который дважды рисковал шкурой, чтобы спасти Гарри. Это кажется невероятным, но люди не перестают удивлять. ?— Зачем он это делал? —?Гарри водит кончиками пальцев по её ключице, посылая вдоль её позвоночника сладкую дрожь. —?Он говорил, что не мог оставить нас в беде, но я… —?он пожимает плечами. —?Я не знаю. И Эйвери вдруг кажется, что это совсем не сложно: понять, почему Зейн поступил так, как поступил. Она улыбается. ?— Жизнь заставила его выбирать между любовью и старой дружбой, а это?— самый трудный выбор на свете,?— только Бог знает, откуда всплывает у неё эта мысль, но здесь, на островах посреди ничего, она уже давно не такая, какой была в Англии. Её мир перевернулся, а вместе с этим пришло понимание чего-то, что не казалось очевидным в её прошлой жизни. Просто потому, что подобными вопросами она не задавалась; её воспитывали иначе. ?— Ты никогда не приняла бы меня, если бы я предал своих друзей,?— качает головой Гарри.Приняла бы она? Эйвери не знает. Она слишком многое выяснила о себе за последние месяцы, чтобы хоть в чем-то быть уверенной. Единственное, что она знает точно,?— она любит Гарри, а, значит, будет рядом, даже если весь мир от него отвернется. Вероятно, так же рассудила для себя и мисс Джелена Мендес, когда решилась на дерзкий побег из богатого дома, где не была счастлива. Вероятно, любая женщина решила бы так же. Но попадать в такое болото Эйвери не хочет. Есть вещи, которые никогда не должны становиться явью. Предательство близких?— одна из них.?— Давай не будем выяснять? —?предлагает Эйвери.Гарри смеется и снова целует её, скользя языком по губам. Эйвери думает, что обязательно скажет ему о ребёнке. Дайте только убедиться самой.